Неточные совпадения
Но она не обратила внимания на эти слова. Опьяняемая непрерывностью движения, обилием и разнообразием людей, криками, треском колес по булыжнику мостовой, грохотом железа, скрипом дерева, она сама говорила фразы, не совсем обыкновенные в ее
устах. Нашла, что город только красивая обложка книги, содержание которой — ярмарка, и что жизнь становится величественной, когда видишь, как работают
тысячи людей.
Казалось,
тысячи жизней говорят ее
устами; обыденно и просто было все, чем она жила, но — так просто и обычно жило бесчисленное множество людей на земле, и ее история принимала значение символа.
Конечно, русскому царю, повелевающему шестой частью земного шара и непрестанно пекущемуся о благе пятисот миллионов подданных, просто физически невозможно было бы подписывать производство каждому из многих
тысяч офицеров. Нет, он только внимательно и быстро проглядывает бесконечно длинный ряд имен.
Уста его улыбаются светло и печально.
Самого скромного, самого застенчивого признания не смогли бы произнести их
уста, но эти волнующие, безмолвные возгласы: «Любишь. — Люблю» — они посылают друг другу
тысячу раз в секунду, и нет у них ни стыда, ни совести, ни приличия, ни осторожности, ни пресыщения. Зиночка первая стряхивает с себя магическое сладостное влияние флюидов. «Люблю, но ведь мы на катке», — благоразумно говорят ее глаза, а вслух она приглашает Александрова...
Смерть! смерть со всех сторон являлась мутным его очам, то грозная, высокая с распростертыми руками как виселица, то неожиданная, внезапная, как измена, как удар грома небесного… она была снаружи, внутри его, везде, везде… она дробилась вдруг на
тысячу разных видов, она насмешливо прыгала по влажным его членам, подымала его седые волосы, стучала его зубами друг об друга… наконец Борис Петрович хотел прогнать эту нестерпимую мысль… и чем же? молитвой!.. но напрасно!..
уста его шептали затверженные слова, но на каждое из них у души один был отзыв, один ответ: смерть!..
— Это для тебя, мой милый, это для тебя, возлюбленный мой. Милый мой лучше десяти
тысяч других, голова его — чистое золото, волосы его волнистые, черные, как ворон.
Уста его — сладость, и весь он — желание. Вот кто возлюбленный мой, вот кто брат мой, дочери иерусалимские!..
Но, очевидно, не эту живую жизнь имеет в виду великий разум художника, говорящий
устами Версилова. Ведь идея бессмертия души существует «многие
тысячи лет», человечество не проходит мимо этой идеи, а, напротив, все время упирается в нее. А мы все ищем. Не в этом живая жизнь, которую чует Достоевский. Но не от него мы узнаем, в чем же она. Он сам не знает.
Когда мое отечество гибнет в пожарах и неволе; когда мои ближние, мои друзья идут
тысячами населять степи сибирские, в то время имя Петра, виновника этих бедствий, на
устах моих и, может быть, в моем сердце заменило имя законного моего государя…
Глаза Владимира остановились на подписи. Равнодушный к имени Софии в
устах коварного старца, он теперь приложился
устами к этому имени, начертанному ее собственной рукой. Как часто эта рука ласкала его!..
Тысячи сладких воспоминаний втеснились в его душу; долго, очень долго вилась цветочная цепь их, пока наконец не оборвалась на памяти ужасного злодеяния… Здесь он, как бы опомнившись, повел ладонью по горевшему лбу и произнес с ужасом...