Неточные совпадения
— Разве я не знаю… Что же, ты
видел эту… ну,
мачеху свою?
Румяна и бела собою была молодая жена; только так страшно взглянула на свою падчерицу, что та вскрикнула, ее
увидевши; и хоть бы слово во весь день сказала суровая
мачеха.
В одну ночь
увидела она
мачеху свою возле пруда, напала на нее и с криком утащила в воду.
Матвей,
видя, что по щекам
мачехи льются слёзы, тихонько толкнул её в бок...
Деревянная ложка в руке Палаги дрожала, лицо её покрылось красными пятнами. Все за столом не глядели друг на друга. Матвей ясно
видел, что все знают какую-то тайну. Ему хотелось ободрить
мачеху, он дважды погладил её колено, а она доверчиво прижалась к нему.
Матвей сидел обок с
мачехой, заглядывая в глаза её, полно налитые слезами и напоминавшие ему фиалки и весенние голубые колокольчики, окроплённые росой. Она дичилась его, прикрывала глаза опухшими ресницами и отодвигалась.
Видя, что она боится чего-то, он тихонько шепнул ей...
Каждый раз, когда ему случалось
видеть жёлто-розовые плечи
мачехи или её ноги, стройные и крепкие, его охватывал сладкий и стыдный трепет, и он поспешно отходил прочь от неё, всегда покорной, всем ласково улыбавшейся, молчаливой и незаметной.
Он провел в Италии пять лет, учился по мастерским Фарнези, Ависа, Гардуччи и, возвратясь,
увидел хорошенькую молодую
мачеху, с которой завязалась у него дружба, а дружба перешла в любовь.
И сразу переродили меня женщины театра, вернув мне те манеры, которые были приобретены в дамском обществе двух тетенек, младших сестер моей
мачехи, только что кончивших Смольный, и бабушки-сенаторши. Самого сенатора, опального вельможу, сослуживца и друга Сперанского, я уже не застал в живых. С тех пор как я ушел от них, за шесть лет, кроме семьи коневода, я несколько дней
видел близко только одну женщину — кухарку разбойничьей ватаги атамана Ваняги Орлова, да и та была глухонемая.
— Жорж, дорогой мой, я погибаю! — сказала она по-французски, быстро опускаясь перед Орловым и кладя голову ему на колени. — Я измучилась, утомилась и не могу больше, не могу… В детстве ненавистная, развратная
мачеха, потом муж, а теперь вы… вы… Вы на мою безумную любовь отвечаете иронией и холодом… И эта страшная, наглая горничная! — продолжала она, рыдая. — Да, да, я
вижу: я вам не жена, не друг, а женщина, которую вы не уважаете за то, что она стала вашею любовницей… Я убью себя!
Я знаю Алвареца, дочь его
И
мачеху… но есть еще Фернандо,
Который в доме их воспитан…
Он молодец… я
видел, как в арене
Пред ним ужасный буйвол упадал. —
Его ты не подкупишь… и не так-то
Легко с ним будет справиться.
(Фернандо входит. Д<онна> Мария не
видит его, выходит в дверь. Эмилия из-под мантельи, следуя за
мачехой, роняет записку. Фернандо, глядевший вслед за нею, подымает.)
Вместо сурового лица
мачехи, ее крикливого голоса, она
видит добродушное, приятное лицо старушки, своей благодетельницы, слышит ее ласковую, тихую речь, которая так отрадно веет на душу.