— Я тоже, хоть и ритор ваш, но имею право объяснить вам лишь одно, что они исходят издревле, из первозданного рая, который до грехопадения человека был озаряем совершенно иным светом, чем ныне мы озаряемы, и при свете этом человеку были ведомы вся тварная природа, он сам и бытие бога; после же склонения человека к своей
телесной природе свет этот померк, а вместе с тем человек утратил и свои познания; но милосердый бог не оскудел совсем для него в своей благости.
Хотя он и считается гораздо выше
телесной природы, однако, стремясь к бестелесному и углубляясь в созерцание его, он едва равняется какой-либо искре или свече, — и это до тех пор, пока он заключен в узы плоти и крови и, вследствие участия в такой материи, остается относительно неподвижным и тупым.
Неточные совпадения
Оттого-то протестантизм и вытолкнул одну богородицу из своих сараев богослужения, из своих фабрик слова божия. Она действительно мешает христианскому чину, она не может отделаться от своей земной
природы, она греет холодную церковь и, несмотря ни на что, остается женщиной, матерью. Естественными родами мстит она за неестественное зачатие и вырывает благословение своему чреву из уст монашеских, проклинающих все
телесное.
Беспечная веселость лица, любезная простота нравов и иройство в
телесных упражнениях — вот качества, отличающие истинного сына
природы.
Ты есь! —
Природы чин вещает,
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой разум уверяет;
Ты есь — и я уж не ничто!
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты
телесных,
Где начал Ты Духов небесных
И цепь существ связал всех мной.
Будущее же это, такое радостное в общественном отношении, в отношении жизни самого организма безнадежно-мрачно и скудно: ненужность физического труда,
телесное рабство, жир вместо мускулов, жизнь ненаблюдательная и близорукая — без
природы, без широкого горизонта…
Вот важнейшее место, сюда относящееся: «если душа благодаря ускоренному уходу освобождается от тела, то она ни в каком отношении не терпит ущерба и познала
природу зла с тем, чтобы открылись заключенные в ней силы и обнаружились энергии творчества, которые оставались бы втуне при спокойном пребывании в бестелесном, ибо никогда не могли бы перейти в действие, и от души осталось бы скрытым, что она имеет» (Enn. IV, Lib. VIII, cap. 5).], а в неблагоприятном душа загрязняется и, для того чтобы освободиться от
телесных оков, должна подвергнуться очистительному процессу, которым является многократное перевоплощение в различные тела.
Отрицать
телесные страдания в угоду надменному спиритуализму невозможно для того, кто понимает духовную
природу чувственности и нерасторжимость духа и тела.
Розанов знает пол тела и
телесное соединение, но плохо различает пол души и брачность духа, потому для него остается закрытой
природа «третьего пола» («нечетных духов»), в которой он видит исключительно половое уродство «урнингов», гомосексуализм, вообще дефектность пола.
Духовная же жизнь совсем не противоположна жизни душевной и
телесной и совсем не отрицает ее, а означает вступление их в иной план бытия, приобретение ими высшей качественности, движение к высотам, к тому, что есть сверх-жизнь, сверх-природа, сверх-бытие, сверх-Божество.
Только редкий человек, не имеющий сношений с людьми других образов жизни, и только человек, постоянно занятый напряженной борьбой с
природой для поддержания своего
телесного существования, может верить в то, что исполнение тех бессмысленных дел, которые он называет своим долгом, может быть свойственным ему долгом его жизни.
Но это совсем не означает, что в человеке есть как бы духовная
природа наряду с
природой душевной и
телесной, это значит, что душа и тело человека могут вступить в иной, высший порядок духовного существования, что человек может перейти из порядка
природы в порядок свободы, в царство смысла, из порядка раздора и вражды в порядок любви и соединения.
Человек есть духовное существо, в нем есть духовная энергия, но у него нет объективной духовной
природы, духовной субстанции, в противоположность душевной и
телесной.
Святые при этом возвращении всего в Бога как бы выступят своим духом из пределов своей
природы и пределов всего сотворенного, объединившись с Богом и в Боге, так что в них как бы не останется уже не только ничего животного и ничего
телесного, но и ничего человеческого, ничего природного; в этом будет замечаться их «обожествление».