Неточные совпадения
Большая размотала
платок, закрывавший всю
голову маленькой, расстегнула
на ней салоп, и когда ливрейный лакей получил эти вещи под сохранение и снял
с нее меховые ботинки, из закутанной особы вышла чудесная двенадцатилетняя девочка в коротеньком открытом кисейном платьице, белых панталончиках и крошечных
черных башмачках.
Фенечка вытянула шейку и приблизила лицо к цветку…
Платок скатился
с ее
головы на плеча; показалась мягкая масса
черных, блестящих, слегка растрепанных волос.
Загнали во двор старика, продавца красных воздушных пузырей, огромная гроздь их колебалась над его
головой; потом вошел прилично одетый человек,
с подвязанной
черным платком щекою; очень сконфуженный, он, ни
на кого не глядя, скрылся в глубине двора, за углом дома. Клим понял его, он тоже чувствовал себя сконфуженно и глупо. Он стоял в тени, за грудой ящиков со стеклами для ламп, и слушал ленивенькую беседу полицейских
с карманником.
Она быстро обвила косу около руки, свернула ее в кольцо, закрепила кое-как
черной большой булавкой
на голове и накинула
на плечи
платок. Мимоходом подняла
с полу назначенный для Марфеньки букет и положила
на стол.
Черная, как поношенный атлас, старуха-негритянка,
с платком на голове, чистила ножи.
У подъезда,
на нижней ступеньке, встретил нас совсем
черный слуга; потом слуга малаец, не совсем
черный, но и не белый,
с красным
платком на голове; в сенях — служанка, англичанка, побелее; далее,
на лестнице, — девушка лет 20, красавица, положительно белая, и, наконец, — старуха, хозяйка, nec plus ultra белая, то есть седая.
Бывало, Агафья, вся в
черном,
с темным
платком на голове,
с похудевшим, как воск прозрачным, но все еще прекрасным и выразительным лицом, сидит прямо и вяжет чулок; у ног ее,
на маленьком креслице, сидит Лиза и тоже трудится над какой-нибудь работой или, важно поднявши светлые глазки, слушает, что рассказывает ей Агафья; а Агафья рассказывает ей не сказки: мерным и ровным голосом рассказывает она житие пречистой девы, житие отшельников, угодников божиих, святых мучениц; говорит она Лизе, как жили святые в пустынях, как спасались, голод терпели и нужду, — и царей не боялись, Христа исповедовали; как им птицы небесные корм носили и звери их слушались; как
на тех местах, где кровь их падала, цветы вырастали.
Несколько старушек, в тех же
черных кафтанах и повязанные теми же
черными,
с белыми каймами,
платками, сидели
на бревнах около моленной
с наклоненными
головами и, должно быть, потихоньку плакали.
На улицах и у ворот почти исключительно встречаются одни женщины, в неизменных темно-синих сарафанах,
с пуговицами, идущими до низу, и
с черными миткалевыми
платками на головах, закалывающимися у самого подбородка, вследствие чего лицо представляется как бы вставленным в
черную рамку.
Но барынька, вероятно, предчувствовала, что найдет мало сочувствия в Акиме, и потому, почти вслед за Иваном, сама вошла в горницу. Это была маленькая и худощавая старушка, державшаяся очень прямо,
с мелкими чертами лица,
с узенькими и разбегающимися глазками,
с остреньким носом, таковым же подбородком и тонкими бледными губами. Одета она была в
черный коленкоровый капот, довольно ветхий, но чистый;
на плечах у нее был
черный драдедамовый
платок, а
на голове белый чепчик, подвязанный у подбородка.
— Уйди! — истерически закричал Ежов, прижавшись спиной к стене. Он стоял растерянный, подавленный, обозленный и отмахивался от простертых к нему рук Фомы. А в это время дверь в комнату отворилась, и
на пороге стала какая-то вся
черная женщина. Лицо у нее было злое, возмущенное, щека завязана
платком. Она закинула
голову, протянула к Ежову руку и заговорила
с шипением и свистом...
Старуха вскочила, хотела бежать, но вдруг крепко закружилась
голова, и она упала. Ледяная дорожка обмокла, была скользкая, и старуха никак не могла подняться: вертелась, приподнималась
на локтях и коленях и снова валилась
на бок.
Черный платок сполз
с головы, открыв
на затылке лысинку среди грязно-седых волос; и почему-то чудилось ей, что она пирует
на свадьбе: женят сына, и она выпила вина и захмелела сильно.
Вскоре передо мной мелькнула лесная вырубка. Распаханная земля густо
чернела жирными бороздами, и только островками зелень держалась около больших, еще не выкорчеванных пней. За большим кустом, невдалеке от меня, чуть тлелись угли костра,
на которых стоял чайник. Маруся сидела вполоборота ко мне. В эту минуту она распустила
на голове платок и поправляла под ним волосы. Покончив
с этим, она принялась есть.
Как раз против входа, в большом стариковском кресле, откинувши
голову назад
на подушку, сидела женщина в дорогом китайском шлафроке и
с укутанной
головой. Из-за вязаного шерстяного
платка виден был только бледный длинный нос
с острым кончиком и маленькой горбинкой да один большой
черный глаз. Просторный шлафрок скрывал ее рост и формы, но по белой красивой руке, по голосу, по носу и глазу ей можно было дать не больше 26–28 лет.
Алеша взглянул
на того,
на которого указывал король, и тут только заметил, что между придворными стоял маленький человек, одетый весь в
черное.
На голове у него была особенного рода шапка малинового цвета, наверху
с зубчиками, надетая немного набок, а
на шее белый
платок, очень накрахмаленный, отчего казался немного синеватым. Он умильно улыбался, глядя
на Алешу, которому лицо его показалось знакомым, хотя не мог он вспомнить, где его видал.
Кругом родные и сторонние женщины, все в
черных сарафанах,
с платками белого полотна
на головах…
Вот за гробом Насти, вслед за родными, идут
с поникшими
головами семь женщин. Все в синих крашенинных сарафанах
с черными рукавами и белыми
платками на головах… Впереди выступает главная «плачея» Устинья Клещиха. Хоронят девушку, оттого в руках у ней зеленая ветка, обернутая в красный
платок.
На стульях,
на креслах,
на длинном турецком диване десять скитских матерей
с черными плáтами
на головах да пятеро пожилых степенных купцов сидят. В смежной комнате краснощекий толстый приказчик хозяйничает за ведерным самоваром, то и дело отирая
платком пот, обильно выступавший
на громадной его лысине.
На пороге умывальной стояла уже не одна, а две
черные фигуры. Плотная пожилая женщина
с лицом, как две капли воды похожим
на лицо Варварушки, и Соня Кузьменко, одетая в
черную скромную одежду монастырской послушницы и
черным же
платком, плотно окутывавшим
голову и перевязанным крест-накрест
на груди. При виде Дуни она попятилась было назад, но ободряющий голос Варварушки успокоил ее.
На столе лежала серебряная
с чернью табакерка и носовой ост-индский
платок такого же качества, как
на голове и
на плечах.
— Вероятно, — сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке,
с повязанною
черным платком головою и
с орденом Марии-Терезии
на шее. Князь Андрей остановился.