Неточные совпадения
Они равно хорошо учатся и из математики, и из
истории, сочиняют, чертят, рисуют и языки знают, и все — счастливцы! Их все
уважают, они так гордо смотрят, так покойно спят, всегда одинаковы.
— Чтобы толковать о таких исторических событиях, как основание национальности, надо прежде всего понимать, что это значит, — строго отчеканил он в назидание. — Я, впрочем, не придаю всем этим бабьим сказкам важности, да и вообще всемирную
историю не весьма
уважаю, — прибавил он вдруг небрежно, обращаясь уже ко всем вообще.
— Да, всемирную
историю. Изучение ряда глупостей человеческих, и только. Я
уважаю одну математику и естественные, — сфорсил Коля и мельком глянул на Алешу: его только одного мнения он здесь и боялся.
И, поглядывая в книгу, он излагал содержание следующего урока добросовестно, обстоятельно и сухо. Мы знали, что в совете он так же обстоятельно излагал свое мнение. Оно было всегда снисходительно и непоколебимо. Мы его
уважали, как человека, и добросовестно готовили ему уроки, но
история представлялась нам предметом изрядно скучным. Через некоторое время так же честно и справедливо он взвесил свою педагогическую работу, — поставил себе неодобрительный балл и переменил род занятий.
Лаврецкий начал уверять Лизу, что ему это и в голову не приходило, что он глубоко
уважает всякие убеждения; потом он пустился толковать о религии, о ее значении в
истории человечества, о значении христианства…
— Вы всё со мной согласны! даже тошно становится, — заметил Фома. — Скажу вам откровенно, Павел Семеныч, — продолжал он после некоторого молчания, снова обращаясь к Обноскину, — если я и
уважаю за что бессмертного Карамзина, то это не за
историю, не за «Марфу Посадницу», не за «Старую и новую Россию», а именно за то, что он написал «Фрола Силина»: это высокий эпос! это произведение чисто народное и не умрет во веки веков! Высочайший эпос!
Вообще по всему можно было видеть, что фельдмаршал считал своего директора за человека необыкновенного, которого надо было
уважать; но тем не менее это не помешало им разойтись довольно смешно и, так сказать, анекдотически. Поводом к этому послужило их несогласие в оригинальном вопросе о самоварах, которым Иван Фомич Самбурский надумал дать государственную роль в
истории.
Андрей Николаевич был, видимо, огорчен этой
историей. Он боялся всяких «
историй» в кают-компании и умел вовремя прекращать их своим вмешательством, причем влиял своим нравственным авторитетом честного и доброго человека, которого
уважали в кают-компании. До сих пор все шло хорошо… и вдруг ссора.
Легкая форма его бесед, с тонкою критикою
истории культуры, зароняла во мне мысль, что жизнь современного общества, которая делалась доступною моему ведению, идет не по тому течению, которое может вывесть человечество к идеалу. Идеал этот представляло мне христианство, которое все будто бы
уважают, но к которому, однако, никто сильно и искренно не стремится. Что это за ложь? как повернуть, чтобы это пошло иначе?
На экзаменах строгих профессоров боялись, но
уважали. Самым строгим считался анатом Аристов, и никто бы не осмелился сделать ему „
историю“ за тройку вместо четверки.