Неточные совпадения
А между тем
дело было гораздо проще и произошло крайне естественно: у супруги Ипполита Кирилловича другой
день как болели зубы, и ему надо же было куда-нибудь
убежать от ее стонов; врач же уже
по существу
своему не мог быть вечером нигде иначе как за картами.
Вечером ей стало невыносимо скучно в ожидании завтрашнего
дня. Она одиноко сидела в той самой аллее, где произошло признание, и вдруг ей пришло на мысль пойти к Семигорову. Она дошла до самой его усадьбы, но войти не решилась, а только заглянула в окно. Он некоторое время ходил в волнении
по комнате, но потом сел к письменному столу и начал писать. Ей сделалось совестно
своей нескромности, и она
убежала.
— Долго-с; и все одним измором его, врага этакого, брал, потому что он другого ничего не боится: вначале я и до тысячи поклонов ударял и
дня по четыре ничего не вкушал и воды не пил, а потом он понял, что ему со мною спорить не ровно, и оробел, и слаб стал: чуть увидит, что я горшочек пищи
своей за окно выброшу и берусь за четки, чтобы поклоны считать, он уже понимает, что я не шучу и опять простираюсь на подвиг, и
убежит. Ужасно ведь, как он боится, чтобы человека к отраде упования не привести.
Наверное, я и
убежал бы куда-то, но на Пасхальной неделе, когда часть мастеров уехала домой, в
свои села, а оставшиеся пьянствовали, — гуляя в солнечный
день по полю над Окой, я встретил моего хозяина, племянника бабушки.
Лесута-Храпунов, как человек придворный, снес терпеливо эту обиду, нанесенную родовым дворянам; но когда, несмотря на все его просьбы, ему,
по званию стряпчего с ключом, не дозволили нести царский платок и рукавицы при обряде коронования, то он, забыв все благоразумие и осторожность, приличные старому царедворцу,
убежал из царских палат, заперся один в
своей комнате и, наговоря шепотом много обидных речей насчет нового правительства, уехал на другой
день восвояси, рассказывать соседям о блаженной памяти царе Феодоре Иоанновиче и о том, как он изволил жаловать
своею царскою милостию ближнего
своего стряпчего с ключом Лесуту-Храпунова.
— Ну, и братию монашескую начал казнить немилостиво. Кому голову отрубит, кого в воду бросит. Из всего монашеского состава спасся один старец Мисаил. Он
убежал в болото и три
дня просидел в воде
по горло. Искали, искали и никак не могли сыскать… Господь сохранил блаженного человека, а он в память о чуде и поставил обитель Нечаянные Радости. А царь Иван Грозный сделал в Бобыльскую обитель большой вклад на вечный помин
своей царской души.
Очень мил этот юноша свежий!
Меток на слово, в
деле удал,
Он уж был на охоте медвежьей,
И медведь ему ребра помял,
Но Сережа осилил медведя.
Кстати тут он узнал и друзей:
Убежали и Миша и Федя,
Не бежал только егерь — Корней.
Это в нем скептицизм породило:
«Люди — свиньи!» — Сережа решил
И по-своему метко и мило
Всех знакомых
своих окрестил.
Кто больше человек и кто больше варвар: тот ли лорд, который, увидав затасканное платье певца, с злобой
убежал из-за стола, за его труды не дал ему мильонной доли
своего состояния и теперь, сытый, сидя в светлой покойной комнате, спокойно судит о
делах Китая, находя справедливыми совершаемые там убийства, или маленький певец, который, рискуя тюрьмой, с франком в кармане, двадцать лет, никому не делая вреда, ходит
по горам и долам, утешая людей
своим пением, которого оскорбили, чуть не вытолкали нынче и который, усталый, голодный, пристыженный, пошел спать куда-нибудь на гниющей соломе?