Неточные совпадения
— Если успею, — сказал Самгин и, решив не завтракать в «Московской», поехал прямо с вокзала к нотариусу знакомиться с завещанием
Варвары. Там его ожидала неприятность: дом был заложен в двадцать
тысяч частному лицу по первой закладной. Тощий, плоский нотариус, с желтым лицом, острым клочком седых волос на остром подбородке и красненькими глазами окуня, сообщил, что залогодатель готов приобрести дом в собственность, доплатив
тысяч десять — двенадцать.
И, прервав ворчливую речь, он заговорил деловито: если земля и дом
Варвары заложены за двадцать
тысяч, значит, они стоят, наверное, вдвое дороже. Это надобно помнить. Цены на землю быстро растут. Он стал развивать какой-то сложный план залога под вторую закладную, но Самгин слушал его невнимательно, думая, как легко и катастрофически обидно разрушились его вчерашние мечты. Может быть, Иван жульничает вместе с этим Семидубовым? Эта догадка не могла утешить, а фамилия покупателя напомнила...
— Боже мой, как великолепно! — вздохнула
Варвара, прижимаясь к Самгину, и ему показалось, что вместе с нею вздохнули
тысячи людей. Рядом с ним оказался вспотевший, сияющий Ряхин.
— Ты знал, что на это имущество существует закладная в двадцать
тысяч? Не знал? Так — поздравляю! — существует. — Он снял шапку с головы, надел ее на колено и произнес удивленно, с негодованием: — Когда это
Варвара ухитрилась заложить?
На второй день к вечеру прибыли они в Лаврики; неделю спустя Лаврецкий отправился в Москву, оставив жене
тысяч пять на прожиток, а на другой день после отъезда Лаврецкого явился Паншин, которого
Варвара Павловна просила не забывать ее в уединении.
Отец
Варвары Павловны, Павел Петрович Коробьин, генерал-майор в отставке, весь свой век провел в Петербурге на службе, слыл в молодости ловким танцором и фрунтовиком, находился, по бедности, адъютантом при двух-трех невзрачных генералах, женился на дочери одного из них, взяв
тысяч двадцать пять приданого, до тонкости постиг всю премудрость учений и смотров; тянул, тянул лямку и, наконец, годиков через двадцать добился генеральского чина, получил полк.
Сражение младшего Кира с братом своим Артарксерксом, его смерть в этой битве, возвращение десяти
тысяч греков под враждебным наблюдением многочисленного персидского воинства, греческая фаланга, дорийские пляски, беспрестанные битвы с
варварами и, наконец, море — путь возвращения в Грецию, — которое с таким восторгом увидело храброе воинство, восклицая: «Фалатта! фалатта!» — все это так сжилось со мною, что я и теперь помню все с совершенной ясностью.
Впрочем, всю эту
тысячу целиком высылала
Варвара Петровна, а Степан Трофимович ни единым рублем в ней не участвовал.
— То есть в том смысле, что чем хуже, тем лучше, я понимаю, понимаю,
Варвара Петровна. Это вроде как в религии: чем хуже человеку жить или чем забитее или беднее весь народ, тем упрямее мечтает он о вознаграждении в раю, а если при этом хлопочет еще сто
тысяч священников, разжигая мечту и на ней спекулируя, то… я понимаю вас,
Варвара Петровна, будьте покойны.
И вдруг теперь эти восемь
тысяч, разрешающие дело, вылетают из предложения
Варвары Петровны, и при этом она дает ясно почувствовать, что они ниоткуда более и не могут вылететь.
— Знаю я, и даже очень хорошо понимаю! И все-таки не нужно было этого делать, не следовало! Дом-то двенадцать
тысяч серебрецом заплачен — а где они? Вот тут двенадцать
тысяч плакали, да Горюшкино тетеньки
Варвары Михайловны, бедно-бедно,
тысяч на пятнадцать оценить нужно… Ан денег-то и многонько выйдет!
Калерия (взволнованно). Да, да! Вы
тысячу раз правы… Это еще зверь,
варвар! Его сознательное желание одно — быть сытым.
Варвара Михайловна. А я? А я разве не человек? Я только что-то нужное для того, чтобы вам лучше жилось? Да? А это не жестоко? Я вижу, знаю: вы не один давали в юности клятвы и обещания, вас, может быть,
тысячи изменивших своим клятвам…
Антон Федотыч, вымытый, выбритый, напомаженный и весь, так сказать, по воле супруги, обновленный, то есть в новой фрачной паре, в жилете с иголочки и даже в новых сапогах, не замедлил показать себя новой знакомой, и на особый вопрос, который
Варвара Александровна сделала ему о Мари, потому что та нравилась ей более из всего семейства, он не преминул пояснить, что воспитание Мари стоило им десять
тысяч.
— Ваше дело,
Варвара Александровна, другое; вы имеете состояние, а у меня только ведь собственные труды и больше ничего, — около
тысячи рублей для меня не безделица. Не можете ли, благодетельница моя, мне хоть частичку уплатить. Вас он, может, посовестится и заплатит вам.
«Я, — говорит, — с княжной Александрой посоветуюсь, ты не плачь, может, судьба твоя и устроится…» Тут, вскорости это произошло, позвала меня ваша княжна и рассказала, что как княжна
Варвара Ивановна ей про любовь нашу поведала, в ту же ночь приснился ей, вашей-то княжне, покойный князь Владимир Яковлевич и наказал поженить нас, отпустить на волю и пять
тысяч выдать мне в приданое.
Друзья мои ручаются мне за две
тысячи молодцов, если ты будешь их вождем; как рыцари креста шли на освобождение Гроба Господня от ига мусульманского, так ты должен спешить на освобождение отчизны от ига еретиков и
варваров.
В упоении своей любви
Варвара Тимофеевна недолго помучила его в отгадку, а пакет с 10
тысячами от сердца ее перешел к его сердцу, в боковой карман фрака.