Неточные совпадения
— Лонгрен с дочерью одичали, а может, повредились в рассудке; вот человек рассказывает. Колдун был у них, так
понимать надо. Они ждут —
тетки, вам бы не прозевать! — заморского принца, да еще под красными парусами!
— Роль
тетки, наставницы, матери, как хотите назовите. Кстати, знаете ли, что я прежде хорошенько не
понимала вашей тесной дружбы с Аркадием Николаичем; я находила его довольно незначительным. Но теперь я его лучше узнала и убедилась, что он умен… А главное, он молод, молод… не то, что мы с вами, Евгений Васильич.
— Уехала в монастырь с Алиной Телепневой, к
тетке ее, игуменье. Ты знаешь: она
поняла, что у нее нет таланта для сцены. Это — хорошо. Но ей следует
понять, что у нее вообще никаких талантов нет. Тогда она перестанет смотреть на себя как на что-то исключительное и, может быть, выучится… уважать людей.
А природа ее ничем этим не обидела;
тетка не управляет деспотически ее волей и умом, и Ольга многое угадывает,
понимает сама, осторожно вглядывается в жизнь, вслушивается… между прочим, и в речи, советы своего друга…
— Что он
понимает, этот малыш, — сказал он с пренебрежением. Я в это время, сидя рядом с
теткой, сосредоточенно пил из блюдечка чай и думал про себя, что я все
понимаю не хуже его, что он вообще противный, а баки у него точно прилеплены к щекам. Вскоре я узнал, что этот неприятный мне «дядя» в Киеве резал лягушек и трупы, не нашел души и не верит «ни в бога, ни в чорта».
Варвара Павловна сама скоро
поняла, что от этой старухи толку не добьешься, и перестала заговаривать с нею; зато Марья Дмитриевна стала еще ласковей с своей гостьей; невежливость
тетки ее рассердила.
Странно, что С. Г. говорит о Каролине Карловне: «К. К. неожиданно нагрянула, пробыла несколько часов в Урике и теперь временно в Иркутске sans feu, ni lieu pour le moment». [Теперь ни кола, ни двора (без пристанища) (франц.).] Не
понимаю, каким образом
тетка так была принята, хоть она и не ожидала отверзтых объятий, как сама говорила в Ялуторовске…
— Н… нет, они не
поймут; они никог… да, ни… ког… да не
поймут.
Тетка Агния правду говорила. Есть, верно, в самом деле семьи, где еще меньше
понимают, чем в институте.
Она, например, не
понимала, что нас мало любят, а я
понимал это совершенно; оттого она была смелее и веселее меня и часто сама заговаривала с дедушкой, бабушкой и
теткой; ее и любили за то гораздо больше, чем меня, особенно дедушка; он даже иногда присылал за ней и подолгу держал у себя в горнице.
Только гораздо после я оценил вполне Софью Ивановну, но и тогда мне пришел в голову вопрос: почему Дмитрий, старавшийся
понимать любовь совершенно иначе, чем обыкновенно молодые люди, и имевший всегда перед глазами милую, любящую Софью Ивановну, вдруг страстно полюбил непонятную Любовь Сергеевну и только допускал, что в его
тетке есть тоже хорошие качества.
Тут его мысль остановилась на жалобах Любови. Он пошел тише, пораженный тем, что все люди, с которыми он близок и помногу говорит, — говорят с ним всегда о жизни. И отец, и
тетка, крестный, Любовь, Софья Павловна — все они или учат его
понимать жизнь, или жалуются на нее. Ему вспомнились слова о судьбе, сказанные стариком на пароходе, и много других замечаний о жизни, упреков ей и горьких жалоб на нее, которые он мельком слышал от разных людей.
— Вот что… Ты будешь —
Тетка…
Понимаешь?
Тетка!
Тетка ходила около его ног и, не
понимая, отчего это у нее такая тоска и отчего все так беспокоятся, и, стараясь
понять, следила за каждым его движением. Федор Тимофеич, редко покидавший свой матрасик, тоже вошел в спальню хозяина и стал тереться около его ног. Он встряхивал головой, как будто хотел вытряхнуть из нее тяжелые мысли, и подозрительно заглядывал под кровать.
Тетка, ничего не
понимая, подошла к его рукам; он поцеловал ее в голову и положил рядом с Федором Тимофеичем. Засим наступили потемки…
Тетка топталась по коту, царапала стенки чемодана и от ужаса не могла произнести ни звука, а чемодан покачивался, как на волнах, и дрожал…
Ничего не
понимая и виляя хвостом,
Тетка пошла за ним. Через минуту она уже сидела в санях около ног хозяина и слушала, как он, пожимаясь от холода и волнения, бормотал...
И по его щекам поползли вниз блестящие капельки, какие бывают на окнах во время дождя. Не
понимая, в чем дело,
Тетка и Федор Тимофеич жались к нему и с ужасом смотрели на гуся.
Ничего не разглядев в потемках и не
поняв,
Тетка почувствовала еще больший страх и проворчала...
Тетка не
понимала, что говорит хозяин, но по его лицу видела, что и он ждет чего-то ужасного. Она протянула морду к темному окну, в которое, как казалось ей, глядел кто-то чужой, и завыла.
Ничего еще не
понимая, последовал я за
теткой, — и, перешагнув порог гостиной, увидал отца, ходившего большими шагами взад и вперед и ерошившего хохол, Юшку в слезах у двери, а в углу, на стуле, моего крестного, Настасея Настасеича — с выражением какого-то особенного злорадства в раздутых ноздрях и загоревшихся, перекосившихся глазах.
Павел очень хорошо
понял причину нечаянного отъезда сестры: видно, она была у
тетки, а та передала ей по-своему все сплетни.
Константин. Коли правда, мне же лучше; я на тебе большие капиталы наживу. (Ерасту.) Ну, я теперь его
понял, мы с ним и едем. Что у вас с
теткой будет, извести!
Он был во власти злого желания говорить с ней резко, грубо, оскорблять её. Сегодня его возмущало её поведение: там, в комнатах, она не обращала на него внимания, точно не
понимая, что он приехал ради неё, к ней, а не к её безногому отцу и высушенной
тётке.
Предлагая этот вопрос, она внимательно посмотрела на
тетку, которая спокойно рассматривала товары и теперь с легким удивлением подняла взгляд на Басю. Умная еврейка
поняла, что
тетка ничего не знает. Она перевела иронический взгляд своих молодых глаз… Я сильно покраснел.
Бася продолжала хохотать.
Тетка с недоумением смотрела на происходящее,
понимая, что тут не отвлеченный спор, но еще не отдавая себе полного отчета в происходящем [На этом рукопись обрывается. (Прим ред.)].
Ему не хотелось совать руку под подушку, она казалась влажной и липкой, и он знал, что под нею не найдёт ключа, — отец носил ключ на поясе. Видя, как опасливо шмыгает
тётка носом, стараясь не глядеть в лицо Николая, он
понял, что она уже спрятала ключ, и снова спросил...
«Причина эта вот — мой кошелек:
Он пуст, как голова француза, — малость
Истратил я; но это мне урок —
Ценить дешевле ветреную шалость!»
И, притворясь печальным сколько мог,
Шалун склонился к
тетке, два-три раза
Вздохнул, чтоб удалась его проказа.
Тихонько ларчик отперев, она
Заботливо дорылася до дна
И вынула три беленьких бумажки.
И… вы легко
поймете радость Сашки.
— Милая! милая! — говорила тетя, вскрикивая, как в истерике. — Приехала наша настоящая хозяйка!
Пойми, ведь ты наша хозяйка, наша королева! Тут все твое! Милая, красавица, я не
тетка, а твоя послушная раба!
Тетка еще до нашего прихода выспросила искусно все у старика и
поняла, что это наше дело.
Встречает меня
тетка, и говорю я ей, как
понимать вашу записку?
В сущности, Лидинька не
понимала Стрешневой, да никогда и не задавалась мыслью
понять ее; но так как раз уже установилось между ними доброе знакомство, и так как Стрешнева оказывала ей некоторое внимание, всегда была очень мила и ласкова с нею, и наконец, так как она, благодаря себе и
тетке, была довольно хорошо и независимо поставлена в славнобубенском «обществе», то Лидинька и считала за лучшее сохранять с ней свои хорошие отношения и по-своему даже «любила» ее.
— Нет! Тысячу раз нет! Я не хочу лгать тебе, дедушка… Я приехала погадать у
тетки Лейлы… а тебя встретила ненароком. Но раз встретила, я уже не могу скрывать того, что волнует мне душу. Ты
понимаешь меня, дедушка-наиб?
Нельзя было не
понять, что отец не желает видеть меня, и поездка в аул Бестуди — своего рода ссылка. Мне стало больно и совестно. Однако я давно мечтала — вырваться из дому… Кто смог бы отказаться от соблазнительной, полной прелести поездки в родной аул, где мою мать знали ребенком, и каждый горец помнит юного красавца бек-Израэла, моего отца, где от зари до зари звучат веселые песни моей молодой
тетки Гуль-Гуль? Угрызения совести смолкли.
— Опять загалдела,
тетка… Ишь лопочет, мне и не
понять. Уж вы, барин, не извольте опосля с меня спрашивать… я по-ихнему не умею! — обращается Ворсунька к Володе. — Може, чего не хватит, я не ответчик… А барыня, маменька, значит, ваша, велела беречь белье.
Она так испугалась, что в первые минуты даже не
понимала хорошенько, о чем говорит
тетка Павла.
— Милый Василий Иваныч! — она взяла его за обе руки и отвела голову, чтобы не расплакаться. — Папа боится… и
тетка Павла также… вы
понимаете… Думают — что-нибудь эта дама насчет имений… вы
понимаете… Папу жалко… ему нужно продать.
Дает
понять, что
тетки — особенно Павла Захаровна — совсем обошли папу.
«
Тетка, — говорит Исмайлов, — должна была действовать на детей и на отца, а я против полковника, наблюдая за каждым его словом и поступком, как строгий цензор и как неумолимый критик». Но полковник нашел, что двух этих обязанностей духовному магистру еще мало, и начал этого «цензора и критика» нагло и беспощадно вымучивать. Воспитанный на семинарских хриях, Исмайлов отбивался очень неуклюже и
понимал опасности своего положения, а других эти турниры забавляли.
Старшая девочка, очевидно, все
понимает, вникает в наш разговор с
теткой.
Умная и хитрая Дарья Николаевна
поняла, что при женихе нельзя выдавать свои настоящие чувства к его
тетке, за которой она так усердно ухаживала и к которой всячески ластилась, а потому прозвище «превосходительной карги», сорвавшееся с языка молодой девушки несколько раз первые дни, не повторялось.
Инстинктом женщины Конкордия Васильевна
поняла, что перед ней человек, который уже несколько лет любит ее до обожания. Она даже припомнила бледного студента, которого она видела раз или два из своей кареты, выезжавшей со двора дома ее
тетки.
Молодая девушка не
понимала до сих пор поведения ее дяди, а вопрос
тетки окончательно озадачил и рассердил ее.
Несмотря на радушное отношение к ней дяди и
тетки, она
понимала, что последняя, из расчетливости, будет очень довольна, когда племянница уедет из их дома.
Из всех трех главных действующих лиц нашего правдивого повествования долго не спала эту ночь только Дарья Николаевна Иванова. Нравственная ломка, которую она совершила над собою при приеме
тетки своего жениха, вызвала целую бурю злобы в ее сердце. Она
понимала, кроме того, что начав эту игру, ей придется продолжать ее в будущем, начиная с завтрашнего дня, когда надо будет явиться к этой «превосходительной карге», как она мысленно продолжала называть Глафиру Петровну, на ее «проклятый обед».
Обязанность моя очень трудна и сложна, я
понимаю всю ее важность и потому, не жалея своих сил, стараюсь наилучшим образом исполнить ее; но одному это слишком трудно, и потому я пригласил себе в помощники А., тем более что двоюродный (брат) моей
тетки просил меня поместить его.
Когда он выздоравливал, к нему приходили друзья и мягко упрекали его, давали советы и говорили о вреде водки. А те из друзей, кого он оскорбил пьяный, переставали кланяться ему. Они
понимали, что он не хотел им зла, но они не желали натыкаться на неприятность. Так, в борьбе с самим собой, неизвестностью и одиночеством протекали угарные, чадные ночи и строго карающие светлые дни. И часто в пустой квартире гулко отдавались шаги
тетки, и на кровати слышался шепот, похожий на вздох...
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела
понять всё то, чтó было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в
тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.