Неточные совпадения
Тарас уже
видел то по движенью и шуму в городе и расторопно хлопотал, строил, раздавал приказы и наказы, уставил в три таборы курени, обнесши их возами в виде крепостей, — род
битвы, в которой бывали непобедимы запорожцы; двум куреням повелел забраться в засаду: убил часть поля острыми кольями, изломанным оружием, обломками копьев, чтобы при случае нагнать туда неприятельскую конницу.
Бешеную негу и упоенье он
видел в
битве: что-то пиршественное зрелось ему в те минуты, когда разгорится у человека голова, в глазах все мелькает и мешается, летят головы, с громом падают на землю кони, а он несется, как пьяный, в свисте пуль в сабельном блеске, и наносит всем удары, и не слышит нанесенных.
Вода сбыла, и мостовая
Открылась, и Евгений мой
Спешит, душою замирая,
В надежде, страхе и тоске
К едва смирившейся реке.
Но, торжеством победы полны,
Еще кипели злобно волны,
Как бы под ними тлел огонь,
Еще их пена покрывала,
И тяжело Нева дышала,
Как с
битвы прибежавший конь.
Евгений смотрит:
видит лодку;
Он к ней бежит, как на находку;
Он перевозчика зовет —
И перевозчик беззаботный
Его за гривенник охотно
Чрез волны страшные везет.
Уж близок полдень. Жар пылает.
Как пахарь,
битва отдыхает.
Кой-где гарцуют казаки.
Равняясь, строятся полки.
Молчит музыка боевая.
На холмах пушки, присмирев,
Прервали свой голодный рев.
И се — равнину оглашая,
Далече грянуло ура:
Полки
увидели Петра.
Сражение младшего Кира с братом своим Артарксерксом, его смерть в этой
битве, возвращение десяти тысяч греков под враждебным наблюдением многочисленного персидского воинства, греческая фаланга, дорийские пляски, беспрестанные
битвы с варварами и, наконец, море — путь возвращения в Грецию, — которое с таким восторгом
увидело храброе воинство, восклицая: «Фалатта! фалатта!» — все это так сжилось со мною, что я и теперь помню все с совершенной ясностью.
— Спасибо, князь, спасибо тебе! А коли уж на то пошло, то дай мне разом высказать, что у меня на душе. Ты, я
вижу, не брезгаешь мной. Дозволь же мне, князь, теперь, перед
битвой, по древнему христианскому обычаю, побрататься с тобой! Вот и вся моя просьба; не возьми ее во гнев, князь. Если бы знал я наверно, что доведется нам еще долгое время жить вместе, я б не просил тебя; уж помнил бы, что тебе непригоже быть моим названым братом; а теперь…
Забыл Серебряный и
битву и татар, не
видит он, как Басманов гонит нехристей, как Перстень с разбойниками перенимают бегущих;
видит только, что конь волочит по полю его названого брата. И вскочил Серебряный в седло, поскакал за конем и, поймав его за узду, спрянул на землю и высвободил Максима из стремени.
— Царевич, — сказал он,
видя, что станичники уже принялись грабить мертвых и ловить разбежавшихся коней, —
битва кончена, все твои злодеи полегли, один Малюта ушел, да я чаю, и ему несдобровать, когда царь велит сыскать его!
Он
видит старой
битвы поле.
— А
видите — сошёл на землю и смотрит, как люди исполнили его благие заветы. Идёт полем
битвы, вокруг
видит убитых людей, развалины домов, пожар, грабежи…
Они ринулись было в борьбу за принцип, но проиграли одну
битву, другую, третью, четвертую, — и
увидели, что бороться долее невозможно.
Он мог читать мысли других людей;
видел в вещах всю их историю; большие вязы в больничном саду рассказывали ему целые легенды из пережитого; здание, действительно построенное довольно давно, он считал постройкой Петра Великого и был уверен, что царь жил в нем в эпоху Полтавской
битвы.
Вы
видели, как плакал весь народ,
Вы слышали тяжелые рыданья!
Какие слезы! Боже! Прав Кузьма:
С таким народом можно дело делать
Великое. Взгляните, эти слезы —
Не хныканье старух и стариков;
В них сила страшная; омывшись ими,
Народ готов на подвиг. Хоть на
битвуВеди его, хоть в монастырь честной,
Хоть на небо.
Марфа стояла на стене, смотрела на
битвы и держала в руке хоругвь отечества; иногда,
видя отступление новогородцев, она грозно восклицала и махом святой хоругви обращала воинов в
битву.
Он вышел из
битвы с хоругвию отечества, с телом Мирослава, обагренный кровию бесчисленных врагов и собственною, собрал остатки храбрых людей житых, дружины великодушных и в самом бедствии казался грозным Иоанну — враги
видели нас еще не мертвых и стояли неподвижно.
Везде являлись граждане в шлемах и в латах; старцы сидели на великой площади и рассказывали о
битвах юношам неопытным, которые вокруг их толпились, и еще в первый раз
видели на себе доспехи блестящие.
Не мы, о россияне несчастные, но всегда любезные нам братья! не мы, но вы нас оставили, когда пали на колена пред гордым ханом и требовали цепей для спасения поносной жизни, [Поносная жизнь — то есть позорная.] когда свирепый Батый,
видя свободу единого Новаграда, как яростный лев, устремился растерзать его смелых граждан, когда отцы наши, готовясь к славной
битве, острили мечи на стенах своих — без робости: ибо знали, что умрут, а не будут рабами!..
Войско Иоанново встретило новогородцев…
Битва продолжалась три часа, она была чудесным усилием храбрости… Но Марфа
увидела наконец хоругвь отечества в руках Иоаннова оруженосца, знамя дружины великодушных — в руках Холмского,
увидела поражение своих, воскликнула: «Совершилось!», прижала любезную дочь к сердцу, взглянула на лобное место, на образ Вадимов — и тихими шагами пошла в дом свой, опираясь на плечо Ксении. Никогда не казалась она величественнее и спокойнее.
— Понятны мне грустные звуки, вырывающиеся из души Иоанна; его пламенный нрав не умел ждать; но не прав он; разве не при нем уже началась
битва, на которую ангел звал вранов пожирать трупы сильных, и он, некогда склонявший главу на грудь Его, уже
видел потрясенный Рим — словом евангелия?
Шишков не был увлечен и обольщен блистательным успехом трагедии Озерова «Дмитрий Донской». Он превозносил преувеличенными похвалами «Эдипа в Афинах» и даже «Фингала», но ожесточенно нападал на «Дмитрия Донского». Шишков принимал за личную обиду искажение характера славного героя Куликовской
битвы, искажение старинных нравов, русской истории и высокого слога. Всего более сердили его слова Донского, которыми он описывает, как
увидел в первый раз Ксению в церкви...
Он во всем
видел только прекрасное и рисовал только поэтические стороны: прелесть роскошного пира, стройность колонн, идущих в
битву, грандиозность падающей лавины, «благоухание словесного елея», пролившегося на него с какой-то «высоты духовной», и пр. и пр.
«Я требую, — писал в 1874 году известный немецкий хирург Лангенбек, — чтобы всякий врач, призванный на поле сражения, обладал оперативною техникою настолько же в совершенстве, насколько боевые солдаты владеют военным оружием…» Кому, действительно, может прийти в голову послать в
битву солдат, которые никогда не держали в руках ружья, а только
видели, как стреляют другие? А между тем врачи повсюду идут не только на поле сражения, а и вообще в жизнь неловкими рекрутами, не знающими, как взяться за оружие.
Как же смогли б вы, Эней, защитить, вопреки и бессмертным,
Трою высокую, если теперь ниспослать вам победу
Хочет сам Зевс, а вы лишь трепещете, стоя без
битвы?
Видел когда-то других я людей, — только собственной силе,
Собственной смелости духа и мощи они доверяли…
Если редактор «Petersbourger Zeitung» [«Петербургская газета» (нем.).] удивил некогда людей, съездив в Берлин для того, чтобы
видеть Бисмарка и «поцеловать рыжую кобылу», на которой тот был в
битве, то наши дамы не уступали этому редактору в чувстве достоинства, и… сивый мерин тоже дождался такой же ласки, и притом не от мужчины…
— Есть оружие острее всех мечей, убийственнее ружей и пушек, — это любовь к отчизне, а мы с тобою и Ричардом не имеем в ней недостатка. Падете вы оба, я сама явлюсь на поле
битвы. Будет рука моя слаба, чтобы поражать врагов, поведу, по крайней мере, своих воинов против притеснителей моей отчизны и одушевлю их собственным примером. Не в первый раз Польша
видела своих дочерей во главе полков!
У садовой калитки ополчение сделало привал; но, ревнуя скорее стяжать лавровый венец, после мгновенного отдыха двинулось вперед к месту
битвы с возгласом: «Плен или смерть обезьяне герцога курляндского!» Но каково было общее изумление! Лишь только обезьяна при свете фонаря
увидела Щурхова, она жалобно возопила...
— Братья-товарищи! — начал он зычным голосом. — Знаю я труды ваши, ведаю доблесть вашу,
видел ее в
битвах, где, кажется, не бывал в задних рядах…
Наполеон
видел и невыгодное расположение союзной армии, и намерение ее обойти его правый фланг, чтобы отрезать ему дорогу на Вену и отделить от остальных полков, расквартированных в окрестностях этого города; поэтому он был почти уверен в победе и накануне
битвы велел объявить по армии следующее воззвание: «Позиции, занимаемые нашими — страшны; и в то же время, как русские будут идти в обход моего правого фланга, они мне подставят свой фланг.
Дорогой, даже в облаках, надо мной носившихся,
видел я одни картины
битвы.
Когда Вольдемар привел драгунские полки к месту
битвы, он стал поблизости ее на холму, откуда можно ему было все
видеть, что в ней происходило.
Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле
битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна,
увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
Войска Лаилиэ храбро дерутся, но Лаилиэ, бывший прежде Асархадоном,
видит, что враги, как муравьи, сбегаются с гор, затопляют долину и одолевают его войска, и бросается на своей колеснице в середину
битвы, колет и рубит врагов.
Тот наш, кто первый в бой летит
На гибель супостата,
Кто слабость падшего щадит
И грозно мстит за брата;
Он взором жизнь даёт полкам;
Он махом мощной длани
Их мчит во сретенье врагам,
В средину шумной брани;
Ему веселье
битвы глас,
Спокоен под громами:
Он свой последний
видит час
Бесстрашными очами.