Необозримые леса, по местам истребленные жестокими пожарами и пересекаемые быстрыми и многоводными лесными речками, тянутся по обеим сторонам дороги, скрывая в своих неприступных недрах
тысячи зверей и птиц, оглашающих воздух самыми разнообразными голосами; дорога, бегущая узеньким и прихотливым извивом среди обгорелых пней и старых деревьев, наклоняющих свои косматые ветви так низко, что они беспрестанно цепляются за экипаж, напоминает те старинные просеки, которые устроены как бы исключительно для насущных нужд лесников, а не для езды; пар, встающий от тучной, нетронутой земли, сообщает мягкую, нежную влажность воздуху, насыщенному смолистым запахом сосен и елей и милыми, свежими благоуханиями многоразличных лесных злаков…
Неточные совпадения
Круглым счетом истребляется
зверями по человеку в два дня; особенно погибает много китайцев, вероятно, потому, что их тут до сорока, а прочих жителей до двадцати
тысяч.
И вся эта шумная чужая шайка, одурманенная легкими деньгами, опьяненная чувственной красотой старинного, прелестного города, очарованная сладостной теплотой южных ночей, напоенных вкрадчивым ароматом белой акации, — эти сотни
тысяч ненасытных, разгульных
зверей во образе мужчин всей своей массовой волей кричали: «Женщину!»
О, если бы я действительно разбил себя и всех вдребезги, если бы я действительно — вместе с нею — оказался где-нибудь за Стеной, среди скалящих желтые клыки
зверей, если бы я действительно уже больше никогда не вернулся сюда. В
тысячу — в миллион раз легче. А теперь — что же? Пойти и задушить эту — Но разве это чему-нибудь поможет?
— Да-с, не одну
тысячу коней отобрал и отъездил. Таких
зверей отучал, каковые, например, бывают, что встает на дыбы да со всего духу навзничь бросается и сейчас седоку седельною лукою может грудь проломить, а со мной этого ни одна не могла.
«А все золото поднимает… — подумал невольно Брагин, щупая лежавшую за пазухой жилку. — Вуколу-то Логинычу красная цена расколотый грош, да и того напросишься, а вон какую хоромину наладил! Кабы этакое богачество да к настоящим рукам… Сказывают, в одно нонешнее лето заробил он на золоте-то
тысяч семьдесят… Вот лошадь-то какая —
зверь зверем».
Калерия (взволнованно). Да, да! Вы
тысячу раз правы… Это еще
зверь, варвар! Его сознательное желание одно — быть сытым.
Я наконец справился с тяжелой овчиной, выпростал руки, поднялся. Ни сзади, ни с боков не было черных
зверей. Мело очень редко и прилично, и в редкой пелене мерцал очаровательнейший глаз, который я бы узнал из
тысячи, который узнаю и теперь, — мерцал фонарь моей больницы. Темное громоздилось сзади него. «Куда красивее дворца…» — помыслил я и вдруг в экстазе еще два раза выпустил пули из браунинга назад, туда, где пропали волки.
— Почему мы отданы в тяжкий плен злым и ослеплён народ вавилонянами нашими и подавлен тьмою,
тысячью пут опутан угнетённый — почему? Создан я, как сказано, по образу и подобию божиему — почто же обращают меня во
зверя и скота — нем господь? Разделился мир на рабов и владык — слеп господь? Подавлен врагами, в грязь и ложь брошен народ — бессилен господь? Вот я спрашиваю — где ты, вездесущий и всевидящий, всесильный и благой?
К тому же целые сословия подвергались эпидемической дури — каждое на свой лад; например, одного человека в латах считали сильнее
тысячи человек, вооруженных дубьем, а рыцари сошли с ума на том, что они дикие
звери, и сами себя содержали по селлюлярному [одиночному.] порядку новых тюрем в укрепленных сумасшедших домах по скалам, лесам и проч.
Пять, шесть олигархов, тиранов, подлых, крадущих, отравляющих рабов, желающих быть господами; они теперь выворачивают только тулупы, чтобы пугать нас, как малых детей, и чтоб еще более уподобиться своей братии —
зверям, но бояться их нечего, стоит только пикнуть, что мы не боимся; потом против нас несколько
тысяч штыков, которых не смеют направить против нас.
Навели
зверей с
тысячу, поставили рядами, стали их заставлять палки на плечо вскидывать, показывать, как малы ребята горох воровали.
В этом неравном бою проявилась еще раз во всей её неприглядности хищная, варварски-жестокая и некультурная природа германской нации. Как дикие
звери, набрасывались они на ни в чем неповинного противника, жестоко расправляясь с мирными жителями,
тысячами замучивая и расстреливая их, сжигая их селения, разрушая дома, грабя имущества, опустошая их поля и нивы.
Она не могла ему не сочувствовать… Что ж из того, что она дворянка? Разве можно такие дела делать — мало того что транжирить, в долги лезть, закладывать и продавать, да еще на подлоги идти, на воровство, на поджигательство? Этот
Зверев и до подлога растратил сорок
тысяч сиротских денег.
Задрожал
зверь, застонал диким голосом, и от этого стона весь лес как бы вздрогнул, а эхо гулкое тот стон на
тысячу ладов повторило, — упал «серый» бездыханный к ногам Якова Потаповича.
Он делал
тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит
зверь и как он будет травить его.
Каждый день, подстригая ногти, они думают, что перестали быть
зверьми, — и
тысячи самых горьких, повседневных разочарований не в состоянии открыть им глаза.