— Разве не дело?.. — хохотал Самоквасов. — Ей-Богу, та же лавка! «На Рогожском не подавайте, там товар гнилой, подмоченный, а у нас тафты, атласы…» Айдá [Айдá —
татарское слова, иногда значит: пойдем, иногда — иди, иногда — погоняй, смотря по тому, при каких обстоятельствах говорится. Это слово очень распространено по Поволжью, начиная от устья Суры, особенно в Казани; употребляется также в восточных губерниях, в Сибири.] к нашим?
— Вы не хорошие и не плохие. Он за народное дело в тюрьме сидел, бедных даром лечит, а к вашему порогу подойдет бедный, — «доченька, погляди, там под крыльцом корочка горелая валялась, собака ее не хочет есть, — подай убогому человеку!» Ваше название — «файдасыз» [Великолепное
татарское слово, значит оно: «человек, полезный только для самого себя». Так в Крыму татары называют болгар. (Прим. В. Вересаева.)]!.. Дай, большевики придут, они вам ваши подушки порастрясут!
Неточные совпадения
Юлай повторил на
татарском языке вопрос Ивана Кузмича. Но башкирец глядел на него с тем же выражением и не отвечал ни
слова.
В числе
татарских темников, корпусных начальников, перерезанных в Твери вместе с их войском, по
словам летописей, будто бы за намерение обратить народ в магометанство (намерение, которого они, наверное, и не имели), а по самому делу, просто за угнетение, находился Рахмет.
Помнится, записывая в одной избе
татарского мальчика трех лет, в ермолке, с широким расстоянием между глазами, я сказал ему несколько ласковых
слов, и вдруг равнодушное лицо его отца, казанского татарина, прояснилось, и он весело закивал головой, как бы соглашаясь со мной, что его сын очень хороший мальчик, и мне показалось, что этот татарин счастлив.
— Да, — «сила поганьская», — прочитал Петр, — дальше все исчезло… Постойте, вот еще: «порубан шаблями
татарскими»… кажется, еще какое-то
слово… но нет, больше ничего не сохранилось.
Даже языка у них никакого настоящего не было, ни русского, ни
татарского, а говорили
слово по-нашему,
слово по-татарски, а то промеж себя невесть по-каковски.
Тогда выступил вперед благонамеренный человек Гадюк и за всех ответил:"А по-моему, ваше сиятельство, если вся эта программа и подлинно впоследствии выполнится, так и тут ни топиться, ни вешаться резону нет!"Задумался Рюрик; по нраву пришлись ему гадюковы
слова; но, с другой стороны, думается: удельный период, московский период,
татарский период… нехорошо!
— Но неужели ты поверил, что я в самом деле решусь обидеть моего гостя? И, пан Тишкевич! Я хотел только попугать его, а по мне, пожалуй, пусть пьет хоть за здравие
татарского хана: от его
слов никого не убудет. Подайте ему кубок!
— Ты что же это, скотина, принес? — спросил он у Кербалая, медленно выговаривая каждое
слово. — Я приказывал тебе подать кварели, а ты что принес,
татарская морда? А? Кого?
После того, насмотревшись на голландские и английские корабли, Петр, по собственным
словам его, всю мысль свою уклонил для строения флота, и «когда за обиды
татарские учинилась осада Азова, и потом оный счистливо взят, по неизменному своему желанию не стерпел долго думать о том, — скоро за дело принялся» (Устрялов, том II, приложение I, стр. 400).
Алексей летал где-то в Москве; Яков толстел, держался солидно в стороне, он говорил мало, но, должно быть, хорошо: его
слова одинаково раздражали и Мирона и Горицветова. Яков отпустил окладистую
татарскую бородку, и вместе с рыжеватой бородою у Якова всё заметнее насмешливость; приятно было слышать, когда сын лениво говорил бойким людям...
Я ушел из кухни утром, маленькие часы на стене показывали шесть с минутами. Шагал в серой мгле по сугробам, слушая вой метели, и, вспоминая яростные взвизгивания разбитого человека, чувствовал, что его
слова остановились где-то в горле у меня, душат. Не хотелось идти в мастерскую, видеть людей, и, таская на себе кучу снега, я шатался по улицам
Татарской слободы до поры, когда стало светло и среди волн снега начали нырять фигуры жителей города.
— Да, то-то вот, что-что разумом мелок, да как сердцем-то крепок, так и богатее нас с тобой, государь милостивый, живет. Гривной одолжит, а рубль сорвать норовит; мало бога знает, неча похвалить,
татарский род проклятый, что-что крещеные! Хоша бы и мое дело: тем временем
слова не сказал и дал, только в конторе заявил, а теперь и держит словно в кабале; стар не стар, а все в эту пору рубль серебра стою, а он на круг два с полтиной кладет.
Боже мой, как вспыхнуло от этих
слов лицо деда!.. Он вскочил с тахты… Глаза его метали молнии… Он поднял загоревшийся взор на отца — взор, в котором сказалась вся полудикая натура кавказского горца, и заговорил быстро и грозно, мешая русские,
татарские и грузинские
слова...
Словом, жили купцы Строгановы, как многим боярам в описываемое время жить не приходилось, но жили зато у Великой Перми, «на конце России», по выражению Карамзина, на рубеже неизмеримого пространства северной Азии, огражденного Каменным поясом (Уральским хребтом), Ледовитым морем, океаном Восточным, цепью гор Алтайских и Саянских — Сибири. Тогда это было отечество многолюдных монгольских,
татарских, чудских, финских племен.
— Да, да, ее и в приданое мои милости и прощение твоей государыни за старые твои грехи. Что?.. Чай, при этом
слове зашевелились из гробов родоначальники твои, литовские или
татарские князья?.. Чай, развернули пред твои вельможные очи свои заплесневелые пергаменты?.. Не ломайся же, дурачина, пока предлагают такой клад с завидной придачей, а то велят взять и без нее.
— Мы чествуем и кланяемся сестрице твоей, а нашей господыне, великой княгине Софье Фоминишне за то, что она Русь нашу полюбила паче своей родной земли (да стоит ли упоминать об этой соромной земле, которую поедает поганый бесермен, аки
татарская саранча). А тебе, господине, деспот аморейский, не пригоже заочно на нашего осподаря Ивана Васильевича ла… (боярин остановился, покачав головою), не пригоже и мне твоей милости молвить худое
слово.