Неточные совпадения
От него отделилась лодка, полная загорелых гребцов; среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила. Но тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль; смертельно боясь всего — ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи, — она вбежала по пояс в
теплое колыхание
волн, крича...
Тень листвы подобралась ближе к стволам, а Грэй все еще сидел в той же малоудобной позе. Все спало на девушке: спали темные волосы, спало платье и складки платья; даже трава поблизости ее тела, казалось, задремала в силу сочувствия. Когда впечатление стало полным, Грэй вошел в его
теплую подмывающую
волну и уплыл с ней. Давно уже Летика кричал: «Капитан, где вы?» — но капитан не слышал его.
Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волновалось и лоснилось под тихим дыханием
теплого ветерка, все — деревья, кусты и травы; повсюду нескончаемыми звонкими струйками заливались жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменными лугами, то молча перебегали по кочкам; красиво чернея в нежной зелени еще низких яровых хлебов, гуляли грачи; они пропадали во ржи, уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головы в дымчатых ее
волнах.
Со степи широкой
волною налетал ветер, вздымая на улицах прозрачные облака черноватой,
теплой пыли.
Было
тепло, тихо, только колеса весело расплескивали красноватую воду неширокой реки, посылая к берегам вспененные
волны, — они делали пароход еще более похожим на птицу с огромными крыльями.
Ночь была
теплая, но в садах тихо шумел свежий ветер, гоня по улице
волны сложных запахов.
Вере становилось
тепло в груди, легче на сердце. Она внутренно вставала на ноги, будто пробуждалась от сна, чувствуя, что в нее льется
волнами опять жизнь, что тихо, как друг, стучится мир в душу, что душу эту, как темный, запущенный храм, осветили огнями и наполнили опять молитвами и надеждами. Могила обращалась в цветник.
Летят… Из мерзлого окна
Не видно ничего,
Опасный гонит сон она,
Но не прогнать его!
Он волю женщины больной
Мгновенно покорил
И, как волшебник, в край иной
Ее переселил.
Тот край — он ей уже знаком, —
Как прежде неги полн,
И
теплым солнечным лучом
И сладким пеньем
волнЕе приветствовал, как друг…
Куда ни поглядит:
«Да, это — юг! да, это юг!» —
Всё взору говорит…
Пусть шумит вода, пусть плывут мимо лесистые, затянутые синеватой пленкой берега, пусть с неба льются
волны теплого света.
Палец об палец он, верно, не ударил, чтоб провести в жизни хоть одну свою сентенцию, а только, как бескрылая чайка, преспокойно сидит на
теплом песчаном бережку и с грустью покачивает головой, когда у ней перед носом борются и разрушаются на
волнах корабли.
И только Матвей просидел всю
теплую ночь, пока свет на лбу статуи не померк и заиграли отблески зари на
волнах, оставляемых бороздами возвращавшихся с долгой ночной работы пароходов…
Он любил этот миг, когда кажется, что в грудь голубою
волною хлынуло всё небо и по жилам трепетно текут лучи солнца, когда
тёплый синий туман застилает глаза, а тело, напоённое пряными ароматами земли, пронизано блаженным ощущением таяния — сладостным чувством кровного родства со всей землёй.
Понемногу я начал грести, так как океан изменился. Я мог определить юг. Неясно стал виден простор
волн; вдали над ними тронулась светлая лавина востока, устремив яркие копья наступающего огня, скрытого облаками. Они пронеслись мимо восходящего солнца, как паруса.
Волны начали блестеть;
теплый ветер боролся со свежестью; наконец утренние лучи согнали призрачный мир рассвета, и начался день.
Волны пения носились по храму вместе с дымом ладана, порой Илье казалось, что и он поднимается вверх, плавает в
тёплой, ласковой пустоте, теряя себя в ней.
Небо снова все покрылось тучами, и посыпался дождь, мелкий,
теплый, весело звякавший, падая на хребты
волн.
Наслаждение летним днем, солнечным светом омрачалось мыслью о бедном Гавриле Степаныче, которому, по словам доктора, оставалось недолго жить; среди этого моря зелени,
волн тепла и света, ароматного запаха травы и цветов мысль о смерти являлась таким же грубым диссонансом, как зимний снег; какое-то внутреннее человеческое чувство горячо протестовало против этого позорного уничтожения.
Девушка рассмеялась. В тот же момент ее схватила пара железных рук, совсем близко, над ухом
волна теплого дыхания обожгла кожу, а в сияющих, полудетских, о чем-то молящих, кому-то посылающих угрозы глазах горело такое отчаяние, что был момент, когда комната поплыла перед глазами Стеллы и резкий испуг всколыхнул тело; но в следующее мгновение все по-прежнему твердо стало на свое место. Она вырвалась.
Правый берег мягкими увалами уходил в дали;
тёплые, жёлто-зелёные
волны хлебов были одеты в этот час тенями вечера.
Где-то играла музыка; из оврага, густо поросшего ельником, веяло смолистым запахом; лес расстилал в воздухе свой сложный, сочный аромат; лёгкие душистые
волны тёплого ветра ласково плыли к городу; в поле, пустынном и широком, было так славно, тихо и сладко-печально.
Он обнял ее и тотчас же почувствовал ее большое, роскошное тело легким, живым, послушным каждому движению, каждому намеку его рук. Какой-то жаркий, сухой вихрь вдруг налетел и скомкал его волю, рассудок, все его гордые и целомудренные мысли, все, что в нем было человеческого и чистого. Почему-то вдруг, обрывком, вспомнилось ему купанье перед обедом и эти
теплые, качающиеся, ненасытные
волны.
Идут по небу облака, кроют нас своими тенями, в серых
волнах плавает и прячется светлая луна. Шуршат деревья, тихо плещет вода, лес и земля ещё дышат
теплом, а воздух прозрачен по-осеннему. За деревней, у мельниц, девки песню запели — их крикливые, сухие голоса издали кажутся мягкими и сочными, как свирель.
В рыбачьей хижине сидит у огня Жанна, жена рыбака, и чинит старый парус. На дворе свистит и воет ветер и, плескаясь и разбиваясь о берег, гудят
волны… На дворе темно и холодно, на море буря, но в рыбачьей хижине
тепло и уютно. Земляной пол чисто выметен; в печи не потух еще огонь; на полке блестит посуда. На кровати с опущенным белым пологом спят пятеро детей под завывание бурного моря. Муж-рыбак с утра вышел на своей лодке в море и не возвращался еще. Слышит рыбачка гул
волн и рев ветра. Жутко Жанне.
День обещал быть
теплым. Ветер стих, речная гладь едва шевелилась, и широкие, пологие
волны лишь тихо колебали, не взламывая, зеркальное отражение скал. Горы противоположного берега казались совсем близко, и, только пристально вглядываясь в подробности, можно было заметить, что это обман зрения: овраги представлялись извилистыми трещинками, а огромные лиственницы на склонах — былинками…
Солнечные лучи проходили сквозь закрытые веки
теплой и красной
волной; высоко в воздушной синеве звенел жаворонок, и было приятно дышать и не думать.
Дыханием
тёплым у моря весна
Чуть гривы коней их шевелит,
На мокрый песок набегает
волнаИ пену им под ноги стелет.
Все становились нетерпеливее и раздражительнее, готовые из-за пустяка поссориться, и каждый из офицеров чаще, чем прежде, искал уединения в душной каюте, чтобы, лежа в койке и посматривая на иллюминатор, омываемый седой
волной, отдаваться невольно тоскливым думам и воспоминаниям о том, как хорошо теперь в
теплой уютной комнате среди родных и друзей.
Матросы отряхнулись, словно утки от воды, и снова стоят у своих снастей, молчаливые и серьезные. На всех поверх
теплых фланелевых рубах надеты пальто-бушлаты и просмоленные наружные дождевики, но эта одежда не спасает их от мокроты. Брызги
волн непрерывно обдают их. Многих, особенно молодых матросов, укачало и наверху, и они стоят бледные как смерть.
Под хлест дождя, под шум колес, под мерные всплески
волны так хорошо пригрелся он под
теплой шинелью, что раскрыться было бы ему теперь немалым лишеньем…
И быстро набегает
теплая нежная
волна в душу Дуни…
Волна безграничного влечения к ее маленькой подружке. Незаметно поворачивает голову Дуня и, под партой протянув ручонку, трогает худенькие пальчики Дорушки.
Года три назад я был в Греции. Наш пароход отошел от Смирны, обогнул остров Хиос и шел через Архипелаг к Аттике. Солнце село, над морем лежали тихие, жемчужно-серые сумерки. В
теплой дымке медленно вздымались и опускались тяжелые массы воды. Пароход резал
волны, в обеденном зале ярко горели электрические огни, в салоне играли Шопена. Я стоял на палубе и жадно, взволнованно смотрел вдаль.
«Голубые ласковые
волны, острова и скалы, цветущее прибрежье, волшебная панорама вдали, — словами не передашь… О, тут жили прекрасные люди! Они вставали и засыпали счастливые и невинные, луга и рощи наполнялись их песнями и веселыми криками. Солнце обливало их
теплом и светом, радуясь на своих прекрасных детей».
Что-то широкой
волной прилило к горлу, сдавило его, наполняя глаза
теплыми и сладкими слезами умиления.
Слева над рожью затемнел Санинский лес; я придержал Бесенка и вскоре остановился совсем. Рожь без конца тянулась во все стороны, по ней медленно бежали золотистые
волны. Кругом была тишина; только в синем небе звенели жаворонки. Бесенок, подняв голову и насторожив уши, стоял и внимательно вглядывался вдаль.
Теплый ветер ровно дул мне в лицо, я не мог им надышаться…
В один ясный вечер, когда уже отзвенели цикады, и лиловые тени всползали на выбегающие мысы, и, в преднощной дремоте, с тихим плеском ложились
волны на
теплый песок, — Иван Ильич лежал на террасе, а возле него сидела Катя, плакала и жалующимся, детским голосом говорила...
Они пошли вдоль пляжа. Зелено-голубые
волны с набегающим шумом падали на песок, солнце, солнце было везде, земля быстро обсыхала, и
теплый золотой ветер ласкал щеки.
И тебе славы не мало,
Тебе, лелеявшему на
волнах князя,
Подстилавшему ему зелену́ траву
На своих берегах серебряных,
Одевавшему его
теплыми мглами
Под навесом зеленого древа,
Охранявшему его на воде гоголем,
Чайками на струях,
Чернедями на ветрах,
Не такова, — примолвил он, — Стугна-река...
И уже долго он был
волной, и уже разгадал все таинственные смыслы жизни, когда зашумел частый дождь по крыше и тихим плеском окропил грудь, поцеловал сомкнутые уста, приник
тепло к глазам и принес кроткое забвение.