Неточные совпадения
— Да кто его презирает? — возразил Базаров. — А я все-таки скажу, что человек, который всю свою жизнь поставил на карту женской
любви и, когда ему эту карту
убили, раскис и опустился до того, что ни на что не стал способен, этакой человек — не мужчина, не самец. Ты говоришь, что он несчастлив: тебе лучше знать; но дурь из него не вся вышла. Я уверен, что он не шутя воображает
себя дельным человеком, потому что читает Галиньяшку и раз
в месяц избавит мужика от экзекуции.
— Ну и решился
убить себя. Зачем было оставаться жить: это само
собой в вопрос вскакивало. Явился ее прежний, бесспорный, ее обидчик, но прискакавший с
любовью после пяти лет завершить законным браком обиду. Ну и понял, что все для меня пропало… А сзади позор, и вот эта кровь, кровь Григория… Зачем же жить? Ну и пошел выкупать заложенные пистолеты, чтобы зарядить и к рассвету
себе пулю
в башку всадить…
Бесправное, оно подрывает доверие к праву; темное и ложное
в своей основе, оно гонит прочь всякий луч истины; бессмысленное и капризное, оно
убивает здравый смысл и всякую способость к разумной, целесообразной деятельности; грубое и гнетущее, оно разрушает все связи
любви и доверенности, уничтожает даже доверие к самому
себе и отучает от честной, открытой деятельности.
— Ну так воля твоя, — он решит
в его пользу. Граф, говорят,
в пятнадцати шагах пулю
в пулю так и сажает, а для тебя, как нарочно, и промахнется! Положим даже, что суд божий и попустил бы такую неловкость и несправедливость: ты бы как-нибудь ненарочно и
убил его — что ж толку? разве ты этим воротил бы
любовь красавицы? Нет, она бы тебя возненавидела, да притом тебя бы отдали
в солдаты… А главное, ты бы на другой же день стал рвать на
себе волосы с отчаяния и тотчас охладел бы к своей возлюбленной…
— Жорж, дорогой мой, я погибаю! — сказала она по-французски, быстро опускаясь перед Орловым и кладя голову ему на колени. — Я измучилась, утомилась и не могу больше, не могу…
В детстве ненавистная, развратная мачеха, потом муж, а теперь вы… вы… Вы на мою безумную
любовь отвечаете иронией и холодом… И эта страшная, наглая горничная! — продолжала она, рыдая. — Да, да, я вижу: я вам не жена, не друг, а женщина, которую вы не уважаете за то, что она стала вашею любовницей… Я
убью себя!
— А так, — прославьтесь на каком-нибудь поприще: ученом, что ли, служебном, литературном, что и я, грешный, хотел сделать после своей несчастной
любви, но чего, конечно, не сделал: пусть княгиня, слыша о вашей славе, мучится, страдает, что какого человека она разлюбила и не сумела сберечь его для
себя: это месть еще человеческая; но ведь ваша братья мужья обыкновенно
в этих случаях вызывают своих соперников на дуэль, чтобы
убить их, то есть как-то физически стараются их уничтожить!
Но, быть может, то особенное, что она носит
в душе, — безграничная
любовь, безграничная готовность к подвигу, безграничное пренебрежение к
себе? Ведь она действительно не виновата, что ей не дали сделать всего, что она могла и хотела, —
убили ее на пороге храма, у подножия жертвенника.
— Я способен
убить этого человека! Он с первого раза показался мне ненавистен, — вскричал он задыхающимся голосом и
в эту минуту действительно забыл свою
любовь, забыл самого
себя. Он видел только несчастную жертву, которую надобно было спасти.
Он привез на гривенник нового и, вмешавшись «умно», а не как Чацкий «глупо»,
в любовь Ленского и Ольги и
убив Ленского, увез с
собой не «мильон», а на «гривенник» же и терзаний!
Чеглов. А мое дело не допустить тебя ни до чего… ни до иоты… Скрываться теперь нечего, и она, бедная, даже не желает того. Тут, видит бог, не только что тени какого-нибудь насилья, за которое я
убил бы
себя, но даже простой хитрости не было употреблено, а было делом одной только
любви: будь твоя жена барыня, крестьянка, купчиха, герцогиня, все равно… И если
в тебе оскорблено чувство
любви, чувство ревности, вытянем тогда друг друга на барьер и станем стреляться: другого выхода я не вижу из нашего положения.
Нет, это действительно интересный факт, и я не понимаю, как мог я забыть его. Вам, гг. эксперты, это может показаться мальчишеством, детской выходкой, не имеющей серьезного значения, но это неправда. Это, гг. эксперты, была жестокая битва, и победа
в ней недешево досталась мне. Ставкою была моя жизнь. Струсь я, поверни назад, окажись неспособным к
любви — я
убил бы
себя. Это было решено, я помню.
Никто не останавливался над тем, чтт это за женщина и стоила ли она такого жертвоприношения. Все равно! И что это была за
любовь — на чем она зиждилась? Все началось точно с детской, точно «
в мужа с женою играли», — потом расстались, и она, по своей малосодержательности, быть может, счастлива, мужа ласкает и рождает детей, — а он хранит какой-то клочок и
убивает себя за него… Это все равно! Он — то хорош, он всем интересен! О нем как-то легко и приятно плакать.
«Да, очень может быть, завтра
убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал
в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей
любви к ней; вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и
себя, и он
в нервично-размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы,
в которой он стоял c Несвицким, и стал ходить перед домом.
О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков!» И Ростов, для того, чтобы живо представить
себе свою
любовь и преданность государю, представлял
себе врага или обманщика-немца, которого он с наслаждением не только
убивал, но по щекам бил
в глазах государя.