Неточные совпадения
Акулина была так хороша в это мгновение: вся душа ее доверчиво, страстно раскрывалась перед ним,
тянулась, ластилась
к нему, а он… он уронил васильки на траву, достал из бокового кармана пальто круглое стеклышко в бронзовой оправе и принялся втискивать его в
глаз; но, как он ни старался удержать его нахмуренной бровью, приподнятой щекой и даже носом — стеклышко все вываливалось и падало ему в руку.
К северу, насколько хватал
глаз,
тянулась слабо всхолмленная низина, покрытая громадными девственными лесами.
У коляски Лаптева ожидало новое испытание. По мановению руки Родиона Антоныча десятка два катальных и доменных рабочих живо отпрягли лошадей и потащили тяжелый дорожный экипаж на себе. Толпа неистово ревела, сотни рук
тянулись к экипажу, мелькали вспотевшие красные лица, раскрытые рты и осовевшие от умиления
глаза.
Он жадно наклонился
к ней, но вода была соленая… Это уже было взморье, — два-три паруса виднелись между берегом и островом. А там, где остров кончался, — над линией воды
тянулся чуть видный дымок парохода. Матвей упал на землю, на береговом откосе, на самом краю американской земли, и жадными, воспаленными, сухими
глазами смотрел туда, где за морем осталась вся его жизнь. А дымок парохода тихонько таял, таял и, наконец, исчез…
Прелестный вид, представившийся
глазам его, был общий, губернский, форменный: плохо выкрашенная каланча, с подвижным полицейским солдатом наверху, первая бросилась в
глаза; собор древней постройки виднелся из-за длинного и, разумеется, желтого здания присутственных мест, воздвигнутого в известном штиле; потом две-три приходские церкви, из которых каждая представляла две-три эпохи архитектуры: древние византийские стены украшались греческим порталом, или готическими окнами, или тем и другим вместе; потом дом губернатора с сенями, украшенными жандармом и двумя-тремя просителями из бородачей; наконец, обывательские дома, совершенно те же, как во всех наших городах, с чахоточными колоннами, прилепленными
к самой стене, с мезонином, не обитаемым зимою от итальянского окна во всю стену, с флигелем, закопченным, в котором помещается дворня, с конюшней, в которой хранятся лошади; дома эти, как водится, были куплены вежливыми кавалерами на дамские имена; немного наискось
тянулся гостиный двор, белый снаружи, темный внутри, вечно сырой и холодный; в нем можно было все найти — коленкоры, кисеи, пиконеты, — все, кроме того, что нужно купить.
Чернота на небе раскрыла рот и дыхнула белым огнем; тотчас же опять загремел гром; едва он умолк, как молния блеснула так широко, что Егорушка сквозь щели рогожи увидел вдруг всю большую дорогу до самой дали, всех подводчиков и даже Кирюхину жилетку. Черные лохмотья слева уже поднимались кверху, и одно из них, грубое, неуклюжее, похожее на лапу с пальцами,
тянулось к луне. Егорушка решил закрыть крепко
глаза, не обращать внимания и ждать, когда все кончится.
Ему казалось, что он недолго лежал, припавши лбом
к спинке дивана, но когда он открыл
глаза, из обоих окон номерка уже
тянулись к полу косые солнечные лучи.
А фигура все растет и все ближе
тянется к нему руками. Он закрыл
глаза, но и сквозь закрытые веки он еще яснее видит и землистые руки, и, как у кошки, блестящие, где-то вверху, зеленые
глаза, и большой, крючковатый нос жида…
К счастью для себя, поднял воровские
глаза Соловьев — и не увидел Жегулева, но увидел мужиков: точно на аршинных шеях
тянулись к нему головы и, не мигая, ждали… Гробовую тесноту почувствовал Щеголь, до краев налился смертью и залисил, топчась на месте, даже не смея отступить...
А по краям дороги, под деревьями, как две пёстрые ленты,
тянутся нищие — сидят и лежат больные, увечные, покрытые гнойными язвами, безрукие, безногие, слепые… Извиваются по земле истощённые тела, дрожат в воздухе уродливые руки и ноги, простираясь
к людям, чтобы разбудить их жалость. Стонут, воют нищие, горят на солнце их раны; просят они и требуют именем божиим копейки себе; много лиц без
глаз, на иных
глаза горят, как угли; неустанно грызёт боль тела и кости, — они подобны страшным цветам.
Молчание. Бальзаминов
тянется к Капочке, она
к нему, целуются и потупляют
глаза в землю.
После того, как Сима сблизился с Лодкой, Жуков стал еще более неприятен ему: порою он представлял себе, как толстые красные руки этого человека
тянутся к телу его подруги — тогда в груди юноши разливался острый холод, ноги дрожали, он дико выкатывал
глаза и мычал от горя.
Постоянно один у другого на
глазах, они привыкли друг
к другу, знали все слова и жесты один другого. День шёл за днём и не вносил в их жизнь почти ничего, что развлекало бы их. Иногда, по праздникам, они ходили в гости
к таким же нищим духом, как сами, иногда
к ним приходили гости, пили, пели, нередко — дрались. А потом снова один за другим
тянулись бесцветные дни, как звенья невидимой цепи, отягчавшей жизнь этих людей работой, скукой и бессмысленным раздражением друг против друга.
А из болота вместе с туманом, теряясь в нем легкими складками одежды, подымается тонкий, неясный призрак женской фигуры с огромными дикими
глазами и медленно, страшно медленно
тянется к ребенку.
Он почти шептал ей ругательства прямо в лицо.
Глаза у него были налиты кровью, борода тряслась, а руки невольно
тянулись к ее волосам, выбившимся из-под платка.
И долго с величайшей таинственностью они шептались, переглядывались, жмурили
глаза и
тянулись друг
к другу, роняя пустые бутылки. В ту же ночь их арестовали, но ничего подозрительного не нашли, а на первом же допросе выяснилось, что оба они решительно ничего не знают и повторяли только какие-то слухи.
Да! Да! Да! Права Оня! Еще два года, и мечта всей маленькой Дуниной жизни сбудется наконец! Она увидит снова поля, леса, золотые нивы, бедные, покосившиеся домики-избушки, все то, что привыкла любить с детства и
к чему
тянется теперь, как мотылек
к свету, ее изголодавшаяся за годы разлуки с родной обстановкой душа. Что-то радостно и звонко, как песня жаворонка, запело в сердечке Дуни. Она прояснившимися
глазами взглянула на Оню и радостно-радостно произнесла...
Все это было делом одного мгновения, и ни Горданов, ни дамы, ни слуги не могли понять причины выстрела и в более безмолвном удивлении, чем в страхе, смотрели на Жозефа, который, водя вокруг
глазами,
тянулся к Глафире.
Вдали смолкло, и опять по тихой улице поплыли широкие, царственные звуки. Лицо у Варвары Васильевны стало молодое и прекрасное,
глаза светились. И Токарев почувствовал — это не музыка приковала ее. В этой музыке он, Токарев, из далекого прошлого говорил ей о любви и счастье, ее душа
тянулась к нему, и его сердце горячо билось в ответ. Музыка прекратилась. Варвара Васильевна быстро двинулась дальше.
Брама-Глинский (так он зовется по театру, в паспорте же он значится Гуськовым) отошел
к окну, заложил руки в карманы и стал глядеть на улицу. Перед его
глазами расстилалась громадная пустошь, огороженная серым забором, вдоль которого
тянулся целый лес прошлогоднего репейника. За пустошью темнела чья-то заброшенная фабрика с наглухо забитыми окнами. Около трубы кружилась запоздавшая галка. Вся эта скучная, безжизненная картина начинала уже подергиваться вечерними сумерками.
Смеется солдат,
глаза, как у сытого кота,
к ушам
тянутся.
Она уже узнала князя и не отрывала
глаз от его фигуры. Трудно описать восторг и страдание, какими светилось ее некрасивое лицо! Ее
глаза улыбались и блестели, губы дрожали и смеялись, а лицо
тянулось ближе
к стеклам. Держась обеими руками за цветочный горшок, немного приподняв одну ногу и притаив дыхание, она напоминала собаку, которая делает стойку и с страстным нетерпением ожидает «пиль!»
Командир только головой вертит: бабьи побрехушки… Глянул он невзначай на денщика, — стоит, стаканы вытирает,
глаза щелками лучатся, рот так
к ушам и
тянется. Как есть лиса в драгунской форме.
Это как бы послужило сигналом
к дальнейшему. Обе девочки вскочили как по команде и бросились
к матери. Валя буквально повисла y неё на шее, целуя в лицо, в нос, в
глаза и в щеки. Полина
тянулась губами
к черному пятнышку на шее матери и приговаривала...
Сегодня я уже двигаюсь, и
глаза мои желают смотреть, подсматривают красоту облаков, а рука уже
тянется к кистям, и натянутый холст кажется соблазнительным.