Неточные совпадения
— Как я могу тебе в этом обещаться? — отвечал я. — Сам знаешь, не моя воля: велят идти против тебя — пойду, делать нечего. Ты теперь сам начальник; сам
требуешь повиновения от своих. На что это будет похоже, если я от службы откажусь, когда служба моя понадобится? Голова моя в твоей власти: отпустишь меня — спасибо;
казнишь — бог тебе судья; а я сказал тебе правду.
— А вы знаете, что в университете беспокойно, студенты шумят,
требуют отмены смертной
казни…
Она все колола его легкими сарказмами за праздно убитые годы, изрекала суровый приговор,
казнила его апатию глубже, действительнее, нежели Штольц; потом, по мере сближения с ним, от сарказмов над вялым и дряблым существованием Обломова она перешла к деспотическому проявлению воли, отважно напомнила ему цель жизни и обязанностей и строго
требовала движения, беспрестанно вызывала наружу его ум, то запутывая его в тонкий, жизненный, знакомый ей вопрос, то сама шла к нему с вопросом о чем-нибудь неясном, не доступном ей.
Так долго быв его друзьями!..»
И с кровожадными слезами,
В холодной дерзости своей,
Их
казни требует злодей…
Народная сила приняла другое направление: разграблены были домы временщиков, растерзаны некоторые из их родственников, их самих
потребовал народ для
казни.
Казнь кличет
казнь — власть
требовала жертв —
И, первых кровь чтоб не лилася даром,
Топор все вновь подъемлется к ударам!
«Я очень сожалею о том, что должен предписывать отобрание произведений труда, заключение в тюрьму, изгнание, каторгу,
казнь, войну, то есть массовое убийство, но я обязан поступить так, потому что этого самого
требуют от меня люди, давшие мне власть», — говорят правители.
На это Серафимович враждебно возражал, что Голоушев, когда от него
потребовали присутствие как врача при
казни революционеров, совершавшейся как раз в Хамовнической части, отказался от службы.
— Винюсь, мой почтеннейший друг, винюсь: рассудок мой
требует еще опоры, воспитание мое не кончено. О, будь же моим руководителем, моим наставником! Прости мне безрассудные слова мои и припиши их новым впечатлениям этих двух дней.
Казнь литвян, ненависть ко мне без причины моего хозяина, отчуждение от меня почти всех московитов, между тем как я заранее так горячо любил их, попугай, придворные, раболепство… все это вскружило мне голову.
Стрельцы мои называли меня своим атаманом: это имя льстило мне некоторое время, но, узнав, что есть имя выше этого, я хотел быть тем, чем выше не бывают на земле. Наслышась о золотых главах московских церквей, о белокаменных палатах престольного города, я
требовал, чтобы меня свезли туда, а когда мне в этом отказали, сказал: „Дайте мне вырасти; я заполоню Москву и сяду в ней набольшим; тогда велю
казнить всех вас!..” Так-то своевольная душа моя с ранних лет просилась на беды!
— С того света указывает он тебе на кровь, пролитую за тебя и отечество, на старушку вдову, оставленную без подпоры и утешения, и
требует, чтобы ты даровал жизнь ее сыну и матери отдал кормильца и утешителя. Не только как опекун Последнего Новика, но как человек, обязанный ему спасением своей жизни, умоляю тебя за него: умилосердись, отец отечества! прости его или вели меня
казнить вместе с ним.
—
Требую его
казни, — подхватил клеврет с жестокою твердостью, поразившею самое семейство его патрона. За эту твердость, достойную Брута (как говорил Бирон), он удостоился нового прижатия к груди его светлости.
Грозный, неумолимый Ермак жалел воинов христианских в битвах, не жалел в случае преступления и
казнил за всякое ослушание, за всякое дело постыдное, так как
требовал от дружины не только повиновения, но и чистоты душевной, чтобы угодить вместе и царю земному, и царю Небесному. Он думал, что Бог даст ему победу скорее с малым числом доброжелательных воинов, нежели с большим закоренелых грешников, и казаки его в пути и в столице сибирской вели жизнь целомудренную: сражались и молились.
Правительство
потребует от христианина присяги, участия в суде, военной службе и за отказ подвергнет его наказанию — ссылке, заключению, даже
казни.
Помнят, вероятно, и то, как все культурное общество страны единодушно
требовало для преступника смертной
казни, и только необъяснимой снисходительности тогдашнего главы государства обязан я тем, что живу и пишу сейчас эти строки в назидание людям слабым и колеблющимся.
Государство сажало в тюрьмы и
казнило, но не
требовало духовного себе подчинения.
Она признала и освятила и развод, и рабство, и суды, и все те власти, которые были, и войны, и
казни, и
требовала при крещении только словесного, и то только сначала, отречения от зла; но потом при крещении младенцев перестали
требовать даже и этого.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про
казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа
требовала, чтоб он ничего не пропускал.