Неточные совпадения
— Интересуюсь понять намеренность студентов, которые
убивают верных
слуг царя, единственного защитника народа, — говорил он пискливым, вздрагивающим голосом и жалобно, хотя, видимо, желал говорить гневно. Он мял в руках туго накрахмаленный колпак, издавна пьяные глаза его плавали в желтых слезах, точно ягоды крыжовника в патоке.
А американец или англичанин какой-нибудь съездит, с толпой
слуг, дикарей, с ружьями, с палаткой, куда-нибудь в горы,
убьет медведя — и весь свет знает и кричит о нем!
Верите ли, господа, не то, не то меня мучило больше всего в эту ночь, что я старика
слугу убил и что грозила Сибирь, и еще когда? — когда увенчалась любовь моя и небо открылось мне снова!
Нет, если мы уж так расчетливы и жестокосерды, то не лучше ли бы было, соскочив, просто огорошить поверженного
слугу тем же самым пестом еще и еще раз по голове, чтоб уж
убить его окончательно и, искоренив свидетеля, снять с сердца всякую заботу?
— А как бы я не ввязался-с? Да я и не ввязывался вовсе, если хотите знать в полной точности-с. Я с самого начала все молчал, возражать не смея, а они сами определили мне своим
слугой Личардой при них состоять. Только и знают с тех пор одно слово: «
Убью тебя, шельму, если пропустишь!» Наверно полагаю, сударь, что со мной завтра длинная падучая приключится.
Видите ли, господа присяжные заседатели, в доме Федора Павловича в ночь преступления было и перебывало пять человек: во-первых, сам Федор Павлович, но ведь не он же
убил себя, это ясно; во-вторых,
слуга его Григорий, но ведь того самого чуть не
убили, в-третьих, жена Григория, служанка Марфа Игнатьевна, но представить ее убийцей своего барина просто стыдно.
После того как Григорий описал сцену за столом, когда ворвался Дмитрий Федорович и избил отца, угрожая воротиться
убить его, — мрачное впечатление пронеслось по зале, тем более что старый
слуга рассказывал спокойно, без лишних слов, своеобразным языком, а вышло страшно красноречиво.
— Не надоест же человеку! С глазу на глаз сидим, чего бы, кажется, друг-то друга морочить, комедь играть? Али все еще свалить на одного меня хотите, мне же в глаза? Вы
убили, вы главный убивец и есть, а я только вашим приспешником был,
слугой Личардой верным, и по слову вашему дело это и совершил.
А вот именно потому и сделали, что нам горько стало, что мы человека
убили, старого
слугу, а потому в досаде, с проклятием и отбросили пестик, как оружие убийства, иначе быть не могло, для чего же его было бросать с такого размаху?
Наконец представлено возвращение его к отцу; добрый старик в том же колпаке и шлафорке выбегает к нему навстречу: блудный сын стоит на коленах, в перспективе повар
убивает упитанного тельца, и старший брат вопрошает
слуг о причине таковой радости.
Кличет воевода верного
слугу,
Храброго Иванушку-Воина:
— Подь-ка, Иванко,
убей старика,
Старчища Мирона кичливого!
Когда ж он пришел к тебе просить суда на Вяземского, ты заставил их биться себе на потеху, чая, что Вяземский
убьет старого
слугу твоего.
— Вы меня ударили, — сказал Гез. — Вы все время оскорбляли меня. Вы дали мне понять, что я вас ограбил. Вы держали себя так, как будто я ваш
слуга. Вы сели мне на шею, а теперь пытались
убить. Я вас не трону. Я мог бы заковать вас и бросить в трюм, но не сделаю этого. Вы немедленно покинете судно. Не головой вниз — я не так жесток, как болтают обо мне разные дураки. Вам дадут шлюпку и весла. Но я больше не хочу видеть вас здесь.
— Ну, Митрий Андреич, спаси тебя Бог. Кунаки будем. Теперь приходи к нам когда. Хоть и не богатые мы люди, а всё кунака угостим. Я и матушке прикажу, коли чего нужно: каймаку или винограду. А коли на кордон придешь, я тебе
слуга, на охоту, за реку ли, куда хочешь. Вот намедни не знал: какого кабана
убил! Так по казакам роздал, а то бы тебе принес.
Хорошо, если ударят меня, а если женщину обидят, или ребенка тронут, или наедет поганый да начнет грабить и
убивать твоих, Господи,
слуг?
Но если ты
убьешь меня,
То всё-таки Эмилию нельзя
Спасти. Тебя не выпустят
Отсюда
слуги — так пусти ж меня!
Я закричу…
Служил как следует, сколько раз его могли
убить и изувечить, а другой, может быть, и изувечен, а между тем, война кончится, состав войск введется на мирное положение, и тысячи этих отставных
слуг отечества идут в заштат.
Это, может быть, знает один только бог, темные ночи да я их доверенный
слуга Ольге Николавне за то, что они свою бабушку за всю их любовь разогорчили и, можно сказать,
убили, не дал тоже бог счастья в их семейной жизни.
«
Убил,
убил напрасно я верного
слугу,
Вкушать веселье ныне я боле не могу...
Когда в третий раз царь набрал полную чашу и стал подносить ее к губам, сокол опять разлил ее. Царь рассердился и, со всего размаха ударив сокола об камень,
убил его. Тут подъехали царские
слуги, и один из них побежал вверх к роднику, чтобы найти побольше воды и скорее набрать полную чашу. Только и
слуга не принес воды; он вернулся с пустой чашкой и сказал: «Ту воду нельзя пить: в роднике змея, и она выпустила свой яд в воду. Хорошо, что сокол разлил воду. Если бы ты выпил этой воды, ты бы умер».
И Христос знал это и предсказывал своим ученикам, что за то, что они будут следовать его учению, их будут предавать на мучения и
убивать и что мир будет их ненавидеть, как он ненавидел его, потому что они будут не
слугами мира, а
слугами отца.
За то, что я верный раб, я крепостной
слуга, не наемщик скаредный, не за деньги тебе служил, а за побои, потому что я правду говорил, и говорил я тебе, что я тебя переживу, и я тебя пережил, пережил, и я на суд с тобой стану, и ты мне поклонишься и скажешь: «прости меня, Сид», и я тебя тогда прощу, потому что я верный раб, а не наемщик, а теперь ты лежи, когда тебя бог
убил, лежи и слушай.
— Я твой
слуга, ты моя кукона и благодетельница; поишь, кормишь, одеваешь меня… Разве только
убить себя велишь, тогда тебя не послушаю. Да из какой же беды хочешь себя исковеркать?
Да еще и
убивали вернопреданных
слуг королевских, а злодеев спустили с тягчайших цепов, которые их сдерживали, прямо на волю.
Как возгóворил православный царь:
«Отвечай мне по правде, по совести,
Вольной волею или нехотя,
Ты
убил на смерть мово верного
слугу,
Мово лучшего бойца Кирибеевича...