Неточные совпадения
— Помнишь, умирал
музыкант? Мы сидели в саду, и над
трубой серебряные струйки… воздух. Ведь — только воздух? Да?
Полукругом стояли краснолицые
музыканты, неистово дуя в
трубы, медные крики и уханье
труб вливалось в непрерывный, воющий шум города, и вой был так силен, что казалось, это он раскачивает деревья в садах и от него бегут во все стороны, как встревоженные тараканы, бородатые мужики с котомками за спиною, заплаканные бабы.
Город шумел глухо, раздраженно, из улицы на площадь вышли голубовато-серые
музыканты, увешанные тусклой медью
труб, выехали два всадника, один — толстый, другой — маленький, точно подросток, он подчеркнуто гордо сидел на длинном, бронзовом, тонконогом коне. Механически шагая, выплыли мелкие плотно сплюснутые солдатики свинцового цвета.
Собственная музыка сыграла при входе посла ниневийского марш; инструментами
музыкантам служили: головные гребешки, бумажные
трубы, самодельные барабаны и свой собственный свист.
Свистит, подбегая к станции, локомотив — толпа дрогнула, точно черные птицы, взлетело над головами несколько измятых шляп,
музыканты берут
трубы, какие-то серьезные, пожилые люди, охорашиваясь, выступают вперед, обращаются лицом к толпе и говорят что-то, размахивая руками вправо и влево.
За нею столь же медленно, тесной кучей — точно одно тело — плывут
музыканты, — медные
трубы жутко вытянуты вперед, просительно подняты к темному небу и рычат, вздыхают; гнусаво, точно невыспавшиеся монахи, поют кларнеты, и, словно старый злой патер, гудит фагот; мстительно жалуется корнет-а-пистон, ему безнадежно вторят валторны, печально молится баритон, и, охая, глухо гудит большой барабан, отбивая такт угрюмого марша, а вместе с дробной, сухой трелью маленького сливается шорох сотен ног по камням.
У ног его, вокруг пьедестала,
музыканты разложили медные
трубы, медь на солнце сверкает, точно золото.
Тетерев. А вот — люди настраиваются жить. Я люблю слушать, когда в театре
музыканты настраивают скрипки и
трубы. Ухо ловит множество отдельных верных нот, порою слышишь красивую фразу… и ужасно хочется скорее услыхать — что именно будут играть
музыканты? Кто из них солист? Какова пьеса? Вот и здесь тоже… настраиваются…
На всех балах танцами распоряжался он, подавал
музыкантам знак хлопаньем в ладоши, посреди воя
труб и визга скрипок кричал: «En avant deux!», или: «Grande chaine!», или «A vous, mademoiselle!», и то и дело летал, стремительно скользя и шаркая, по зале, весь бледный и в поту.
Поплелись к будке военные
музыканты, только что приехавшие из Фиуме, со сверкающими
трубами; заиграла музыка.
Я помню, как, перед самым смотровым днем,
музыканты принесли к нам на двор старые, измятые и изломанные инструменты и вместо них взяли из высокой каменной кладовой блестящие новые
трубы, на которых тут же и сыграли перед окнами матери «Коль славен наш господь в Сионе».
На краю дороги сидел усталый солдат,
музыкант, с огромною, блестящею
трубою через плечо.
Сбежались
музыканты, — вот так постирушка. По всем порткам, рубахам жирной сажей следки понатопаны. Да и следки какие-то несуразные: то ли селезень с медвежонком сажу на белье месили, то ли обезьяна заморская, из
трубы вылезши, на передних лапках по белью краковяк танцевала…
Короли и те не выдержали. Повскакали с барабанов, кажный к своему концу бросился…
Музыканты трубы покидали и туда же…
Хочь и с запозданием, однако вальс «Лебединую прохладу» пронзительно сыграли, — будто серебряные ложки в лоханке прополоскали. Разомлела командирша, капельмейстеру полпудовую ручку под усы сунула,
музыкантов в беседку послала мундштуки промочить… Ежели нутро вспрыснешь, завсегда легче дух из себя в
трубу гнать.