Неточные совпадения
Но когда я, в марте месяце, поднялся к нему наверх, чтобы посмотреть, как они там „заморозили“, по его словам, ребенка, и нечаянно усмехнулся над трупом его
младенца, потому что стал опять объяснять Сурикову, что он „сам виноват“, то у этого сморчка вдруг задрожали губы, и он, одною
рукой схватив меня за плечо, другою показал мне дверь и тихо, то есть чуть не шепотом, проговорил мне: „Ступайте-с!“ Я вышел, и мне это очень понравилось, понравилось тогда же, даже в ту самую минуту, как он меня выводил; но слова его долго производили
на меня потом, при воспоминании, тяжелое впечатление какой-то странной, презрительной к нему жалости, которой бы я вовсе не хотел ощущать.
Держать в
руках свое первое признанное сочинение, вышедшее
на прекрасной глянцевитой бумаге, видеть свои слова напечатанными черным, вечным, несмываемым шрифтом, ощущать могучий запах типографской краски… что может сравниться
с этим удивительным впечатлением, кроме (конечно, в слабой степени) тех неописуемых блаженных чувств, которые испытывает после страшных болей впервые родившая молодая мать, когда со слабою прелестною улыбкой показывает мужу их младенца-первенца.
Агатон махает
рукой и направляется к стойке, за которою производится раздача пенсий. Защемив в
руку пачку красненьких кредиток, он проходит назад мимо «старушки» и так дружелюбно кивает головой
на ее почтительный поклон, что оставляет ее в совершенном недоумении, действительно ли
с ней говорил один из тех помпадуров, о которых в газетах пишут: и приидут во град, и имут
младенцев, и разбиют их о камни?!
Мысль, что она потеряет ребенка, почти беспрестанно вплеталась в мечты ее; она часто
с отчаянием смотрела
на спящего
младенца и, когда он был очень покоен, робко подносила трепещущую
руку к устам его.
«Как по недостаточности моего звания, — говорю, — владыко святый, жена моя каждый вечер, по неимению работницы, отправляется для доения коровы в хлев, где хранится навоз, то я, содержа
на руках свое малое грудное дитя, плачущее по матери и просящее груди, — как груди дать ему не имею и чем его рассеять, не знаю, — то я, не умея настоящих французских танцев, так
с сим
младенцем плавно пожидовски прискакую по комнате и пою ему: „тра-та-та, тра-та-та, вышла кошка за кота“ или что другое в сем роде невинного содержания, дабы оно было утешно от сего, и в том вся вина моя».
Во весь этот день Дуня не сказала единого слова. Она как словно избегала даже встречи
с Анной. Горе делает недоверчивым: она боялась упреков рассерженной старухи. Но как только старушка заснула и мрачная ночь окутала избы и площадку, Дуня взяла
на руки сына, украдкою вышла из избы, пробралась в огород и там уже дала полную волю своему отчаянию. В эту ночь
на голову и лицо
младенца, который спокойно почивал
на руках ее, упала не одна горькая слеза…
Из арки улицы, как из трубы, светлыми ручьями радостно льются песни пастухов; без шляп, горбоносые и в своих плащах похожие
на огромных птиц, они идут играя, окруженные толпою детей
с фонарями
на высоких древках, десятки огней качаются в воздухе, освещая маленькую круглую фигурку старика Паолино, ого серебряную голову, ясли в его
руках и в яслях, полных цветами, — розовое тело
Младенца,
с улыбкою поднявшего вверх благословляющие ручки.
Раз госпожа и крестьянка
с грудным
младенцем на руках подошли вместе; но первая
с надменным видом оттолкнула последнюю и ушибенный ребенок громко закричал; — «не мудрено, что завтра, — подумал Вадим, — эта богатая женщина будет издыхать
на виселице, тогда как бедная, хлопая в ладоши, станет указывать
на нее детям своим»; — и отвернувшись он хотел идти прочь.
Они, казалось, нимало не замечали стужи и еще менее заботились о том, что барахтались, словно утки, в грязи по колени; между ними находилось несколько девчонок
с грудными
младенцами на руках.
Она громко окликнула акушерку — та не откликнулась. В испуге и волнении стремительно вскочила больная
с кровати и, как была,
на босую ногу, опрометью кинулась вон из спальни. Спешно перебежав две смежные комнаты, Нюта влетела в гостиную. Там стоял Полояров, в своей собачьей чуйке,
с шапкой в
руках, а рядом акушеркина кухарка в платке и шугае. Сама же акушерка укутывала в салоп
младенца.
Те же, Липина, мальчик и девочка. Мальчик одет в гусарское детское платье
с золотою шифровкой; он нередко утирает рукавом нос; девочка в белом муслиновом платье (оба в продолжение явления пачкаются в стружках); крестьянка
с грудным
младенцем на руках и Ванечка, слуга Липиной, в ливрее
с большою куклою за пазухой; он пьян, при входе тузит мальчика, а потом большею частью держится у стены.
Только при виде жены, лежавшей без памяти
на пороге и загородившей ему собой дорогу, он потерял твердость. Облив слезами ее ледяные
руки, повергнулся пред образом спасителя, молился о ней, поручал ее
с младенцем своим милостям и покровительству царя небесного...
Остались они после покойницы вдвоем
с горбуном.
Младенца девочку
на грудь соседке бабе отдали. Подросла девочка — Машей звали, отдал ее Пахомыч, по совету горбуна,
с рук на руки Спиридону Афанасеьвичу Белоярцеву.