Неточные совпадения
Он понимал, что
учитель не думает того, что говорит, он это чувствовал по
тону, которым это было сказано.
Все, что говорил Турчанинов, он говорил совершенно серьезно, очень мило и тем
тоном, каким говорят молодые
учителя, первый раз беседуя с учениками старших классов. Между прочим, он сообщил, что в Париже самые лучшие портные и самые веселые театры.
Клим улыбнулся, внимательно следя за мягким блеском бархатных глаз; было в этих глазах нечто испытующее, а в
тоне Прейса он слышал и раньше знакомое ему сознание превосходства
учителя над учеником. Вспомнились слова какого-то антисемита из «Нового времени»: «Аристократизм древней расы выродился у евреев в хамство».
Клим усмехнулся, но промолчал. Он уже приметил, что все студенты, знакомые брата и Кутузова, говорят о профессорах, об университете почти так же враждебно, как гимназисты говорили об
учителях и гимназии. В поисках причин такого отношения он нашел, что
тон дают столь различные люди, как Туробоев и Кутузов. С ленивенькой иронией, обычной для него, Туробоев говорил...
А через несколько дней, ночью, встав с постели, чтоб закрыть окно, Клим увидал, что
учитель и мать идут по дорожке сада; мама отмахивается от комаров концом голубого шарфа,
учитель, встряхивая медными волосами, курит. Свет луны был так маслянисто густ, что даже дым папиросы окрашивался в золотистый
тон. Клим хотел крикнуть...
И стала рассказывать о Спиваке; голос ее звучал брезгливо, после каждой фразы она поджимала увядшие губы; в ней чувствовалась неизлечимая усталость и злая досада на всех за эту усталость. Но говорила она
тоном, требующим внимания, и Варвара слушала ее, как гимназистка, которой не любимый ею
учитель читает нотацию.
Было и еще два — три молодых
учителя, которых я не знал. Чувствовалось, что в гимназии появилась группа новых людей, и общий
тон поднялся. Кое-кто из лучших, прежних, чувствовавших себя одинокими, теперь ожили, и до нас долетали отголоски споров и разногласий в совете. В том общем хоре, где до сих пор над голосами среднего тембра и регистра господствовали резкие фальцеты автоматов и маниаков, стала заметна новая нотка…
Вообще в пансионе был свой особенный
тон, и все в нем мне очень нравилось, кроме
учителя математики пана Пашковского.
Но он высвободился из-под ее руки, втянув в себя голову, как черепаха, и она без всякой обиды пошла танцевать с Нюрой. Кружились и еще три пары. В танцах все девицы старались держать талию как можно прямее, а голову как можно неподвижнее, с полным безучастием на лицах, что составляло одно из условий хорошего
тона заведения. Под шумок
учитель подошел к Маньке Маленькой.
Но, впрочем, немного смягченный моим покорным движением, он продолжал уже тише, в недавнем наставническом
тоне, пользуясь недавним правом
учителя: «Ну, когда вы остепенитесь, когда вы одумаетесь?
— Та, — отвечал Густав Иванович, — та! Этот Пельгтоф, это точна Тон-Шуан, — и через минуту громко расхохотался; минуту эту, по немецкому обычаю, он провел в глубокомысленном обсуживании, что сказал французский
учитель об Адаме; добравшись наконец до смысла, Густав Иванович громко расхохотался и, вынимая из чубука перышко, совершенно разгрызенное его германскими зубами, присовокупил с большим довольством: «Ich habe die Pointe, sehr gut!» [Я понял, в чем соль, очень хорошо! (нем.)]
Сосипатра. Ни то, ни другое. Из жалости, чтоб ее не мучить и не беспокоить, ее ничему не учили; у ней не было ни
учителей, ни гувернанток; она едва знает грамоте. Время свое она проводит большею частью с няньками и самыми простыми горничными и переняла У них и
тон, и манеры, и даже самые выражения.
Помню, что увлеченный, вероятно, его примером, Тимофей Николаевич, которым в то время бредили московские барыни, в свою очередь, рассказал, своим особенным невозмутимым
тоном с пришепетыванием, анекдот об одном лице, державшем у него экзамен из истории для получения права домашнего
учителя.
— Нет, не понравилось, — отвечает
учитель.
Тон его так внушительно серьезен, что публика молчит.
Фельдшер и
учитель тяготились друг другом. Все было изучено друг в друге и все надоело до тошноты: жесты,
тон голоса, привычные словечки. Маленькие стеснительные недостатки возбуждали дрожь ненависти, той острой, мелочной, безумной ненависти, которую люди чувствуют друг к другу во время продолжительного и невольного заключения вдвоем и которая так часто бывает в браке. Разговоры всегда оканчивались взаимной обидой.
— Позвольте! Я писал не по личной неприязни к вам, а из чувства справедливости, — вздрагивая, проговорил
учитель и, подняв
тон, добавил, вспыхнув: — Вы не имеете никакого права говорить, что я написал потому, что был сердит…
— Ну, вот вздор какой! Я ведь только так… — пошутил, отклонился
учитель, все в том же солидном
тоне.
Его потрясло и то, что психиатр, по фамилии Несветов, напоминал
учителя Перновского и
тоном и даже лицом. И он оказался «из кутейников».
В Благосветлове все было очень своеобразно: и наружность, и
тон, и язык, и манеры. Если он был из"духовного"звания, то этого нельзя было сразу подметить в нем, но
учитель в нем сразу чувствовался из тогдашних радикалов.
Как преподаватель в классе Консерватории, Сансон держался
тона учителя"доброго старого времени", всем говорил"ты", даже и женщинам, покрикивал на них весьма бесцеремонно и частенько доводил до слез своих слушательниц.
Из его приятелей я встретил у него в разные приезды двоих: Сатина, друга Герцена и Огарева и переводчика шекспировских комедий, и Галахова, тогда уже знакомого всем гимназистам составителя хрестоматии. Сатин смотрел барином 40-х годов, с прической a la moujik, а Галахов —
учителем гимназии с сухим петербургским
тоном, очень похожим на его педагогические труды.
— Тебя за то, что чушь порешь, — самым серьезным
тоном говорит наш дорогой
учитель, в то время как глаза его продолжают сиять.
Вы видали, конечно, как смышленый попугайчик, наклонив голову на сторону, внимательно слушает урок, задаваемый ему его
учителем. Так слушала Крошка Доррит, боясь проронить слово из того, что говорил ей Ранеев. Она сидела в его комнате, с глазу на глаз с ним,
утонув в больших креслах, на которые он ее усадил, и спустив с них ножки, не достававшие до полу, Михайло Аполлоныч расположился против нее, держа в руке тетрадь.
Так настраивался он, «закидывая за себя Шатобриана» или «метая горящие угли на головы» мало почтительных к нему людей] изложил в
тоне своего
учителя и представил митрополиту проект записи «дивного события о сеножатех…»
Мать Светлогуба была не старая, миловидная женщина, с седеющими локонами и звездой морщинками от глаз.
Учитель, товарищ Светлогуба, узнав о том, что смертный приговор подписан, хотел осторожно подготовить ее к страшному известию, но только что он начал говорить про ее сына, она по
тону его голоса, по робости взгляда угадала, что случилось то, чего она боялась.