Неточные совпадения
И, так просто и легко разрешив, благодаря городским условиям, затруднение, которое в деревне
потребовало бы столько личного труда и внимания, Левин вышел на крыльцо и, кликнув извозчика, сел и поехал на Никитскую. Дорогой он уже не думал о деньгах, а размышлял о том, как он познакомится с петербургским ученым, занимающимся социологией, и будет говорить с ним о своей
книге.
А тот чахоточный, родня вам,
книгам враг,
В ученый комитет который поселился
И с криком
требовал присяг,
Чтоб грамоте никто не знал и не учился?
— Для серьезной оценки этой
книги нужно, разумеется, прочитать всю ее, — медленно начал он, следя за узорами дыма папиросы и с трудом думая о том, что говорит. — Мне кажется — она более полемична, чем следовало бы. Ее идеи
требуют… философского спокойствия. И не таких острых формулировок… Автор…
— Томилину — верю. Этот ничего от меня не
требует, никуда не толкает. Устроил у себя на чердаке какое-то всесветное судилище и — доволен. Шевыряется в
книгах, идеях и очень просто доказывает, что все на свете шито белыми нитками. Он, брат, одному учит — неверию. Тут уж — бескорыстно, а?
Нет, все
книги требуют проверки.
Манере Туробоева говорить Клим завидовал почти до ненависти к нему. Туробоев называл идеи «девицами духовного сословия», утверждал, что «гуманитарные идеи
требуют чувства веры значительно больше, чем церковные, потому что гуманизм есть испорченная религия». Самгин огорчался: почему он не умеет так легко толковать прочитанные
книги?
— В бога, требующего теодицеи, — не могу верить. Предпочитаю веровать в природу, коя оправдания себе не
требует, как доказано господином Дарвином. А господин Лейбниц, который пытался доказать, что-де бытие зла совершенно совместимо с бытием божиим и что, дескать, совместимость эта тоже совершенно и неопровержимо доказуется
книгой Иова, — господин Лейбниц — не более как чудачок немецкий. И прав не он, а Гейнрих Гейне, наименовав
книгу Иова «Песнь песней скептицизма».
Новое учение не давало ничего, кроме того, что было до него: ту же жизнь, только с уничижениями, разочарованиями, и впереди обещало — смерть и тлен. Взявши девизы своих добродетелей из
книги старого учения, оно обольстилось буквою их, не вникнув в дух и глубину, и
требовало исполнения этой «буквы» с такою злобой и нетерпимостью, против которой остерегало старое учение. Оставив себе одну животную жизнь, «новая сила» не создала, вместо отринутого старого, никакого другого, лучшего идеала жизни.
Японское правительство — как мы знали из
книг и потом убедились, и при этом случае, и впоследствии сами, —
требует безусловного исполнения предписанной меры, и, в случае неисполнения, зависело ли оно от исполнителя или нет, последний остается в ответе.
Может быть, вы все будете недовольны моим эскизом и
потребуете чего-нибудь еще: да чего же? Кажется, я догадываюсь. Вам лень встать с покойного кресла, взять с полки
книгу и прочесть, что Филиппинские острова лежат между 114 и 134° восточн‹ой› долг‹оты›; 5 и 20° северн‹ой› шир‹оты›, что самый большой остров — Люсон, с столичным городом Манила, потом следуют острова: Магинданао, Сулу, Палауан; меньшие: Самар, Панай, Лейт, Миндоро и многие другие.
Офицер
требовал, чтобы были надеты наручни на общественника, шедшего в ссылку и во всю дорогу несшего на руках девочку, оставленную ему умершей в Томске от тифа женою. Отговорки арестанта, что ему нельзя в наручнях нести ребенка, раздражили бывшего не в духе офицера, и он избил непокорившегося сразу арестанта. [Факт, описанный в
книге Д. А. Линева: «По этапу».]
Через неделю он пришел к Кирсанову,
потребовал указаний на новые
книги, объяснений; подружился с ним, потом через него подружился с Лопуховым.
Он охотно давал их читать, никогда не
требуя их назад; зато никогда не возвращал хозяину
книги, им занятой.
— Три года тому назад, однажды, в зимний вечер, когда смотритель разлиневывал новую
книгу, а дочь его за перегородкой шила себе платье, тройка подъехала, и проезжий в черкесской шапке, в военной шинели, окутанный шалью, вошел в комнату,
требуя лошадей.
Для сего, приехав однажды к нему,
потребовал я хозяйственные
книги, призвал плута старосту и в присутствии Ивана Петровича занялся рассмотрением оных.
Кто, в минуту гнева, не
требовал от них роковой
книги, дабы вписать в оную свою бесполезную жалобу на притеснение, грубость и неисправность?
Справедливость
требует сказать, что Федор Васильич восторжествовал и в высшей инстанции. Неизвестно, не записали ли его за эту проделку в
книгу живота, но, во всяком случае, через неделю «имеющий уши да слышит» был переведен в другую губернию, а к нам прислали другого такого же.
Заглавие этой
книги требует разъяснения.
Да простит мне читатель интуитивно-афористическую форму изложения, преобладающую в этой
книге. Но форма эта не случайно явилась и не выдумана, форма эта внутренне неизбежна, она вытекает из основного устремления духа и не может быть иной. Для меня вера есть знание, самое высшее и самое истинное знание, и странно было бы
требовать, чтобы я дискурсивно и доказательно обосновывал и оправдывал свою веру, т. е. подчинял ее низшему и менее достоверному знанию.
Постепенно уходит он от мира, уединяется, окружает себя иным миром любимых
книг, произведений искусства, запахов, звуков, создает себе искусственную чувственную обстановку, иллюзию иного мира, мира родного и близкого. Des Esseintes грозит гибель, доктор
требует, чтоб он вернулся к обыкновенной здоровой жизни, но он не хочет идти ни на какие компромиссы с ненавистной действительностью.
Каждый раз он привозил с собой какую-нибудь новую интересную
книгу и
требовал, чтобы Нюрочка читала ее.
Бедные служащие пришли в ужас, когда главный управляющий
потребовал для ревизии некоторые
книги.
Он опять
потребовал меня к себе, опять сделал мне экзамен, остался отменно доволен и подарил мне такую кучу
книг, которую Евсеич едва мог донести; это была уж маленькая библиотека.
Когда от учителя
потребовали литературы, он притащил кучу старых, подержанных
книг.
Все удивились; осторожно развернули одну
книгу, понюхали, потом бросили и
потребовали чего-нибудь поновее.
— Я хотел изложить собранию мою
книгу по возможности в сокращенном виде; но вижу, что потребуется еще прибавить множество изустных разъяснений, а потому всё изложение
потребует по крайней мере десяти вечеров, по числу глав моей
книги.
С ним легко было познакомиться, — стоило только предложить ему угощение; он
требовал графин водки и порцию бычачьей печенки с красным перцем, любимое его кушанье; оно разрывало рот и все внутренности. Когда я попросил его сказать мне, какие нужно читать
книги, он свирепо и в упор ответил мне вопросом...
Я всячески исхитрялся читать, старуха несколько раз уничтожала
книги, и вдруг я оказался в долгу у лавочника на огромную сумму в сорок семь копеек! Он
требовал денег и грозил, что станет отбирать у меня за долг хозяйские, когда я приду в лавку за покупками.
Встречаю с некоей поры частые упоминания о
книге, озаглавленной „О сельском духовенстве“ и, пожелав ее выписать,
потребовал оную, но книгопродавец из Москвы отвечает, что
книга „О сельском духовенстве“ есть
книга запрещенная и в продаже ее нет.
Протоиерей
потребовал рассыльную церковною
книгу; выставил на бумаге нумер, собственноручно записал ее и тотчас же послал ее с пономарем по назначению.
Церковные учители признают нагорную проповедь с заповедью о непротивлении злу насилием божественным откровением и потому, если они уже раз нашли нужным писать о моей
книге, то, казалось бы, им необходимо было прежде всего ответить на этот главный пункт обвинения и прямо высказать, признают или не признают они обязательным для христианина учение нагорной проповеди и заповедь о непротивлении злу насилием, и отвечать не так, как это обыкновенно делается, т. е. сказать, что хотя, с одной стороны, нельзя собственно отрицать, но, с другой стороны, опять-таки нельзя утверждать, тем более, что и т. д., а ответить так же, как поставлен вопрос в моей
книге: действительно ли Христос
требовал от своих учеников исполнения того, чему он учил в нагорной проповеди, и потому может или не может христианин, оставаясь христианином, идти в суд, участвуя в нем, осуждая людей или ища в нем защиты силой, может или не может христианин, оставаясь христианином, участвовать в управлении, употребляя насилие против своих ближних и самый главный, всем предстоящий теперь с общей воинской повинностью, вопрос — может или не может христианин, оставаясь христианином, противно прямому указанию Христа обещаться в будущих поступках, прямо противных учению, и, участвуя в военной службе, готовиться к убийству людей или совершать их?
В парикмахерской Передонов
потребовал самого хозяина. Хозяин, молодой человек, окончивший недавно городское училище и почитывавший
книги из земской библиотеки, кончил стричь какого-то незнакомого Передонову помещика. Скоро кончил и подошел к Передонову.
— Нет, не
требуют, но ведь хочется же на виду быть… Это доходит нынче даже до цинизма, да и нельзя иначе… иначе ты закиснешь; а между тем за всем за этим своею службою заниматься некогда. Вот видишь, у меня шестнадцать разных
книг; все это казначейские
книги по разным ученым и благотворительным обществам… Выбирают в казначеи, и иду… и служу… Все дело-то на грош, а его нужно вписать, записать, перечесть, выписать в расходы, и все сам веду.
— Вы читали сказки, а это прекрасная, умная
книга. В ней описан человек, который посвятил себя защите несчастных, угнетённых несправедливостью людей… человек этот всегда был готов пожертвовать своей жизнью ради счастья других, — понимаете?
Книга написана в смешном духе… но этого
требовали условия времени, в которое она писалась… Читать её нужно серьёзно, внимательно…
Когда молодая жена Рогожина утром убирала жилье, он выходил на крыльцо и, сев на порог, читал один из своих фолиантов; затем он сам ставил ей самовар; сам наливал для нее чай и непременно
требовал, чтоб она сидела, а он подносил ей налитую чашку на широкой
книге, заменявшей ему в этой церемонии поднос.
Чиновнику надели петлю на шею, а в руки дали лебяжье перо, и он написал в обыскной
книге все, что
требовал Плодомасов.
Один
требовал себя изобразить в сильном, энергическом повороте головы; другой с поднятыми кверху вдохновенными глазами; гвардейский поручик
требовал непременно, чтобы в глазах виден был Марс; гражданский сановник норовил так, чтобы побольше было прямоты, благородства в лице и чтобы рука оперлась на
книгу, на которой бы четкими словами было написано: «Всегда стоял за правду».
Навели следствие, открылось, по
книгам Сутерланда, что деньги еще не переведены;
потребовали, чтоб он перевел их немедленно, а в это время у него не случилось денег, и он объявил себя банкротом.
Кричит, спорит и
требует, чтоб интересная
книга не была разделяема.
Стоит ему честно воспользоваться своим положением, сделать то, что могут от него ожидать и
требовать, и успех
книги несомненен.
Это скопление богатств было следствием простой и воздержной жизни русских, которые немного
требовали для своего домашнего обихода и, следовательно, большую часть своего времени могли посвящать на чтение
книг (том II, стр. 532).
Ему удалось выхлопотать у императора Максимилиана указ, в силу которого у евреев должны были быть отобраны и затем сожжены все их
книги, за исключением библии.] восстал на талмуд и
требовал, чтобы все его
книги сжечь рукой палача, то разве против него не вооружились великие христианские ученые?
Он был врагом писателей и
книг,
В делах судебных почерпнул познанья.
Спал очень долго, ел за четверых;
Ни на кого не обращал вниманья
И не носил приличия вериг.
Однако же пред знатью горделивой
Умел он гнуться скромно и учтиво.
Но в этот век учтивости закон
Для исполненья
требовал поклон;
А кланяться закону иль вельможе
Считалося тогда одно и то же.
Егор вскинул голову, посмотрел на меня, прищурив глаза, и, сразу повеселевший, чётко заговорил, что нам надо
требовать в городе помощи
книгами и людьми, что нужно привести в известность все какие есть кружки молодежи в окрестных местах.
Когда же отец грозно
потребовал, чтобы он не портил больше Герасима, не давал бы ему
книг, а каждый раз, как к нему забежит, палкой бы гнал от себя, Нефедыч ответил: «Нет, этого я сделать не могу».
— Не под силу мне будет, Марко Данилыч, — молвил на то Чубалов. — Денег-то велику́ больно сумму за
книги требуют, а об рассрочке и слышать не хотят, сейчас все деньги сполна на стол. Видно, надо будет отказаться от такого сокровища.
Ив. Бунин настойчиво
требовал, чтобы мы немедленно приступили к изданию сборников. Я был решительно против этого: для сборников требовались средства, которых у нас еще не было, за статьи для сборника нужно было платить сразу, чего мы сделать не могли; кроме того для сборников нужна была не такая расплывчатая платформа, как для издания
книг, платформа, о которой нужно было еще договориться с товарищами. Бунин все время бузил, возмущался.
Во второй год музыка уже смолкла во флигеле и юрист
требовал в своих записках только классиков. В пятый год снова послышалась музыка и узник попросил вина. Те, которые наблюдали за ним в окошко, говорили, что весь этот год он только ел, пил и лежал на постели, часто зевал, сердито разговаривал сам с собою.
Книг он не читал. Иногда по ночам он садился писать, писал долго и под утро разрывал на клочки всё написанное. Слышали не раз, как он плакал.
Главный врач не возражал против этого, только усиленно
требовал, чтоб провозимые раненые записывались у нас в
книги и отправлялись дальше с нашими билетиками.
— Это случалось… Он иногда
требовал ту или другую из конторских
книг, которые хранились в другой комнате.