Неточные совпадения
— А знаете, Павел Иванович, — сказал Манилов, которому очень понравилась такая
мысль, — как было бы в самом деле хорошо, если бы жить этак вместе, под одною кровлею, или под
тенью какого-нибудь вяза пофилософствовать о чем-нибудь, углубиться!..
Не
мысли, но
тени этих
мыслей выросли в душе Грэя, пока он смотрел картину.
Он долго думал в этом направлении и, почувствовав себя настроенным воинственно, готовым к бою, хотел идти к Алине, куда прошли все, кроме Варавки, но вспомнил, что ему пора ехать в город. Дорогой на станцию, по трудной, песчаной дороге, между холмов, украшенных кривеньким сосняком, Клим Самгин незаметно утратил боевое настроение и, толкая впереди себя длинную
тень свою, думал уже о том, как трудно найти себя в хаосе чужих
мыслей, за которыми скрыты непонятные чувства.
«Возраст охлаждает чувство. Я слишком много истратил сил на борьбу против чужих
мыслей, против шаблонов», — думал он, зажигая спичку, чтоб закурить новую папиросу. Последнее время он все чаще замечал, что почти каждая его
мысль имеет свою
тень, свое эхо, но и та и другое как будто враждебны ему. Так случилось и в этот раз.
Сам он — в центре тесного круга
теней, освещаемых его
мыслью, его памятью.
Это не было похоже на тоску, недавно пережитую им, это было сновидное, тревожное ощущение падения в некую бездонность и мимо своих обычных
мыслей, навстречу какой-то новой, враждебной им. Свои
мысли были где-то в нем, но тоже бессловесные и бессильные, как
тени. Клим Самгин смутно чувствовал, что он должен в чем-то сознаться пред собою, но не мог и боялся понять: в чем именно?
Зачем ему эти поля, мужики и вообще все то, что возбуждает бесконечные, бесплодные думы, в которых так легко исчезает сознание внутренней свободы и права жить по своим законам, теряется ощущение своей самости, оригинальности и думаешь как бы
тенями чужих
мыслей?
Он долго, до усталости, шагал по чистеньким улицам города, за ним, как
тень его, ползли растрепанные
мысли.
— Ну, — в привычках
мысли, в направлении ее, — сказала Марина, и брови ее вздрогнули, по глазам скользнула
тень. — Успенский-то, как ты знаешь, страстотерпец был и чувствовал себя жертвой миру, а супруг мой — гедонист, однако не в смысле только плотского наслаждения жизнью, а — духовных наслаждений.
Удивительна была каменная тишина теплых, лунных ночей, странно густы и мягки
тени, необычны запахи, Клим находил, что все они сливаются в один — запах здоровой, потной женщины. В общем он настроился лирически, жил в непривычном ему приятном бездумье,
мысли являлись не часто и, почти не волнуя, исчезали легко.
Перед ней стоял прежний, уверенный в себе, немного насмешливый и безгранично добрый, балующий ее друг. В лице у него ни
тени страдания, ни сомнения. Он взял ее за обе руки, поцеловал ту и другую, потом глубоко задумался. Она притихла, в свою очередь, и, не смигнув, наблюдала движение его
мысли на лице.
Время от времени я выглядывал в дверь и видел старика, сидевшего на том же месте, в одной и той же позе. Пламя костра освещало его старческое лицо. По нему прыгали красные и черные
тени. При этом освещении он казался выходцем с того света, железным человеком, раскаленным докрасна. Китаец так ушел в свои
мысли, что, казалось, совершенно забыл о нашем присутствии.
Это всегда так бывает: если явилось в человеке настроение искать чего-нибудь, он во всем находит то, чего ищет; пусть не будет никакого следа, а он так вот и видит ясный след; пусть не будет и
тени, а он все-таки видит не только
тень его, что ему нужно, но и все, что ему нужно, видит в самых несомненных чертах, и эти черты с каждым новым взглядом, с каждою новою
мыслью его делаются все яснее.
Дача, занимаемая В., была превосходна. Кабинет, в котором я дожидался, был обширен, высок и au rez-de-chaussee, [в нижнем этаже (фр.).] огромная дверь вела на террасу и в сад. День был жаркий, из сада пахло деревьями и цветами, дети играли перед домом, звонко смеясь. Богатство, довольство, простор, солнце и
тень, цветы и зелень… а в тюрьме-то узко, душно, темно. Не знаю, долго ли я сидел, погруженный в горькие
мысли, как вдруг камердинер с каким-то странным одушевлением позвал меня с террасы.
Я был тогда совсем маленький мальчик, еще даже не учившийся в пансионе, но простота, с которой отец предложил вопрос, и его глубокая вдумчивость заразили меня. И пока он ходил, я тоже сидел и проверял свои
мысли… Из этого ничего не вышло, но и впоследствии я старался не раз уловить те бесформенные движения и смутные образы слов, которые проходят, как
тени, на заднем фоне сознания, не облекаясь окончательно в определенные формы.
Я вернулся на прежнее место, глядел на воду, искал глазами лебедей, но и они уже затерялись где-то в
тени, как мои
мысли…
Едва эта
мысль мелькнула в моем мозгу, как я сорвался с места и побежал к полоске, которая выступала все отчетливее по мере того, как я к ней приближался. Действительно, это была лыжница. Один край ее был освещен солнцем, другой находился в
тени — эту
тень я и заметил, когда был около нарт.
И к Русакову могли иметь некоторое применение стихи, поставленные эпиграфом этой статьи: и он имеет добрые намерения, и он желает пользы для других, но «напрасно просит о
тени» и иссыхает от палящих лучей самодурства. Но всего более идут эти стихи к несчастным, которые, будучи одарены прекраснейшим сердцем и чистейшими стремлениями, изнемогают под гнетом самодурства, убивающего в них всякую
мысль и чувство. О них-то думая, мы как раз вспоминали...
Бывало, сидит он в уголку с своими «Эмблемами» — сидит… сидит; в низкой комнате пахнет гераниумом, тускло горит одна сальная свечка, сверчок трещит однообразно, словно скучает, маленькие стенные часы торопливо чикают на стене, мышь украдкой скребется и грызет за обоями, а три старые девы, словно Парки, молча и быстро шевелят спицами,
тени от рук их то бегают, то странно дрожат в полутьме, и странные, также полутемные
мысли роятся в голове ребенка.
К огню он питал какое-то болезненное пристрастие и по целым часам неподвижно смотрел на пылавшие кричные огни, на раскаленные добела пудлинговые печи, на внутренность домны через стеклышко в фурме, и на его неподвижном, бесстрастном лице появлялась точно
тень пробегавшей
мысли.
Долго стоял Коваль на мосту, провожая глазами уходивший обоз. Ему было обидно, что сват Тит уехал и ни разу не обернулся назад. Вот тебе и сват!.. Но Титу было не до вероломного свата, — старик не мог отвязаться от
мысли о дураке Терешке, который все дело испортил. И откуда он взялся, подумаешь: точно из земли вырос… Идет впереди обоза без шапки, как ходил перед покойниками. В душе Тита этот пустой случай вызвал первую
тень сомнения: уж ладно ли они выехали?
Грустно, что она нас покинула; ее кончина, как вы можете себе представить, сильно поразила нас — до сих пор не могу привыкнуть к этой
мысли: воспоминание об ней на каждом шагу; оно еще более набрасывает мрачную
тень на все предметы, которые здесь и без того не слишком веселы.
Мы с Соней, а иногда даже с отцом, посещали эту могилу; мы любили сидеть на ней в
тени смутно лепечущей березы, в виду тихо сверкавшего в тумане города. Тут мы с сестрой вместе читали, думали, делились своими первыми молодыми
мыслями, первыми планами крылатой и честной юности.
Сени и лестницу я прошел, еще не проснувшись хорошенько, но в передней замок двери, задвижка, косая половица, ларь, старый подсвечник, закапанный салом по-старому,
тени от кривой, холодной, только что зажженной светильни сальной свечи, всегда пыльное, не выставлявшееся двойное окно, за которым, как я помнил, росла рябина, — все это так было знакомо, так полно воспоминаний, так дружно между собой, как будто соединено одной
мыслью, что я вдруг почувствовал на себе ласку этого милого старого дома.
Во главе первых в Москве стояли «Московский телеграф», «Зритель» Давыдова, «Свет и
тени» Пушкарева, ежемесячная «Русская
мысль», «Русские ведомости», которые со страхом печатали Щедрина, писавшего сказки и басни, как Эзоп, и корреспонденции из Берлина Иоллоса, описывавшего под видом заграничной жизни русскую, сюда еще можно было причислить «Русский курьер», когда он был под редакцией В.А. Гольцева, и впоследствии газету «Курьер».
Это — существо непостижимой сложности, вместилище бесконечного вихря
мыслей; как бы я ни относился к нему, он является частью меня самого, живет где-то во мне, я о нем думаю, и
тень души его лежит на моей душе.
Просидела она почти до полуночи, и Кожемякину жалко было прощаться с нею. А когда она ушла, он вспомнил Марфу, сердце его, снова охваченное страхом, трепетно забилось, внушая
мысль о смерти, стерегущей его где-то близко, — здесь, в одном из углов, где безмолвно слились
тени, за кроватью, над головой, — он спрыгнул на пол, метнулся к свету и — упал, задыхаясь.
Мысли Матвея, маленькие, полуживые и робкие, всегда сопровождались какими-то
тенями: являлась
мысль и влекла за собою нечто, лениво отрицавшее её. Он привык к этому и никогда не знал, на чём остановится в медленном ходе дум, словно чужих ему, скользивших над поверхностью чего-то плотного и неподвижного, что молча отрицало всю его жизнь. Он слышал, как над его головою топали, возились, и соображал...
Маленькие, краденые
мысли…
Модные, красивые словечки…
Ползают тихонько с краю жизни
Тусклые, как
тени, человечки.
От боли он укусил подушку и стиснул зубы, и вдруг в голове его, среди хаоса, ясно мелькнула страшная, невыносимая
мысль, что такую же точно боль должны были испытывать годами, изо дня в день эти люди, казавшиеся теперь при лунном свете черными
тенями.
Путники расположились у ручья отдыхать и кормить лошадей. Кузьмичов, о. Христофор и Егорушка сели в жидкой
тени, бросаемой бричкою и распряженными лошадьми, на разостланном войлоке и стали закусывать. Хорошая, веселая
мысль, застывшая от жары в мозгу о. Христофора, после того как он напился воды и съел одно печеное яйцо, запросилась наружу. Он ласково взглянул на Егорушку, пожевал и начал...
Обмениваясь
мыслями, мы и не заметили, как нас застиг вечер. А бабенькина
тень невидимо реяла над нами, как бы говоря: дорожите"сведущими людьми"! ибо это единственный веселый оазис на унылом фоне вашей жизни, которая все более и более выказывает наклонность отожествиться с управой благочиния!
Зачем, дитя, ты? —
мысли повторяли…
Зачем, дитя? — мне вторил соловей,
Когда в безмолвной, мрачной, темной зале
Предстала
тень Офелии моей…
И, бедный Гамлет, я был очарован,
Я ждал желанный, сладостный ответ.
Вероятно, оттого, что я выбегал на улицу без шапки и калош, у меня поднялся сильный жар. Горело лицо, ломило ноги… Тяжелую голову клонило к столу, а в
мыслях было какое-то раздвоение, когда кажется, что за каждою
мыслью в мозгу движется ее
тень.
Вокруг яркого огня, разведенного прямо против ворот монастырских, больше всех кричали и коверкались нищие. Их радость была исступление; озаренные трепетным, багровым отблеском огня, они составляли первый план картины; за ними всё было мрачнее и неопределительнее, люди двигались, как резкие, грубые
тени; казалось, неизвестный живописец назначил этим нищим, этим отвратительным лохмотьям приличное место; казалось, он выставил их на свет как главную
мысль, главную черту характера своей картины…
Перед Вадимом было волнующееся море голов, и он с возвышения свободно мог рассматривать каждую; тут мелькали уродливые лица, как странные китайские
тени, которые поражали слиянием скотского с человеческим, уродливые черты, которых отвратительность определить невозможно было, но при взгляде на них рождались горькие
мысли; тут являлись старые головы, исчерченные морщинами, красные, хранящие столько смешанных следов страстей унизительных и благородных, что сообразить их было бы трудней, чем исчислить; и между ними кое-где сиял молодой взор, и показывались щеки, полные, раскрашенные здоровьем, как цветы между серыми камнями.
Но, полно думою преступной,
Тамары сердце недоступно
Восторгам чистым. Перед ней
Весь мир одет угрюмой
тенью;
И всё ей в нем предлог мученью —
И утра луч и мрак ночей.
Бывало только ночи сонной
Прохлада землю обоймет,
Перед божественной иконой
Она в безумьи упадет
И плачет; и в ночном молчанье
Ее тяжелое рыданье
Тревожит путника вниманье;
И
мыслит он: «То горный дух
Прикованный в пещере стонет!»
И чуткий напрягая слух,
Коня измученного гонит…
Об Алексее он думал насильно, потому что не хотел думать о Никите, о Тихоне. Но когда он лёг на жёсткую койку монастырской гостиницы, его снова обняли угнетающие
мысли о монахе, дворнике. Что это за человек, Тихон? На всё вокруг падает его
тень, его слова звучат в ребячливых речах сына, его
мыслями околдован брат.
И весь день, до первых вечерних
теней, оставался царь один на один со своими
мыслями, и никто не осмелился войти в громадную, пустую залу судилища.
Глядя, как течение Волги колеблет парчовую полосу света и, зарожденное где-то далеко во тьме, исчезает в черной
тени горного берега, — я чувствую, что
мысль моя становится бодрее и острей.
Говорили с осторожностью, боялись выдать себя взглядом, пугались своей
тени, страшились собственных
мыслей.
Много дней шёл я, как больной, полон скуки тяжёлой. В душе моей — тихий позёмок-пожар, выгорает душа, как лесная поляна, и думы вместе с
тенью моей то впереди меня ползут, то сзади тащатся едким дымом. Стыдно ли было мне или что другое — не помню и не могу сказать. Родилась одна чёрная
мысль и где-то, снаружи, вьётся вокруг меня, как летучая мышь...
— Ну и слава богу! — сказала мне раз Катя, когда я как
тень, без дела, без
мысли, без желаний, ходила из угла в угол, — Сергей Михайлыч приехал, присылал спросить о нас и хотел быть к обеду. Ты встряхнись, моя Машечка, — прибавила она, — а то что он о тебе подумает? Он так вас любил всех.
Видевшие это, гости захохотали, но я чисто по фамильной комплекции, следуя маменькиной натуре, готов был сомлеть, но удержался, имея в первой горячности
мысль точно бежать на могилу, вмещающую в себе прах нежнейших моих родителей, и
теням их жаловаться на нововведения, осрамившие меня с ног до головы.
Когда забота и печаль
Покой душевный возмущают,
Мы забываем свет, и вдаль
Душа и
мысли улетают,
И ловят сны, в которых нет
Следов и
теней прежних лет.
Когда он взял весла, оттолкнув шлюпку, и плавная качка волны отнесла берег назад — тоска, подобная одиночеству раненого в пустыне, бросила на его лицо
тень болезненной
мысли, устремленной к городу.
Ей хотелось уйти подальше от дома, посидеть в
тени и отдохнуть на
мыслях о ребенке, который должен был родиться у нее месяца через два.
Она привыкла к тому, что эти
мысли приходили к ней, когда она с большой аллеи сворачивала влево на узкую тропинку; тут в густой
тени слив и вишен сухие ветки царапали ей плечи и шею, паутина садилась на лицо, а в
мыслях вырастал образ маленького человечка неопределенного пола, с неясными чертами, и начинало казаться, что не паутина ласково щекочет лицо и шею, а этот человечек; когда же в конце тропинки показывался жидкий плетень, а за ним пузатые ульи с черепяными крышками, когда в неподвижном, застоявшемся воздухе начинало пахнуть и сеном и медом и слышалось кроткое жужжанье пчел, маленький человечек совсем овладевал Ольгой Михайловной.
Ему казалось, что голова у него громадная и пустая, как амбар, и что в ней бродят новые, какие-то особенные
мысли в виде длинных
теней.
Молчание Степана всё более обижало Николая, в голове у него мелькали задорные, злые слова и
мысли, но он понимал, что с этим человеком бесполезно говорить, да и лень было двигать языком — тишина и жара вызывали сонное настроение; хотелось идти в огород, лечь там в
тень, около бани, и лежать, глядя в чистое небо, где тают все
мысли и откуда вливается в душу сладкая спокойная пустота.