Неточные совпадения
Осажденные во все горло требовали — один свинью,
другой капусты, третий курицу,
торговались, бранились, наконец условливались; сверху спускалась по веревке корзина
с деньгами и поднималась
с курами, апельсинами,
с платьем; там тащили доски, тут спорили.
Показали
других. Я наконец выбрал одну, подешевле. Начали мы
торговаться. Г-н Чернобай не горячился, говорил так рассудительно,
с такою важностью призывал Господа Бога во свидетели, что я не мог не «почтить старичка»: дал задаток.
Что если бы вы сделали это, не
торгуясь с нею, разорвали бы всё сами, не прося у ней вперед гарантии, то она, может быть, и стала бы вашим
другом.
Нового Гнедка, наконец, выбрали и купили. Это была славная лошадка, молоденькая, красивая, крепкая и
с чрезвычайно милым, веселым видом. Уж, разумеется, по всем
другим статьям она оказалась безукоризненною. Стали
торговаться: просили тридцать рублей, наши давали двадцать пять.
Торговались горячо и долго, сбавляли и уступали. Наконец, самим смешно стало.
Бабы
торговались с такой энергией, что, казалось, готовы были перервать
друг другу горло.
— Знаю! Всяк себя чем-нибудь украшает, но это — маска! Вижу я — дядюшка мой
с богом
торговаться хочет, как приказчик на отчёте
с хозяином. Твой папаша хоругви в церковь пожертвовал, — заключаю я из этого, что он или объегорил кого-нибудь, или собирается объегорить… И все так, куда ни взгляни… На тебе грош, а ты мне пятак положь… Так и все морочат глаза
друг другу да оправданья себе
друг у
друга ищут. А по-моему — согрешил вольно или невольно, ну и — подставляй шею…
Донат. Его? Как сказать? Извозчики — как будто любят, он
с ними не
торгуется, сколько спросят, столько и дает. А извозчик, он, конечно,
другому скажет, ну и…
Бася была женщина умная. Ни на
другой день, ни в следующие дни, — никто в городе не говорил ничего об истории
с импровизированным бракосочетанием. А еще через некоторое время она, как ни в чем не бывало, явилась к тетке
с своим узлом. Тетка была ей рада. Бася спокойно развертывала ткани, спокойно
торговалась, и только, когда я вошел в комнату, ее глаза сверкнули особенным блеском.
Боб
с видом настоящего оценщика взбрасывает на руке ту или
другую вещь и
торгуется, как извозчик. Но татарин неумолим. Дает самые мизерные цены, несмотря на то, что Боб его величает и «вашим сиятельством», и «князем», и «светлостью» даже. Но «светлость» уперлась на своем. За бархатное платье он дает пять рублей, за шелковое тоже пять, за ротонду десять и все косится на новенький костюм Боба.
На этот предмет
торговались три каких-то солидных господина в орденах и толстый концессионер
с часовой цепочкой, составленной из железнодорожных жетонов. Они
друг перед
другом начали страшно набивать цену.
Бросают товар, деньги, запирают лавки, запираются в них, толкают
друг друга, бегут опрометью, задыхаясь, кто куда попал, в свой, чужой дом, сквозь подворотни, ворота на запор, в погреб, на чердак, бросаются в свои экипажи, садятся, не
торгуясь, на извозчиков; лошади летят, как будто в сражении, предчувствуя вместе
с людьми опасность.