Неточные совпадения
Сергей Иванович любовался всё время красотою заглохшего от листвы леса, указывая брату то на темную
с тенистой стороны, пестреющую
желтыми прилистниками, готовящуюся к цвету старую липу, то на изумрудом блестящие молодые побеги дерев нынешнего года.
— А! Константин Дмитрич! Опять приехали в наш развратный Вавилон, — сказала она, подавая ему крошечную
желтую руку и вспоминая его слова, сказанные как-то в начале зимы, что Москва есть Вавилон. — Что, Вавилон исправился или вы испортились? — прибавила она,
с усмешкой оглядываясь на Кити.
Разве не молодость было то чувство, которое он испытывал теперь, когда, выйдя
с другой стороны опять на край леса, он увидел на ярком свете косых лучей солнца грациозную фигуру Вареньки, в
желтом платье и
с корзинкой шедшей легким шагом мимо ствола старой березы, и когда это впечатление вида Вареньки слилось в одно
с поразившим его своею красотой видом облитого косыми лучами желтеющего овсяного поля и за полем далекого старого леса, испещренного желтизною, тающего в синей дали?
Маленький,
желтый человечек в очках,
с узким лбом, на мгновение отвлекся от разговора, чтобы поздороваться, и продолжал речь, не обращая внимания на Левина. Левин сел в ожидании, когда уедет профессор, но скоро заинтересовался предметом разговора.
Еще Анна не успела напиться кофе, как доложили про графиню Лидию Ивановну. Графиня Лидия Ивановна была высокая полная женщина
с нездорово-желтым цветом лица и прекрасными задумчивыми черными глазами. Анна любила ее, но нынче она как будто в первый раз увидела ее со всеми ее недостатками.
Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему лица двух товарищей Облонского и в особенности на руку элегантного Гриневича,
с такими белыми длинными пальцами,
с такими длинными,
желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали всё его внимание и не давали ему свободы мысли. Облонский тотчас заметил это и улыбнулся.
— Друг мой! — повторила графиня Лидия Ивановна, не спуская
с него глаз, и вдруг брови ее поднялись внутренними сторонами, образуя треугольник на лбу; некрасивое
желтое лицо ее стало еще некрасивее; но Алексей Александрович почувствовал, что она жалеет его и готова плакать. И на него нашло умиление: он схватил ее пухлую руку и стал целовать ее.
Старый, запущенный палаццо
с высокими лепными плафонами и фресками на стенах,
с мозаичными полами,
с тяжелыми
желтыми штофными гардинами на высоких окнах, вазами на консолях и каминах,
с резными дверями и
с мрачными залами, увешанными картинами, — палаццо этот, после того как они переехали в него, самою своею внешностью поддерживал во Вронском приятное заблуждение, что он не столько русский помещик, егермейстер без службы, сколько просвещенный любитель и покровитель искусств, и сам — скромный художник, отрекшийся от света, связей, честолюбия для любимой женщины.
Это была сухая,
желтая,
с черными блестящими глазами, болезненная и нервная женщина. Она любила Кити, и любовь ее к ней, как и всегда любовь замужних к девушкам, выражалась в желании выдать Кити по своему идеалу счастья замуж, и потому желала выдать ее за Вронского. Левин, которого она в начале зимы часто у них встречала, был всегда неприятен ей. Ее постоянное и любимое занятие при встрече
с ним состояло в том, чтобы шутить над ним.
Проработав до обеда мужицкого, до которого уже оставалось недолго, он вместе
с подавальщиком вышел из риги и разговорился, остановившись подле сложенного на току для семян аккуратного
желтого скирда жатой ржи.
Варенька стояла в дверях, переодетая в
желтое ситцевое платье,
с повязанным на голове белым платком.
Было то время года, перевал лета, когда урожай нынешнего года уже определился, когда начинаются заботы о посеве будущего года и подошли покосы, когда рожь вся выколосилась и, серо зеленая, не налитым, еще легким колосом волнуется по ветру, когда зеленые овсы,
с раскиданными по ним кустами
желтой травы, неровно выкидываются по поздним посевам, когда ранняя гречиха уже лопушится, скрывая землю, когда убитые в камень скотиной пары́
с оставленными дорогами, которые не берет соха, вспаханы до половины; когда присохшие вывезенные кучи навоза пахнут по зарям вместе
с медовыми травами, и на низах, ожидая косы, стоят сплошным морем береженые луга
с чернеющимися кучами стеблей выполонного щавельника.
Со всех сторон горы неприступные, красноватые скалы, обвешанные зеленым плющом и увенчанные купами чинар,
желтые обрывы, исчерченные промоинами, а там высоко-высоко золотая бахрома снегов, а внизу Арагва, обнявшись
с другой безыменной речкой, шумно вырывающейся из черного, полного мглою ущелья, тянется серебряною нитью и сверкает, как змея своею чешуею.
Но в жизни все меняется быстро и живо: и в один день,
с первым весенним солнцем и разлившимися потоками, отец, взявши сына, выехал
с ним на тележке, которую потащила мухортая [Мухортая — лошадь
с желтыми подпалинами.] пегая лошадка, известная у лошадиных барышников под именем сорóки; ею правил кучер, маленький горбунок, родоначальник единственной крепостной семьи, принадлежавшей отцу Чичикова, занимавший почти все должности в доме.
И опять по обеим сторонам столбового пути пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни
с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого двора
с овсом в руке, пешеход в протертых лаптях, плетущийся за восемьсот верст, городишки, выстроенные живьем,
с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и по ту сторону и по другую, помещичьи рыдваны, [Рыдван — в старину: большая дорожная карета.] солдат верхом на лошади, везущий зеленый ящик
с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые,
желтые и свежеразрытые черные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без конца…
На ней были разбросаны по-английски две-три клумбы
с кустами сиреней и
желтых акаций; пять-шесть берез небольшими купами кое-где возносили свои мелколистные жиденькие вершины.
Наружный фасад гостиницы отвечал ее внутренности: она была очень длинна, в два этажа; нижний не был выщекатурен и оставался в темно-красных кирпичиках, еще более потемневших от лихих погодных перемен и грязноватых уже самих по себе; верхний был выкрашен вечною
желтою краскою; внизу были лавочки
с хомутами, веревками и баранками.
Не дай мне Бог сойтись на бале
Иль при разъезде на крыльце
С семинаристом в
желтой шале
Иль
с академиком в чепце!
Как уст румяных без улыбки,
Без грамматической ошибки
Я русской речи не люблю.
Быть может, на беду мою,
Красавиц новых поколенье,
Журналов вняв молящий глас,
К грамматике приучит нас;
Стихи введут в употребленье;
Но я… какое дело мне?
Я верен буду старине.
От этих интересных наблюдений я был отвлечен бабочкой
с желтыми крылышками, которая чрезвычайно заманчиво вилась передо мною.
Поверяя богу в теплой молитве свои чувства, она искала и находила утешение; но иногда, в минуты слабости, которым мы все подвержены, когда лучшее утешение для человека доставляют слезы и участие живого существа, она клала себе на постель свою собачонку моську (которая лизала ее руки, уставив на нее свои
желтые глаза), говорила
с ней и тихо плакала, лаская ее. Когда моська начинала жалобно выть, она старалась успокоить ее и говорила: «Полно, я и без тебя знаю, что скоро умру».
Сильный западный ветер поднимал столбами пыль
с дорог и полей, гнул макушки высоких лип и берез сада и далеко относил падавшие
желтые листья.
Необозримое блестяще-желтое поле замыкалось только
с одной стороны высоким синеющим лесом, который тогда казался мне самым отдаленным, таинственным местом, за которым или кончается свет, или начинаются необитаемые страны.
Окно
с цветными стеклами, бывшее над алтарем, озарилося розовым румянцем утра, и упали от него на пол голубые,
желтые и других цветов кружки света, осветившие внезапно темную церковь.
В такой безуспешной и тревожной погоне прошло около часу, когда
с удивлением, но и
с облегчением Ассоль увидела, что деревья впереди свободно раздвинулись, пропустив синий разлив моря, облака и край
желтого песчаного обрыва, на который она выбежала, почти падая от усталости.
Она поставила перед ним свой собственный надтреснутый чайник,
с спитым уже чаем, и положила два
желтых кусочка сахару.
Она и желтый-то билет получила, потому что мои же дети
с голоду пропадали, себя за нас продала!..
Она уставилась было взглядом на золотой лорнет Петра Петровича, который он придерживал в левой руке, а вместе
с тем и на большой, массивный, чрезвычайно красивый перстень
с желтым камнем, который был на среднем пальце этой руки, — но вдруг и от него отвела глаза и, не зная уж куда деваться, кончила тем, что уставилась опять прямо в глаза Петру Петровичу.
Уныло и грязно смотрели ярко-желтые деревянные домики
с закрытыми ставнями.
Небольшая комната, в которую прошел молодой человек,
с желтыми обоями, геранями и кисейными занавесками на окнах, была в эту минуту ярко освещена заходящим солнцем.
Он почувствовал, что кто-то стал подле него, справа, рядом; он взглянул — и увидел женщину, высокую,
с платком на голове,
с желтым, продолговатым, испитым лицом и
с красноватыми, впавшими глазами.
Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения,
с проседью и
с большою лысиной,
с отекшим от постоянного пьянства
желтым, даже зеленоватым лицом и
с припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые глазки.
Когда он очнулся, то увидал, что сидит на стуле, что его поддерживает справа какой-то человек, что слева стоит другой человек
с желтым стаканом, наполненным
желтою водою, и что Никодим Фомич стоит перед ним и пристально глядит на него; он встал со стула.
Раскольников оборотился к стене, где на грязных
желтых обоях
с белыми цветочками выбрал один неуклюжий белый цветок,
с какими-то коричневыми черточками, и стал рассматривать: сколько в нем листиков, какие на листиках зазубринки и сколько черточек? Он чувствовал, что у него онемели руки и ноги, точно отнялись, но и не попробовал шевельнуться и упорно глядел на цветок.
—
С тех пор, государь мой, — продолжал он после некоторого молчания, —
с тех пор, по одному неблагоприятному случаю и по донесению неблагонамеренных лиц, — чему особенно способствовала Дарья Францовна, за то будто бы, что ей в надлежащем почтении манкировали, —
с тех пор дочь моя, Софья Семеновна,
желтый билет принуждена была получить, и уже вместе
с нами по случаю сему не могла оставаться.
Когда единородная дочь моя в первый раз по
желтому билету пошла, и я тоже тогда пошел… (ибо дочь моя по
желтому билету живет-с…) — прибавил он в скобках,
с некоторым беспокойством смотря на молодого человека.
Всего было двое работников, оба молодые парня, один постарше, а другой гораздо моложе. Они оклеивали стены новыми обоями, белыми
с лиловыми цветочками, вместо прежних
желтых, истрепанных и истасканных. Раскольникову это почему-то ужасно не понравилось; он смотрел на эти новые обои враждебно, точно жаль было, что все так изменили.
Стены имели вид как бы сколоченных из досок
с обшарканными обоями, до того уже пыльными и изодранными, что цвет их (
желтый) угадать еще можно было, но рисунка уже нельзя было распознать никакого.
Мебель, вся очень старая и из
желтого дерева, состояла из дивана
с огромною выгнутою деревянною спинкой, круглого стола овальной формы перед диваном, туалета
с зеркальцем в простенке, стульев по стенам да двух-трех грошовых картинок в
желтых рамках, изображавших немецких барышень
с птицами в руках, — вот и вся мебель.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина
с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в широкое бархатное кресло, на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только пошевелила руками под
желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила
желтый цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
Этот Тимофеич, потертый и проворный старичок,
с выцветшими
желтыми волосами, выветренным, красным лицом и крошечными слезинками в съеженных глазах, неожиданно предстал перед Базаровым в своей коротенькой чуйке [Чуйка — верхняя одежда, длинный суконный кафтан.] из толстого серо-синеватого сукна, подпоясанный ременным обрывочком и в дегтярных сапогах.
(Николай Петрович не послушался брата, да и сам Базаров этого желал; он целый день сидел у себя в комнате, весь
желтый и злой, и только на самое короткое время забегал к больному; раза два ему случилось встретиться
с Фенечкой, но она
с ужасом от него отскакивала.)
Усадьба, в которой жила Анна Сергеевна, стояла на пологом открытом холме, в недальнем расстоянии от
желтой каменной церкви
с зеленою крышей, белыми колоннами и живописью al fresco [Фреской (итал.).] над главным входом, представлявшею «Воскресение Христово» в «итальянском» вкусе.
Господский дом был построен в одном стиле
с церковью, в том стиле, который известен у нас под именем Александровского; дом этот был также выкрашен
желтою краской, и крышу имел зеленую, и белые колонны, и фронтон
с гербом.
Я знал, что на свете бывают пряники
желтые,
с патокою, и белые пряники —
с мятой, бывают столбики и сосульки, бывает такое лакомство, которое называется «резь», или лапша, или еще проще — «шмотья», бывают орехи простые и каленые; а для богатого кармана привозят и изюм, и финики.
Завязалась неторопливая беседа, и вскоре Клим узнал, что человек в
желтой рубахе — танцор и певец из хора Сниткина, любимого по Волге, а сосед танцора — охотник на медведей, лесной сторож из удельных лесов, чернобородый, коренастый,
с круглыми глазами филина.
Дул ветер, окутывая вокзал холодным дымом, трепал афиши на стене, раскачивал опаловые, жужжащие пузыри электрических фонарей на путях. Над нелюбимым городом колебалось мутно-желтое зарево, в сыром воздухе плавал угрюмый шум, его разрывали тревожные свистки маневрирующих паровозов. Спускаясь по скользким ступеням, Самгин поскользнулся, схватил чье-то плечо; резким движением стряхнув его руку, человек круто обернулся и вполголоса,
с удивлением сказал...
Сняв пальто, он оказался в сюртуке, в накрахмаленной рубашке
с желтыми пятнами на груди, из-под коротко подстриженной бороды торчал лиловый галстух бабочкой. Волосы на голове он тоже подстриг, они лежали раздвоенным чепчиком, и лицо Томилина потеряло сходство
с нерукотворенным образом Христа. Только фарфоровые глаза остались неподвижны, и, как всегда, хмурились колючие, рыжие брови.
Явился толстенький человечек
с голым черепом,
с желтым лицом без усов и бровей, тоже как будто уродливо распухший мальчик; он взмахнул руками, и все полосатые отчаянно запели...
Художник — он такой длинный, весь из костей,
желтый,
с черненькими глазками и очень грубый — говорит: «Вот правда о том, как мир обезображен человеком.
Пришел длинный и длинноволосый молодой человек
с шишкой на лбу,
с красным, пышным галстуком на тонкой шее; галстук, закрывая подбородок, сокращал, а пряди темных, прямых волос уродливо суживали это странно-желтое лицо, на котором широкий нос казался чужим. Глаза у него были небольшие, кругленькие, говоря, он сладостно мигал и улыбался снисходительно.