— Входить во все подробности твоих чувств я не имею права и вообще считаю это бесполезным и даже вредным, — начал Алексей Александрович. — Копаясь в своей душе, мы часто выкапываем такое, что там лежало бы незаметно. Твои чувства — это дело твоей совести; но я обязан пред тобою, пред собой и пред Богом указать тебе твои обязанности. Жизнь наша связана, и связана не людьми, а Богом. Разорвать эту связь может только преступление, и преступление этого рода влечет за собой
тяжелую кару.
— Вы должны назвать его, — продолжал я. — Он понесет
тяжелую кару… Закон дорого взыщет за его зверство! Он пойдет в каторжные работы… [Всё это наивно только на первый взгляд. Очевидно, Камышеву нужно было дать понять Ольге, какие тяжелые последствия для убийцы будет иметь ее сознание. Если ей дорог убийца, ergo — она должна молчать. — А. Ч.] Я жду.
Эта внезапная, как бы по вдохновению свыше, явившаяся у а Варсонофия, потребность молитвы, заразительно подействовала и на Вознесенского. Он встал и сперва только склонил голову в знак уважения к молящемуся человеку, но через несколько времени, незаметно для себя, сам опустился на колени и стал горячо молиться. Оба они молились об исправлении заблудшего ближнего, об избавлении его от несравненно более
тяжелой кары небесного правосудия.
Неточные совпадения
Эта страшная
кара перешла и на детей заграничных, которые явились на свет с
тяжелыми хроническими болезнями и медленно вымирали от разных нервных страданий, запоя и чахотки.
Солнца еще не было видно за горами, но небо сияло розовато-золотистым светом, и угасавший месяц белым облачком стоял над острой вершиной Кара-Агача. Дикие горы были вокруг, туманы
тяжелыми темно-лиловыми облаками лежали на далеких отрогах. В ущелье была тишина.
Обстоятельство это вновь всколыхнуло в сердце князя Лугового
тяжелое предчувствие
кары за нарушение им завета предков — открытие роковой беседки в Луговом.
Не внешняя
кара ожидает человека, не закон извне налагает на человека свою
тяжелую руку, а изнутри, имманентно раскрывающееся Божественное начало поражает человеческую совесть, от опаляющего огня Божьего сгорает человек в той тьме и пустоте, которую он сам избрал себе.
На князя находка в беседке произвела, надо признаться,
тяжелое впечатление, хотя он и старался это скрыть. Теперь, когда дело было уже сделано, в сердце его невольно закралось томительное предчувствие о возможности исполнения второй части легенды —
кары за нарушение дедовского заклятия. Для того чтобы скрыть свое смущение, он начал беседовать с отцом Николаем о состоянии его прихода, о его жизни и тому подобных предметах, не относящихся к сделанному ими роковому открытию в беседке.