Неточные совпадения
Дни мчались: в воздухе нагретом
Уж разрешалася зима;
И он
не сделался поэтом,
Не умер,
не сошел с ума.
Весна живит его: впервые
Свои покои запертые,
Где зимовал он, как сурок,
Двойные окна, камелек
Он ясным утром оставляет,
Несется вдоль Невы в санях.
На синих, иссеченных льдах
Играет солнце; грязно
таетНа улицах разрытый снег.
Куда
по нем свой быстрый бег...
В то самое время в других местах на земле кипела, торопилась, грохотала жизнь; здесь та же жизнь текла неслышно, как вода
по болотным травам; и до самого вечера Лаврецкий
не мог оторваться от созерцания этой уходящей, утекающей жизни; скорбь о прошедшем
таяла в его душе как весенний снег, — и странное
дело! — никогда
не было в нем так глубоко и сильно чувство родины.
Восемь
дней продолжалась эта пытка. Елена казалась покойной, но ничего
не могла есть,
не спала
по ночам. Тупая боль стояла во всех ее членах; какой-то сухой, горячий дым, казалось, наполнял ее голову. «Наша барышня как свечка
тает», — говорила о ней горничная.
От этих дум торговля казалась ему скучным
делом, мечта о чистой, маленькой лавочке как будто
таяла в нём, он чувствовал в груди пустоту, в теле вялость и лень. Ему казалось, что он никогда
не выторгует столько денег, сколько нужно для того, чтоб открыть лавочку, и до старости будет шляться
по пыльным, жарким улицам с ящиком на груди, с болью в плечах и спине от ремня. Но удача в торговле, вновь возбуждая его бодрость, оживляла мечту.
Старое, жестокое и злое уходило прочь из города, оно
таяло во тьме, скрытое ею, люди заметно становились добрее, и хотя
по ночам в городе
не было огня, но и ночи были шумно-веселы, точно
дни.
В ласковый
день бабьего лета Артамонов, усталый и сердитый, вышел в сад. Вечерело; в зеленоватом небе, чисто выметенном ветром, вымытом дождямии,
таяло,
не грея, утомлённое солнце осени. В углу сада возился Тихон Вялов, сгребая граблями опавшие листья, печальный, мягкий шорох плыл
по саду; за деревьями ворчала фабрика, серый дым лениво пачкал прозрачность воздуха. Чтоб
не видеть дворника,
не говорить с ним, хозяин прошёл в противоположный угол сада, к бане; дверь в неё была
не притворена.
Показалось вовсе
не страшно, хоть и темнело, уже
день таял, когда мы выехали за околицу. Мело как будто полегче. Косо, в одном направлении, в правую щеку. Пожарный горой заслонял от меня круп первой лошади. Взяли лошади действительно бодро, вытянулись, и саночки пошли метать
по ухабам. Я завалился в них, сразу согрелся, подумал о крупозном воспалении, о том, что у девушки, может быть, треснула кость черепа изнутри, осколок в мозг вонзился…
— Узнавать-то нечего,
не стоит того, — ответил Морковников. — Хоша ни попов, ни церкви Божьей они
не чуждаются и, как служба в церкви начнется, приходят первыми, а отойдет — уйдут последними; хоша раза
по три или
по четыре в году к попу на дух ходят и причастье принимают, а все же ихняя вера
не от Бога. От врага наваждение, потому что, ежели б ихняя вера была прямая, богоугодная, зачем бы
таить ее? Опять же тут и волхвования, и пляска, и верченье, и скаканье. Божеско ли это
дело, сам посуди…
— Только, чур, наперед уговор, — начал молчавший Орошин. — Ежель на чем порешим, кажду малость делать сообща,
по совету, значит, со всеми. Друг от дружки
дел не таить, друг дружке ножки
не подставлять. Без того всем можно разориться, а ежели будем вести
дела вкупе, тогда и барыши возьмем хорошие, и досыта насмеемся над Лебякиным, над Колодкиным и над зятьями Доронина.
Уже светало. Млечный путь бледнел и мало-помалу
таял, как снег, теряя свои очертания. Небо становилось хмурым и мутным, когда
не разберешь, чисто оно или покрыто сплошь облаками, и только
по ясной, глянцевитой полосе на востоке и
по кое-где уцелевшим звездам поймешь, в чем
дело.
— Да, мы
не зарежем цыпленка, которого задавить можем, а натянем лук и пустим каленую стрелу в коршуна, что занесся высоко. Любо, как грохнет наземь!.. Греха
таить нечего, обоим нам обида кровная! Унижение паче гордости.
Дело овечье протягивать голову под нож. Око за око, зуб за зуб — гласит Писание. Мы грешные люди: по-моему, за один глаз вырвать оба, за один зуб
не оставить ни одного, хоть бы пришлось отдать душу сатане!
— Да до Москвы-то
не близкий свет. Гонца сегодня пошлю, а когда он доедет и благополучно ли, когда ответ привезет, когда сам нареченный жених пожалует, много воды утечет, а девка
не по дням, а
по часам
тает… Вот она беда-то какая. Посетил Господь… — закончил свой рассказ Семен Иоаникиевич.