Неточные совпадения
Я вышел из кибитки и
требовал, чтоб отвели меня к их начальнику. Увидя
офицера, солдаты прекратили брань. Вахмистр повел меня к майору. Савельич
от меня не отставал, поговаривая про себя: «Вот тебе и государев кум! Из огня да в полымя… Господи владыко! чем это все кончится?» Кибитка шагом поехала за нами.
— О, нет! Это меня не… удовлетворяет. Я — сломал ногу. Это будет материальный убиток, да! И я не уйду здесь. Я
требую доктора… —
Офицер подвинулся к нему и стал успокаивать, а судейский спросил Самгина, не заметил ли он в вагоне человека, который внешне отличался бы чем-нибудь
от пассажира первого класса?
Офицер требовал, чтобы были надеты наручни на общественника, шедшего в ссылку и во всю дорогу несшего на руках девочку, оставленную ему умершей в Томске
от тифа женою. Отговорки арестанта, что ему нельзя в наручнях нести ребенка, раздражили бывшего не в духе
офицера, и он избил непокорившегося сразу арестанта. [Факт, описанный в книге Д. А. Линева: «По этапу».]
Офицер согласился, но, на беду полковника, наследники, прочитавши в приказах о смерти родственника, ни за что не хотели его признавать живым и, безутешные
от потери, настойчиво
требовали ввода во владение.
После приговора им царь позволил ехать в Иркутск, их остановили и потом
потребовали необходимым условием быть с мужьями — отречение
от дворянства, что, конечно, не остановило сих несчастных женщин; теперь держат их розно с мужьями и позволяют видеться только два раза в неделю на несколько часов, и то при
офицере.
После одной из безобразных выходок Самохвалова Квалиев пришел к нему на квартиру и
потребовал от него объяснений (говорят, что
от лица всех
офицеров).
Господам
офицерам на воле жить плохо, особливо у хозяев ежели служить: хозяин покорливости
от служащего перво-наперво
требует, а они сами норовят по привычке командовать!
— Нет! — сказал Рославлев, взглянув с ужасом на
офицера, — вы не человек, а демон! Возьмите отсюда вашего приятеля, — продолжал он, относясь к иностранцу, — и оставьте мне его пистолеты. А вы, сударь! вы бесчеловечием вашим срамите наше отечество — и я,
от имени всех русских,
требую от вас удовлетворения.
Через несколько минут входит опять тот же ординарец и говорит: „Извините, ваше высокопревосходительство, раненый
офицер неотступно
требует доложить вам, что он страдает
от раны, и ждать не может, и не верит, чтоб русский военный министр заставил дожидаться русского раненого
офицера“.
Варшава
требует от нас организаторов, инструкторов,
офицеров, довудцов.
По ее красивой, величественной улыбке, которая мгновенно исчезала с лица всякий раз, когда она отворачивалась за чем-нибудь
от гостей, видно было, что на своем веку она видела много гг.
офицеров, что ей теперь не до них, а если она пригласила их к себе в дом и извиняется, то только потому, что этого
требуют ее воспитание и положение в свете.
Офицеры позволили склонить себя к этому и остались в одних жилетах — причем
потребовали точно такого же дезабилье и
от незнакомца. Август Матвеич охотно сбросил с себя ловко и солидно сшитую венгерку с голубою шелковою подкладкою в рукавах и не отказался выпить «для знакомства со всеми» рюмку водки.
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он
требует от меня полицейских
офицеров, для препровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах ваших предков. Я последую за армией. Я всё вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».