Неточные совпадения
Я подбегу,
убью одного
француза, другого и спасаю брата.
— Постойте, детушки! — перервал сержант. — Эк у вас руки-то расходились!
Убить недолго. Ну, если его в самом деле ограбили
французы?..
Убить просто
француза — казалось для русского крестьянина уже делом слишком обыкновенным; все роды смертей, одна другой ужаснее, ожидали несчастных неприятельских солдат, захваченных вооруженными толпами крестьян, которые, делаясь час от часу отважнее, стали наконец нападать на сильные отряды фуражиров и нередко оставались победителями.
— Да. Это было бы слишком нерасчетисто: оставить живым
француза, а
убить, может быть, русского. Вчера я слышал ваш разговор с этим самохвалом: вы не полуфранцуз, а русской в душе. Вы только чересчур чувствительны; да это пройдет.
Стараться истреблять всеми способами неприятеля,
убивать до тех пор, пока не
убьют самого, — вот в чем состоит народная война и вот чего добиваются Наполеон и его
французы.
Прошло два месяца после того, как Ашанин оставил Кохинхину, унося в своем сердце отвращение к войне и к тому холодному бессердечью, с каким относились
французы к анамитам, — этим полудикарям, не желавшим видеть в чужих пришлых людях друзей и спасителей, тем более что эти «друзья», озверевшие от войны, жгли деревни, уничтожали города и
убивали людей. И все это называлось цивилизацией, внесением света к дикарям.
А завтра меня
убьют, и придут
французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом».
Что англичане
убили еще тысячу китайцев за то, что китайцы ничего не покупают на деньги, а их край поглощает звонкую монету, что
французы убили еще тысячу кабилов за то, что хлеб хорошо родится в Африке и что постоянная война полезна для формирования войск, что турецкий посланник в Неаполе не может быть жид и что император Наполеон гуляет пешком в Plombières и печатно уверяет народ, что он царствует только по воле всего народа, — это всё слова, скрывающие или показывающий давно известное; но событие, происшедшее в Люцерне 7 июля, мне кажется совершенно ново, странно и относится не к вечным дурным сторонам человеческой природы, но к известной эпохе развития общества.
Солдаты французской армии шли
убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия:
французы, итальянцы, немцы, поляки — голодные, оборванные и измученные походом, в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tiré et qu’il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его
убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
2-го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде,
убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак смеясь рассказал товарищам, как он чуть не попался
французам. Хорунжий, услыхав этот разсказ, сообщил его командиру.
Тот спас знамя, тот
убил пять
французов, тот один заряжал пять пушек.
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованною землей,
французы убивали друг друга за провиант, грабили свои же магазины и, когда всё было разграблено, побежали дальше.
Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор
убил одного
француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера.
Вдруг дипломаты и монархи чуть было не поссорились; они уже готовы были опять велеть своим войскам
убивать друг друга; но в это время Наполеон с батальоном приехал во Францию, и
французы, ненавидевшие его, тотчас же все ему покорились.
А завтра меня
убьет — и не
француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут
французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
— Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих
французов убил, — сказал он, — такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, — продолжал Петя.