Неточные совпадения
Уже совсем стемнело, и на юге, куда он смотрел, не было туч. Тучи стояли
с противной стороны. Оттуда вспыхивала
молния, и слышался дальний гром. Левин прислушивался к равномерно падающим
с лип
в саду каплям и смотрел на знакомый ему треугольник звезд и на проходящий
в середине его млечный путь
с его разветвлением. При каждой вспышке
молнии не только млечный путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала
молния, опять, как будто брошенные какой-то меткой
рукой, появлялись на тех же местах.
«
В наших краях», извинения
в фамильярности, французское словцо «tout court» и проч. и проч. — все это были признаки характерные. «Он, однакож, мне обе руки-то протянул, а ни одной ведь не дал, отнял вовремя», — мелькнуло
в нем подозрительно. Оба следили друг за другом, но, только что взгляды их встречались, оба,
с быстротою
молнии, отводили их один от другого.
Летний дождь шумно плескал
в стекла окон, трещал и бухал гром, сверкали
молнии, освещая стеклянную пыль дождя;
в пыли подпрыгивала черная крыша
с двумя гончарными трубами, — трубы были похожи на воздетые к небу
руки без кистей. Неприятно теплая духота наполняла зал, за спиною Самгина у кого-то урчало
в животе, сосед
с левой
руки после каждого удара грома крестился и шептал Самгину, задевая его локтем...
Другой цыган, ворча про себя, поднялся на ноги, два раза осветил себя искрами, будто
молниями, раздул губами трут и,
с каганцом
в руках, обыкновенною малороссийскою светильнею, состоящею из разбитого черепка, налитого бараньим жиром, отправился, освещая дорогу.
Опять затишье, и новая
молния, и вслед за ней уже без всякого перерыва покатились страшные громовые раскаты, точно какая-то сильная
рука в клочья рвала все небо
с оглушающим треском.
Он повернулся и быстро пустился назад по той же дороге; взойдя на двор, он, не будучи никем замечен, отвязал лучшую лошадь, вскочил на нее и пустился снова через огород, проскакал гумно, махнул
рукою удивленной хозяйке, которая еще стояла у дверей овина, и, перескочив через ветхий, обвалившийся забор, скрылся
в поле как
молния; несколько минут можно было различить мерный топот скачущего коня… он постепенно становился тише и тише, и наконец совершенно слился
с шепотом листьев дубравы.
Впрочем, еще раз она появилась.
В руках у нее был сверток — два фунта масла и два десятка яиц. И после страшного боя я ни масла, ни яиц не взял. И очень этим гордился, вследствие юности. Но впоследствии, когда мне приходилось голодать
в революционные годы, не раз вспоминал лампу-«
молнию», черные глаза и золотой кусок масла
с вдавлинами от пальцев,
с проступившей на нем росой.
—
В турецкую кампанию… не помню где… такой же гвалт был. Гроза, ливень,
молнии, пальба залпами из орудий, пехота бьёт врассыпную… поручик Вяхирев вынул бутылку коньяку, горлышко
в губы — буль-буль-буль! А пуля трах по бутылке — вдребезги! Поручик смотрит на горло бутылки
в своей
руке и говорит: «Чёрт возьми, они воюют
с бутылками!» Хо-хо-хо! А я ему: «Вы ошибаетесь, поручик, турки стреляют по бутылкам, а воюете
с бутылками — вы!»
Девушка приняла помощь без взгляда и благодарности — внимание ее было поглощено свертком. Нож казался
в ее
руках детской жестяной саблей, тем не менее острое лезвие вспороло холст и веревки
с быстротой
молнии. Аян, охваченный любопытством, стоял рядом, думая, что его
руки сделали бы то же самое, только быстрее.
И вдруг кто-то, может быть воздух, может быть сам он, сказал неторопливо и ясно: «Стелла». Матрос нагнулся, весло раскачивалось
в его
руках — теперь он хотел жить, наперекор проливу и рифам.
Молнии освещали битву. Аян тщательно, напряженно измерял взглядом маленькое расстояние, сокращавшееся
с каждой секундой. Казалось, не он, а риф двигается на него скачками, подымаясь и опускаясь.
Русский мужик говорит о гривне или о семи грошах меди, старики и старухи размахивают
руками или говорят сами
с собою, иногда
с довольно разительными жестами, но никто их не слушает и не смеется над ними, выключая только разве мальчишек
в пестрядевых халатах,
с пустыми штофами или готовыми сапогами
в руках, бегущих
молниями по Невскому проспекту.
Так, вероятно,
в далекие, глухие времена, когда были пророки, когда меньше было мыслей и слов и молод был сам грозный закон, за смерть платящий смертью, и звери дружили
с человеком, и
молния протягивала ему
руку — так
в те далекие и странные времена становился доступен смертям преступивший: его жалила пчела, и бодал остророгий бык, и камень ждал часа падения своего, чтобы раздробить непокрытую голову; и болезнь терзала его на виду у людей, как шакал терзает падаль; и все стрелы, ломая свой полет, искали черного сердца и опущенных глаз; и реки меняли свое течение, подмывая песок у ног его, и сам владыка-океан бросал на землю свои косматые валы и ревом своим гнал его
в пустыню.
На площадке лестницы стояло зеркало, отразившее высокую, красивую женщину, ведущую за
руку смуглое, кудрявое, маленькое существо,
с двумя черешнями вместо глаз и целой шапкой смоляных кудрей. «Это — я, Люда, — мелькнуло
молнией в моей голове. — Как я не подхожу ко всей этой торжественно-строгой обстановке!»
При виде вооруженных людей Абрек сделал невероятное усилие и, вырвавшись из сильных
рук Брагима, бросился к окну.
С быстротой
молнии вскочил он на подоконник и, крикнув «айда», спрыгнул вниз,
с высоты нескольких саженей прямо
в тихо плещущие волны Куры…
Бледный, испуганный Юрик едва держался
в седле… Вот мимо него быстро, как
молния, промелькнула роща… Вот виднеется вдалеке деревня… вот синеет большая запруда, где бабы полощут белье. И все это лишь только покажется, тотчас же пропадает из вида благодаря его бешеной скачке. А конь несется все быстрее и быстрее… Уже голова начинает кружиться у бедного мальчугана,
руки, схватившиеся за гриву, слабеют
с каждой минутой… Вот-вот сейчас они, обессиленные, выпустят гриву Востряка…
В течение полугода никто не наведывался к новой послушнице, никто не навестил ее, на ее имя не было получено ни одного письма, ни одной посылки, как вдруг весть о роковом ящике
с мертвой
рукой мужчины, на одном из пальцев которой было драгоценное кольцо, подобно
молнии, облетела монастырские кельи.
Глаза Малюты злобно сверкнули. Он подскочил к княжне, схватил ее
в свои объятия и стал покрывать страстными поцелуями. Напрасно она делала усилия, чтобы освободиться, он все крепче и крепче сжимал ее. Вдруг
в голове ее мелькнула счастливая мысль, и она, высвободив одну
руку,
с быстротою
молнии выхватила из ножен висевший на его поясе кинжал.