Неточные совпадения
А глуповцы между
тем тучнели все больше и больше, и Беневоленский не только не огорчался этим, но
радовался.
Людишки словно осунулись и ходили с понурыми головами; одни горшечники
радовались вёдру, но и
те раскаялись, как скоро убедились, что горшков много, а варева нет.
Между
тем пришла весна, прекрасная, дружная, без ожидания и обманов весны, одна из
тех редких весен, которым вместе
радуются растения, животные и люди.
Щербацкий и Чириков, поддерживавшие венцы, путаясь в шлейфе невесты, тоже улыбаясь и,
радуясь чему-то,
то отставали,
то натыкались на венчаемых при остановках священника.
Она не только
радовалась встрече с ним, но она искала на его лице признаков
того впечатления, которое она производила на него.
— Но, Костя, ты преувеличиваешь, — говорила Кити, в глубине души
радуясь той силе любви к ней, которая выражалась теперь в его ревности.
Он не думал уже о
том, как этот ливень испортит гипподром, но теперь
радовался тому, что, благодаря этому дождю, наверное застанет ее дома и одну, так как он знал, что Алексей Александрович, недавно вернувшийся с вод, не переезжал из Петербурга.
Как ни казенна была эта фраза, Каренина, видимо, от души поверила и порадовалась этому. Она покраснела, слегка нагнулась, подставила свое лицо губам графини, опять выпрямилась и с
тою же улыбкой, волновавшеюся между губами и глазами, подала руку Вронскому. Он пожал маленькую ему поданную руку и, как чему-то особенному,
обрадовался тому энергическому пожатию, с которым она крепко и смело тряхнула его руку. Она вышла быстрою походкой, так странно легко носившею ее довольно полное тело.
Она тоже не спала всю ночь и всё утро ждала его. Мать и отец были бесспорно согласны и счастливы ее счастьем. Она ждала его. Она первая хотела объявить ему свое и его счастье. Она готовилась одна встретить его, и
радовалась этой мысли, и робела и стыдилась, и сама не знала, что она сделает. Она слышала его шаги и голос и ждала за дверью, пока уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon ушла. Она, не думая, не спрашивая себя, как и что, подошла к нему и сделала
то, что она сделала.
Она, как зверок, оглядываясь на больших своими блестящими черными глазами, очевидно
радуясь тому, что ею любуются, улыбаясь и боком держа ноги, энергически упиралась на руки и быстро подтягивала весь задок и опять вперед перехватывала ручонками.
Большинство молодых женщин, завидовавших Анне, которым уже давно наскучило
то, что ее называют справедливою,
радовались тому, что̀ они предполагали, и ждали только подтверждения оборота общественного мнения, чтоб обрушиться на нее всею тяжестью своего презрения. Они приготавливали уже
те комки грязи, которыми они бросят в нее, когда придет время. Большинство пожилых людей и люди высокопоставленные были недовольны этим готовящимся общественным скандалом.
Она
обрадовалась и смутилась от своей радости до такой степени, что была минута, именно
та, когда он подходил к хозяйке и опять взглянул на нее, что и ей, и ему, и Долли, которая всё видела, казалось, что она не выдержит и заплачет.
— Может быть, оттого, что я
радуюсь тому, что у меня есть, и не тужу о
том, чего нету, — сказал Левин, вспомнив о Кити.
«Полное, полное примиренье, полное, — подумала Анна, — слава Богу!» — и,
радуясь тому, что она была причиной этого, она подошла к Долли и поцеловала ее.
Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался в
ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне показалось, что кто-то в белом сидел на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег в траве над обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса все, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти
обрадовался, узнав мою русалку.
— Вы ошибаетесь опять: я вовсе не гастроном: у меня прескверный желудок. Но музыка после обеда усыпляет, а спать после обеда здорово: следовательно, я люблю музыку в медицинском отношении. Вечером же она, напротив, слишком раздражает мои нервы: мне делается или слишком грустно, или слишком весело.
То и другое утомительно, когда нет положительной причины грустить или
радоваться, и притом грусть в обществе смешна, а слишком большая веселость неприлична…
И когда турки,
обрадовавшись, что достали себе такого слугу, стали пировать и, позабыв закон свой, все перепились, он принес все шестьдесят четыре ключа и роздал невольникам, чтобы отмыкали себя, бросали бы цепи и кандалы в море, а брали бы наместо
того сабли да рубили турков.
Слуги, сбежавшиеся к нему,
обрадовались, встрепенулись и замерли в
той же почтительности, с какой, как бы не далее как вчера, встречали этого Грэя.
— А я так даже подивился на него сегодня, — начал Зосимов, очень
обрадовавшись пришедшим, потому что в десять минут уже успел потерять нитку разговора с своим больным. — Дня через три-четыре, если так пойдет, совсем будет как прежде,
то есть как было назад
тому месяц, али два… али, пожалуй, и три? Ведь это издалека началось да подготовлялось… а? Сознаётесь теперь, что, может, и сами виноваты были? — прибавил он с осторожною улыбкой, как бы все еще боясь его чем-нибудь раздражить.
Что же касается до Софьи Семеновны лично,
то в настоящее время я смотрю на ее действия как на энергический и олицетворенный протест против устройства общества и глубоко уважаю ее за это; даже
радуюсь, на нее глядя!
«Соседка, слышала ль ты добрую молву?»
Вбежавши, Крысе Мышь сказала: —
«Ведь кошка, говорят, попалась в когти льву?
Вот отдохнуть и нам пора настала!» —
«Не
радуйся, мой свет»,
Ей Крыса говорит в ответ:
«И не надейся попустому!
Коль до когтей у них дойдёт,
То, верно, льву не быть живому:
Сильнее кошки зверя нет...
Они молчали оба; но именно в
том, как они молчали, как они сидели рядом, сказывалось доверчивое сближение: каждый из них как будто и не думал о своем соседе, а втайне
радовался его близости.
Старики Базаровы
тем больше
обрадовались внезапному приезду сына, чем меньше они его ожидали. Арина Власьевна до
того переполошилась и взбегалась по дому, что Василий Иванович сравнил ее с «куропатицей»: куцый хвостик ее коротенькой кофточки действительно придавал ей нечто птичье. А сам он только мычал да покусывал сбоку янтарчик своего чубука да, прихватив шею пальцами, вертел головою, точно пробовал, хорошо ли она у него привинчена, и вдруг разевал широкий рот и хохотал безо всякого шума.
— Ну и прекрасно;
радоваться всегда не худо. А к
той, помнишь? послал?
«Если он рад
тому, что остался жив — нелепо
радуется… Может быть, он говорит для
того, чтоб не думать?»
Кошмарное знакомство становилось все теснее и тяжелей. Поручик Петров сидел плечо в плечо с Климом Самгиным, хлопал его ладонью по колену, толкал его локтем, плечом,
радовался чему-то, и Самгин убеждался, что рядом с ним — человек ненормальный, невменяемый. Его узенькие, монгольские глаза как-то неестественно прыгали в глазницах и сверкали, точно рыбья чешуя. Самгин вспомнил поручика Трифонова,
тот был менее опасен, простодушнее этого.
— Да я… не знаю! — сказал Дронов, втискивая себя в кресло, и заговорил несколько спокойней, вдумчивее: — Может — я не
радуюсь, а боюсь. Знаешь, человек я пьяный и вообще ни к черту не годный, и все-таки — не глуп. Это, брат, очень обидно — не дурак, а никуда не годен. Да. Так вот, знаешь, вижу я всяких людей, одни делают политику, другие — подлости, воров развелось до
того много, что придут немцы, а им грабить нечего! Немцев — не жаль, им так и надо, им в наказание — Наполеонов счастье. А Россию — жалко.
— Когда не знаешь, для чего живешь, так живешь как-нибудь, день за днем;
радуешься, что день прошел, что ночь пришла, и во сне погрузишь скучный вопрос о
том, зачем жил этот день, зачем будешь жить завтра.
Если сон был страшный — все задумывались, боялись не шутя; если пророческий — все непритворно
радовались или печалились, смотря по
тому, горестное или утешительное снилось во сне. Требовал ли сон соблюдения какой-нибудь приметы, тотчас для этого принимались деятельные меры.
— Хорошенько его, хорошенько, Матвей Мосеич! Еще, еще! — приговаривал он, злобно
радуясь. — Эх, мало! Ай да Матвей Мосеич! Спасибо! А
то востер больно… Вот тебе «лысый черт»! Будешь вперед зубоскалить?
— Да, да, на
той неделе, —
обрадовался Обломов, — у меня еще платье не готово. Что ж, хорошая партия?
«Вот уж до чего я дошел: стыжусь своего идола — значит, победа близка!» —
радовался он про себя, хотя ловил и уличал себя в
том, что припоминает малейшую подробность о ней, видит, не глядя, как она войдет, что скажет, почему молчит, как взглянет.
Но ни ревности, ни боли он не чувствовал и только трепетал от красоты как будто перерожденной, новой для него женщины. Он любовался уже их любовью и
радовался их радостью, томясь жаждой превратить и
то и другое в образы и звуки. В нем умер любовник и ожил бескорыстный артист.
Одевшись, сложив руки на руки, украшенные на этот раз старыми, дорогими перстнями, торжественной поступью вошла она в гостиную и,
обрадовавшись, что увидела любимое лицо доброй гостьи, чуть не испортила своей важности, но тотчас оправилась и стала серьезна.
Та тоже
обрадовалась и проворно встала со стула и пошла ей навстречу.
«Слезами и сердцем, а не пером благодарю вас, милый, милый брат, — получил он ответ с
той стороны, — не мне награждать за это: небо наградит за меня! Моя благодарность — пожатие руки и долгий, долгий взгляд признательности! Как
обрадовался вашим подаркам бедный изгнанник! он все „смеется“ с радости и оделся в обновки. А из денег сейчас же заплатил за три месяца долгу хозяйке и отдал за месяц вперед. И только на три рубля осмелился купить сигар, которыми не лакомился давно, а это — его страсть…»
Татьяна Марковна, однако, разрешила ему приехать к ней на праздник Рождества, и там, смотря по обстоятельствам, пожалуй, и остаться. Он вздохнул немного отраднее и
обрадовался предложению Тушина погостить до
тех пор у него.
Он — этой внезапной радостью и этим словом: «счастье» — будто повторил свое признание в любви и предложение руки и, кроме
того, показал ей, что эгоистически
радуется разрыву ее с Марком.
Райский почти
обрадовался этому ответу. У него отлегло от сердца, и он на другой день,
то есть в пятницу после обеда, легко и весело выпрыгнул из кареты губернатора, когда они въехали в слободу близ Малиновки, и поблагодарил его превосходительство за удовольствие приятной прогулки. Он, с дорожным своим мешком, быстро пробежал ворота и явился в дом.
— Постой, Лиза, постой, о, как я был глуп! Но глуп ли? Все намеки сошлись только вчера в одну кучу, а до
тех пор откуда я мог узнать? Из
того, что ты ходила к Столбеевой и к этой… Дарье Онисимовне? Но я тебя за солнце считал, Лиза, и как могло бы мне прийти что-нибудь в голову? Помнишь, как я тебя встретил тогда, два месяца назад, у него на квартире, и как мы с тобой шли тогда по солнцу и
радовались… тогда уже было? Было?
— Будь уверен, мой друг, что я искренно
радуюсь, — ответил он, вдруг приняв удивительно серьезную мину, — он стар, конечно, но жениться может, по всем законам и обычаям, а она — тут опять-таки дело чужой совести,
то, что уже я тебе повторял, мой друг.
Но, мимо всего другого, я поражен был вопросом: «Почему она думает, что теперь что-то настало и что он даст ей покой? Конечно — потому, что он женится на маме, но что ж она?
Радуется ли
тому, что он женится на маме, или, напротив, она оттого и несчастна? Оттого-то и в истерике? Почему я этого не могу разрешить?»
— Это-то и возродило меня к новой жизни. Я дал себе слово переделать себя, переломить жизнь, заслужить перед собой и перед нею, и — вот у нас чем кончилось! Кончилось
тем, что мы с вами ездили здесь на рулетки, играли в банк; я не выдержал перед наследством,
обрадовался карьере, всем этим людям, рысакам… я мучил Лизу — позор!
Все эти последние дни стояло яркое, высокое, весеннее солнце, и я все припоминал про себя
то солнечное утро, когда мы, прошлою осенью, шли с нею по улице, оба
радуясь и надеясь и любя друг друга.
— Я приведу Петра Ипполитовича, — встала Анна Андреевна. Удовольствие засияло в лице ее: судя по
тому, что я так ласков к старику, она
обрадовалась. Но лишь только она вышла, вдруг все лицо старика изменилось мгновенно. Он торопливо взглянул на дверь, огляделся кругом и, нагнувшись ко мне с дивана, зашептал мне испуганным голосом...
Одно только слово, — прокричал я, уже схватив чемодан, — если я сейчас к вам опять «кинулся на шею»,
то единственно потому, что, когда я вошел, вы с таким искренним удовольствием сообщили мне этот факт и «
обрадовались», что я успел вас застать, и это после давешнего «дебюта»; этим искренним удовольствием вы разом перевернули мое «юное сердце» опять в вашу сторону.
Он сначала не понимал, подозреваю даже, что и совсем не понял; но пустыню очень защищал: «Сначала жалко себя, конечно (
то есть когда поселишься в пустыне), — ну а потом каждый день все больше
радуешься, а потом уже и Бога узришь».
Нельзя винить меня за
то, что я жадно смотрю кругом себя, чтоб отыскать хоть одного друга, а потому я и не могла не
обрадоваться другу:
тот, кто мог даже в
ту ночь, почти замерзая, вспоминать обо мне и повторять одно только мое имя,
тот, уж конечно, мне предан.
Странное, однако, чувство одолело меня, когда решено было, что я еду: тогда только сознание о громадности предприятия заговорило полно и отчетливо. Радужные мечты побледнели надолго; подвиг подавлял воображение, силы ослабевали, нервы падали по мере
того, как наступал час отъезда. Я начал завидовать участи остающихся,
радовался, когда являлось препятствие, и сам раздувал затруднения, искал предлогов остаться. Но судьба, по большей части мешающая нашим намерениям, тут как будто задала себе задачу помогать.
Но португальский король Иоанн II,
радуясь открытию нового, ближайшего пути в Индию, дал мысу Бурь нынешнее его название. После
того посещали мыс, в 1497 году, Васко де Гама, а еще позже бразильский вице-король Франциско де Альмейда, последний — с целью войти в торговые сношения с жителями. Но люди его экипажа поссорились с черными, которые умертвили самого вице-короля и около 70 человек португальцев.
«Да вон, кажется…» — говорил я, указывая вдаль. «Ах, в самом деле — вон, вон, да, да! Виден, виден! — торжественно говорил он и капитану, и старшему офицеру, и вахтенному и бегал
то к карте в каюту,
то опять наверх. — Виден, вот, вот он, весь виден!» — твердил он,
радуясь, как будто увидел родного отца. И пошел мерять и высчитывать узлы.