Неточные совпадения
И
Татарин с развевающимися фалдами
побежал и через пять минут влетел с блюдом открытых на перламутровых раковинах устриц и с бутылкой между пальцами.
Мера оригинальная и, вероятно, унаследованная от
татар, употребляемая в предупреждение
побегов и показывающая, больше телесных наказаний, всю меру презрения к человеческому достоинству со стороны русского законодательства.
—
Татарина гоняют за
побег, — сердито сказал кузнец, взглядывая в дальний конец рядов.
Люди Басманова и разбойники окружили Серебряного.
Татары были разбиты наголову, многие отдались в плен, другие
бежали. Максиму вырыли могилу и похоронили его честно. Между тем Басманов велел раскинуть на берегу речки свой персидский шатер, а дворецкий его, один из начальных людей рати, доложил Серебряному, что боярин бьет ему челом, просит не побрезгать походным обедом.
Татары, спасаясь от огня,
бежали в беспорядке навстречу разбойникам.
— Весь, как есть, профуфырился! — отвечал приказчик, осклабляя желтые, как янтарь, зубы. — И бог весть что такое сталось: вдруг закурил! Как только что попал в круг к бабам, так и заходил весь…
Татар этих поить зачал, поит всех, баб это, девок угощать зачал, песельников созвал… ведь уж никак шестой штоф купил; за последние два полушубок в кабаке оставил, и то не угомонился! Опять за вином
побежал!
Так говорит сам Наполеон, так говорят почти все французские писатели; а есть люди (мы не скажем, к какой они принадлежат нации), которые полагают, что французские писатели всегда говорят правду — даже и тогда, когда уверяют, что в России нет соловьев; но есть зато фрукт величиною с вишню, который называется арбузом; что русские происходят от
татар, а венгерцы от славян; что Кавказские горы отделяют Европейскую Россию от Азиатской; что у нас знатных людей обыкновенно венчают архиереи; что ниема глебониш пописко рюскоф — самая употребительная фраза на чистом русском языке; что название славян происходит от французского слова esclaves [рабы] и что, наконец, в 1812 году французы били русских, когда шли вперед, били их же, когда
бежали назад; били под Москвою, под Тарутиным, под Красным, под Малым Ярославцем, под Полоцком, под Борисовым и даже под Вильною, то есть тогда уже, когда некому нас было бить, если б мы и сами этого хотели.
Раз и два обошел их, все ускоряя шаги, и вдруг как-то сорвался с места,
побежал кругами, подскакивая, сжав кулаки, тыкая ими в воздух. Полы шубы били его по ногам, он спотыкался, чуть не падал, останавливаясь, встряхивал головою и тихонько выл. Наконец он, — тоже как-то сразу, точно у него подломились ноги, — опустился на корточки и, точно
татарин на молитве, стал отирать ладонями лицо.
Да, да, в шеломе,
А не в венце, с мечом заместо скиптра,
Он ждал
татар. Но хан, им устрашенный,
Бежал назад! И то сказать: пятьсот
Нас вышло тысяч в поле. Без удара
Казы-Гирей рассыпан — и ни капли
Не пролилося русской крови!
На другом конце длинной улицы появилась кучка всадников, и я узнал
бега, до которых и якуты, и
татары большие охотники. Всадников было человек пять, они мчались как ветер, и когда кавалькада приблизилась, то впереди я различил серого конька, на котором вчера приехал Багылай. С каждым ударом копыт пространство, отделявшее его от скакавших сзади, увеличивалось. Через минуту все они промчались мимо меня как ветер.
— Ну, ладно, ладно! — сказал Василий ласково. — Спущу сейчас. Смотри, Серко, завтра не выдай!.. В
бега его завтра пущу с
татарами. Конек хороший, набегал я его — теперь с любым скакуном потягается. Ветер!
И во все время, пока он добрался до почтовой станции, пока ехал в дилижансе, битком набитом молчаливыми турками и
татарами, пока устраивался в ялтинской гостинице на ночь, его не оставлял колючий стыд и беспощадное омерзение к себе самому, к Анне Георгиевне, ко всему, что вчера произошло, и к собственному мальчишескому
побегу.
Вдруг с страшным криком
татары бросились стеной на стену — и завязалась ужасная, вполне рукопашная драка; но
татары держались недолго, скоро попятили их назад, и они
побежали.
Казакам далеко, а
татарам близко. Да уж и Жилин собрался с последней силой, подхватил рукой колодку,
бежит к казакам, а сам себя не помнит, крестится и кричит...
Ермак собрал казаков, вышел на берег и начал стрелять в
татар. Как услыхали
татары пальбу, так и
побежали. Стали их казаки догонять и каких перебили, а каких забрали. Насилу сам Маметкул ушел.
Так и сделали. Как пошли средние с Ермаком,
татары завизжали, выскочили; тут ударили: справа — Иван Кольцо, слева — Мещеряк-атаман. Испугались
татары,
побежали. Перебили их казаки. Тут уж Ермаку никто противиться не смел. И так он вошел в самый город Сибирь. И насел туда Ермак все равно как царем.
Ермак взял с собой 50 человек и пошел очистить дорогу бухарцам. Пришел он к Иртышу-реке и не нашел бухарцев. Остановился ночевать. Ночь была темная и дождь. Только полегли спать казаки, откуда ни взялись
татары, бросились на сонных, начали их бить. Вскочил Ермак, стал биться. Ранили его ножом в руку. Бросился он
бежать к реке.
Татары за ним. Он в реку. Только его и видели. И тела его не нашли, и никто не узнал, как он умер.
В 1763 году, с помощью одного
татарина, няньке Катерине удалось
бежать вместе со мной, десятилетним ребенком, из пределов России в Багдад.
Каракача спал, отец его делал то же, в соседней клети
татары следовали примеру своих повелителей; все это сипело и ворковало так, что слушателю надо было твердые уши, чтобы не
бежать из дома.
Через несколько дней перед городом Чингиди произошла еще более жестокая схватка с уцелевшими от первого погрома полчищами
татар. Они были прогнаны, сам Епанча
бежал, и Ермак Тимофеевич занял город Чингиди.
Ахмат, в засаду, сам
бежал; узнав же о разорении
татарами его улусов, оставил вовсе Русь, чтобы защитить свои собственные земли.
— Да, да, таки с того времени, как появилась на Руси сестра моя София Фоминишна, вы и свет божий взвидели,
татары от вас
побежали, Новгород пал, Москва стала походить на город; с того времени Иван Васильевич сам поумылся…
Четырнадцатого сентября Ермак спустился по Тоболу, имея под начальством всего только 545 человек, и при впадении реки в Иртыш увидел массы
татар, которые, однако,
бежали и дали ему возможность подняться вверх по Иртышу до Заостровских Юрт, где он взял приступом город мурзы Атики. Здесь на казаков снова напало раздумье.
— Когда бы мог! Тебя требуют. Слышишь? крик женщины!.. Это она. Ради бога,
беги, спасай ее. Разве ты хочешь, чтобы
татары наложили на нее руки?