Неточные совпадения
Рассказывали, как
с одной стороны вырывающаяся из-за
туч луна озаряет
море и корабль, а
с другой — нестерпимым блеском играет молния.
Сильный порывистый ветер клубами гнал
с моря туман. Точно гигантские волны, катился он по земле и смешивался в горах
с дождевыми
тучами.
После 5 часов полудня погода стала портиться:
с моря потянул туман; откуда-то на небе появились
тучи. В сумерках возвратились казаки и доложили, что в 3 ямах они еще нашли 2 мертвых оленей и 1 живую козулю.
С закатом солнца ветер засвежел, небо покрылось
тучами, и
море еще более взволновалось. Сквозь мрак виднелись белые гребни волн, слабо фосфоресцирующие. Они
с оглушительным грохотом бросались на берег. Всю ночь металось
море, всю ночь гремела прибрежная галька и в рокоте этом слышалось что-то неумолимое, вечное.
Луна плывет высоко над землею
Меж бледных
туч;
Но движет
с вышины волной морскою
Волшебный луч.
Моей души тебя признало
мореСвоей луной,
И движется — и в радости и в горе —
Тобой одной.
Тоской любви, тоской немых стремлений
Душа полна;
Мне тяжело… Но ты чужда смятений,
Как та луна.
Он наконец подплыл к берегу, но прежде чем одеться, схватил на руки Арто и, вернувшись
с ним в
море, бросил его далеко в воду. Собака тотчас же поплыла назад, выставив наружу только одну морду со всплывшими наверх ушами, громко и обиженно фыркая. Выскочив на сушу, она затряслась всем телом, и
тучи брызг полетели на старика и на Сергея.
И
с этим, что вижу, послышались мне и гогот, и ржанье, и дикий смех, а потом вдруг вихорь… взмело песок
тучею, и нет ничего, только где-то тонко колокол тихо звонит, и весь как алою зарею облитый большой белый монастырь по вершине показывается, а по стенам крылатые ангелы
с золотыми копьями ходят, а вокруг
море, и как который ангел по щиту копьем ударит, так сейчас вокруг всего монастыря
море всколышется и заплещет, а из бездны страшные голоса вопиют: «Свят!»
Уже вечереет. Солнце перед самым закатом вышло из-за серых
туч, покрывающих небо, и вдруг багряным светом осветило лиловые
тучи, зеленоватое
море, покрытое кораблями и лодками, колыхаемое ровной широкой зыбью, и белые строения города, и народ, движущийся по улицам. По воде разносятся звуки какого-то старинного вальса, который играет полковая музыка на бульваре, и звуки выстрелов
с бастионов, которые странно вторят им.
Министру финансов
С.Ю. Витте была послана
с гирл,
с лоцмейстерского поста телеграмма, а мы в это время в
тучах комаров и мошкары осматривали углубление канала, на котором громадные машины «Петр Великий» и «Донские гирла» черпали грунт, который нагружался в шаланды и отвозился в
море.
Он слушал, как шаги стихали, потом стихли, и только деревья что-то шептали перед рассветом в сгустившейся темноте… Потом
с моря надвинулась мглистая
туча, и пошел тихий дождь, недолгий и теплый, покрывший весь парк шорохом капель по листьям.
С моря поднималась
туча — черная, тяжелая, суровых очертаний, похожая на горный хребет.
Ночь прошла, и кровяные зори
Возвещают бедствие
с утра.
Туча надвигается от
моряНа четыре княжеских шатра.
Чтоб четыре солнца не сверкали,
Освещая Игореву рать,
Быть сегодня грому на Каяле,
Лить дождю и стрелами хлестать!
Уж трепещут синие зарницы,
Вспыхивают молнии кругом.
Вот где копьям русским преломиться.
Вот где саблям острым притупиться,
Загремев о вражеский шелом!
О Русская земля!
Ты уже за холмом.
Вот Стрибожьи вылетели внуки —
Зашумели ветры у реки,
И взметнули вражеские луки
Тучу стрел на русские полки.
Стоном стонет мать-земля сырая,
Мутно реки быстрые текут,
Пыль несется, поле покрывая.
Стяги плещут: половцы идут!
С Дона,
с моря с криками и
с воем
Валит враг, но, полон ратных сил,
Русский стан сомкнулся перед боем
Щит к щиту — и степь загородил.
С утра шумно и обильно лился дождь, но к полудню
тучи иссякли, их темная ткань истончилась, и, разорванную на множество дымных кусков, ветер угнал ее в
море, а там она вновь плотно свилась в синевато-сизую массу, положив густую тень на
море, успокоенное дождем.
Вздыхает
море. Во тьме, над перешейком острова, рисуется пиния, как огромная ваза на тонкой ножке. Ослепительно сверкает Сириус,
туча с Монте-Соляро сползла, ясно виден сиротливый маленький монастырь над обрывом горы и одинокое дерево перед ним, как на страже.
И я уходил к себе. Так мы прожили месяц. В один пасмурный полдень, когда оба мы стояли у окна в моем номере и молча глядели на
тучи, которые надвигались
с моря, и на посиневший канал и ожидали, что сейчас хлынет дождь, и когда уж узкая, густая полоса дождя, как марля, закрыла взморье, нам обоим вдруг стало скучно. В тот же день мы уехали во Флоренцию.
Во всех трех окнах ярко блеснула молния, и вслед за этим раздался оглушительный, раскатистый удар грома, сначала глухой, а потом грохочущий и
с треском, и такой сильный, что зазвенели в окнах стекла. Лаевский встал, подошел к окну и припал лбом к стеклу. На дворе была сильная, красивая гроза. На горизонте молнии белыми лентами непрерывно бросались из
туч в
море и освещали на далекое пространство высокие черные волны. И справа, и слева, и, вероятно, также над домом сверкали молнии.
Лодка теперь кралась по воде почти совершенно беззвучно. Только
с весел капали голубые капли, и когда они падали в
море, на месте их падения вспыхивало ненадолго тоже голубое пятнышко. Ночь становилась все темнее и молчаливей. Теперь небо уже не походило на взволнованное
море —
тучи расплылись по нем и покрыли его ровным тяжелым пологом, низко опустившимся над водой и неподвижным. А
море стало еще спокойней, черней, сильнее пахло теплым, соленым запахом и уж не казалось таким широким, как раньше.
И сами люди, первоначально родившие этот шум, смешны и жалки: их фигурки, пыльные, оборванные, юркие, согнутые под тяжестью товаров, лежащих на их спинах, суетливо бегают то туда, то сюда в
тучах пыли, в
море зноя и звуков, они ничтожны по сравнению
с окружающими их железными колоссами, грудами товаров, гремящими вагонами и всем, что они создали.
Вдруг она вырвалась из их толпы, и
море — бесконечное, могучее — развернулось перед ними, уходя в синюю даль, где из вод его вздымались в небо горы облаков — лилово-сизых,
с желтыми пуховыми каймами по краям, зеленоватых, цвета морской воды, и тех скучных, свинцовых
туч, что бросают от себя такие тоскливые, тяжелые тени.
Сзади виднелись тоже какие-то черные остовы, а спереди, в отверстие между стеной и бортом этого гроба, видно было
море, молчаливое, пустынное,
с черными над ним
тучами.
Кое-где ветер прорывал
тучи, и из разрывов смотрели голубые кусочки неба
с одной-двумя звездочками на них. Отраженные играющим
морем, эти звездочки прыгали по волнам, то исчезая, то вновь блестя.
Я не видел никакой
тучи. Лодка наша торопливо удалялась от одного берега, но другой как будто не приближался, и река, имеющая здесь около шести верст в ширину, только раздвигалась перед нами, как
море. Вверх по течению широко разлившаяся водная гладь почти сливалась
с золотом близкого заката, и только туманная синяя полоска отделяла воду от неба.
Но уже не вижу звездочки; вижу: над чем-то, что есть —
море,
с головой из лучей,
с телом из
тучи, мчится гений. Его зовут Байрон.
Черно-синие сосны — светло-синяя луна — черно-синие
тучи — светло-синий столб от луны — и по бокам этого столба — такой уж черной синевы, что ничего не видно —
море. Маленькое, огромное, совсем черное, совсем невидное —
море. А
с краю, на
тучах, которыми другой от нас умчался гений, немножко задевая око луны — лиловым чернилом, кудрявыми, как собственные волосы, буквами: «Приезжайте скорее. Здесь чудесно».
Вода из
моря поднимается туманом; туман поднимается выше, и из тумана делаются
тучи.
Тучи гонит ветром и разносит по земле. Из
туч вода падает на землю.
С земли стекает в болота и ручьи. Из ручьев течет в реки; из рек в
море. Из
моря опять вода поднимается в
тучи, и
тучи разносятся по земле…
Ночью небо заволокло
тучами и пошел сильный дождь, а к утру ударил мороз. Вода, выпавшая на землю, тотчас замерзла. Плавник и камни на берегу
моря, трава на лугах и сухая листва в лесу — все покрылось ледяною корою. Люди сбились в юрту и грелись у огня. Ветер был неровный, порывистый. Он срывал корье
с крыши и завевал дым обратно в помещение. У меня и моих спутников разболелись глаза.
Направо далеко видна степь, над нею тихо горят звезды — и все таинственно, бесконечно далеко, точно смотришь в глубокую пропасть; а налево над степью навалились одна на другую тяжелые грозовые
тучи, черные, как сажа; края их освещены луной, и кажется, что там горы
с белым снегом на вершинах, темные леса,
море; вспыхивает молния, доносится тихий гром, и кажется, что в горах идет сражение…
В одиннадцатом часу Ордынцевы возвращались домой. В воздухе все чувствовалась та же тревога. Ветер
с протяжным свистом проносился через сады. Телефонные проволоки жалобно гудели. Над головою
с востока на запад неподвижно тянулась черная гряда
туч. И что-то зловещее было в ее неподвижности, когда внизу все выло и билось. Горизонт над
морем слабо сиял от невзошедшего еще месяца.
Трое остальных шли по шоссе Камер-Коллежского Вала и пели «По
морям». Ветер гнал по сухой земле опавшие листья тополей, ущербный месяц глядел из черных
туч с серебряными краями. Вдруг в мозгах у Юрки зазвенело, голова мотнулась в сторону, кепка слетела. Юрка в гневе обернулся. Плотный парень в пестрой кепке второй раз замахивался на него. Юрка отразил удар, но сбоку получил по шее. Черкизовцев было человек семь-восемь. Они окружили заводских ребят. Начался бой.
Черные
тучи с моря идут,
Хотят прикрыть четыре солнца,
И в них трепещут синие молнии.