Неточные совпадения
Вронский снял
с своей
головы мягкую
с большими полями
шляпу и отер платком потный лоб и отпущенные до половины ушей волосы, зачесанные назад и закрывавшие его лысину. И, взглянув рассеянно на стоявшего еще и приглядывавшегося к нему господина, он хотел пройти.
— Вы угадали, что мне хотелось поговорить
с вами? — сказал он, смеющимися глазами глядя на нее. — Я не ошибаюсь, что вы друг Анны. — Он снял
шляпу и, достав платок, отер им свою плешивевшую
голову.
Бетси, одетая по крайней последней моде, в
шляпе, где-то парившей над ее
головой, как колпачок над лампой, и в сизом платье
с косыми резкими полосами на лифе
с одной стороны и на юбке
с другой стороны, сидела рядом
с Анной, прямо держа свой плоский высокий стан и, склонив
голову, насмешливою улыбкой встретила Алексея Александровича.
Когда экипаж остановился, верховые поехали шагом. Впереди ехала Анна рядом
с Весловским. Анна ехала спокойным шагом на невысоком плотном английском кобе со стриженою гривой и коротким хвостом. Красивая
голова ее
с выбившимися черными волосами из-под высокой
шляпы, ее полные плечи, тонкая талия в черной амазонке и вся спокойная грациозная посадка поразили Долли.
«Неужели я нашел разрешение всего, неужели кончены теперь мои страдания?» думал Левин, шагая по пыльной дороге, не замечая ни жару, ни усталости и испытывая чувство утоления долгого страдания. Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался от волнення и, не в силах итти дальше, сошел
с дороги в лес и сел в тени осин на нескошенную траву. Он снял
с потной
головы шляпу и лег, облокотившись на руку, на сочную, лопушистую лесную траву.
Варенька в
шляпе и
с зонтиком в руках сидела у стола, рассматривая пружину, которую сломала Кити. Она подняла
голову.
На платформе раздалось Боже Царя храни, потом крики: ура! и живио! Один из добровольцев, высокий, очень молодой человек
с ввалившеюся грудью, особенно заметно кланялся, махая над
головой войлочною
шляпой и букетом. За ним высовывались, кланяясь тоже, два офицера и пожилой человек
с большой бородой в засаленной фуражке.
Ставши спиной к товарам и лицом к покупателю, купец,
с обнаженной
головою и
шляпой на отлете, еще раз приветствовал Чичикова. Потом надел
шляпу и, приятно нагнувшись, обеими же руками упершись в стол, сказал так...
— Пожалуте-с, пожалуте-с! — говорил у суконной лавки, учтиво рисуясь,
с открытою
головою, немецкий сюртук московского шитья,
с шляпой в руке на отлете, только чуть державший двумя пальцами бритый круглый подбородок и выраженье тонкости просвещенья в лице.
Староста, в сапогах и армяке внакидку,
с бирками в руке, издалека заметив папа, снял свою поярковую
шляпу, утирал рыжую
голову и бороду полотенцем и покрикивал на баб.
Но Лужин уже выходил сам, не докончив речи, пролезая снова между столом и стулом; Разумихин на этот раз встал, чтобы пропустить его. Не глядя ни на кого и даже не кивнув
головой Зосимову, который давно уже кивал ему, чтоб он оставил в покое больного, Лужин вышел, приподняв из осторожности рядом
с плечом свою
шляпу, когда, принагнувшись, проходил в дверь. И даже в изгибе спины его как бы выражалось при этом случае, что он уносит
с собой ужасное оскорбление.
Выйду сейчас, пойду прямо на Петровский: там где-нибудь выберу большой куст, весь облитый дождем, так что чуть-чуть плечом задеть, и миллионы брызг обдадут всю
голову…» Он отошел от окна, запер его, зажег свечу, натянул на себя жилетку, пальто, надел
шляпу и вышел со свечой в коридор, чтоб отыскать где-нибудь спавшего в каморке между всяким хламом и свечными огарками оборванца, расплатиться
с ним за нумер и выйти из гостиницы.
— А! вот вы куда забрались! — раздался в это мгновение голос Василия Ивановича, и старый штаб-лекарь предстал перед молодыми людьми, облеченный в домоделанный полотняный пиджак и
с соломенною, тоже домоделанною,
шляпой на
голове. — Я вас искал, искал… Но вы отличное выбрали место и прекрасному предаетесь занятию. Лежа на «земле», глядеть в «небо»… Знаете ли — в этом есть какое-то особенное значение!
Самгин, насыщаясь и внимательно слушая, видел вдали, за стволами деревьев, медленное движение бесконечной вереницы экипажей, в них яркие фигуры нарядных женщин, рядом
с ними покачивались всадники на красивых лошадях; над мелким кустарником в сизоватом воздухе плыли
головы пешеходов в соломенных
шляпах, в котелках, где-то далеко оркестр отчетливо играл «Кармен»; веселая задорная музыка очень гармонировала
с гулом голосов, все было приятно пестро, но не резко, все празднично и красиво, как хорошо поставленная опера.
— Он — знает! — сказал Иноков и тряхнул
головой, сбросив
с нее
шляпу на колени себе.
Самгин пошел
с ним. Когда они вышли на улицу, мимо ворот шагал, покачиваясь, большой человек
с выпученным животом, в рыжем жилете, в оборванных, по колени, брюках, в руках он нес измятую
шляпу и, наклоня
голову, расправлял ее дрожащими пальцами. Остановив его за локоть, Макаров спросил...
Не поднимая
головы, Клим посмотрел вслед им. На ногах Дронова старенькие сапоги
с кривыми каблуками, на
голове — зимняя шапка, а Томилин — в длинном, до пят, черном пальто, в
шляпе с широкими полями. Клим усмехнулся, найдя, что костюм этот очень характерно подчеркивает странную фигуру провинциального мудреца. Чувствуя себя достаточно насыщенным его философией, он не ощутил желания посетить Томилина и
с неудовольствием подумал о неизбежной встрече
с Дроновым.
Утром подул горячий ветер, встряхивая сосны, взрывая песок и серую воду реки. Когда Варавка, сняв
шляпу, шел со станции, ветер забросил бороду на плечо ему и трепал ее. Борода придала краснолицей, лохматой
голове Варавки сходство
с уродливым изображением кометы из популярной книжки по астрономии.
За нею, наклоня
голову, сгорбясь, шел Поярков, рядом
с ним, размахивая
шляпой, пел и дирижировал Алексей Гогин; под руку
с каким-то задумчивым блондином прошел Петр Усов, оба они в полушубках овчинных; мелькнуло красное, всегда веселое лицо эсдека Рожкова рядом
с бородатым лицом Кутузова; эти — не пели, а, очевидно, спорили, судя по тому, как размахивал руками Рожков; следом за Кутузовым шла Любаша Сомова
с Гогиной; шли еще какие-то безымянные, но знакомые Самгину мужчины, женщины.
Воронов нес портрет царя, Лялечкин — икону в золоченом окладе; шляпа-котелок, привязанная шнурком за пуговицу пиджака, тоже болталась на груди его, он ее отталкивал иконой, а рядом
с ним возвышалась лысая, в черных очках на мертвом лице
голова Ермолаева, он, должно быть, тоже пел или молился, зеленоватая борода его тряслась.
— Взяточку, — слышите, Аннушка? Взяточку просят, —
с радостью воскликнул Ястребов. — Значит, дело в
шляпе! — И, щелкнув пальцами, он засмеялся сконфуженно, немножко пискливо. Захарий взял его под руку и увел куда-то за дверь, а девица Обоимова,
с неизменной улыбкой покачав
головой, сказала Самгину...
Проходя мимо лагерей, он увидал над гребнем ямы от солдатской палатки характерное лицо Ивана Дронова, расширенное неприятной, заигрывающей улыбкой.
Голова Дронова обнажена, и встрепанные волосы почти одного цвета
с жухлым дерном. На десяток шагов дальше от нее она была бы неразличима. Самгин прикоснулся рукою к
шляпе и хотел пройти мимо, но Дронов закричал...
Обломов молча снял
с его
головы свою
шляпу и поставил на прежнее место, потом скрестил на груди руки и ждал, чтоб Тарантьев ушел.
— И только
с воздухом… А воздухом можно дышать и в комнате. Итак, я еду в шубе… Надену кстати бархатную ермолку под
шляпу, потому что вчера и сегодня чувствую шум в
голове: все слышится, будто колокола звонят; вчера в клубе около меня по-немецки болтают, а мне кажется, грызут грецкие орехи… А все же поеду. О женщины!
Доехали они до деревянных рядов. Купец встретил ее
с поклонами и
с улыбкой, держа
шляпу на отлете и
голову наклонив немного в сторону.
Шляпы он всегда носил мягкие, широкополые, черные; когда он снял в дверях
шляпу — целый пук его густейших, но
с сильной проседью волос так и прянул на его
голове.
Впрочем, простой народ, работающий на воздухе, носит плетенные из легкого тростника
шляпы, конической формы,
с преширокими полями. На Яве я видел малайцев, которые покрывают себе
голову просто спинною костью черепахи.
«Это не прежняя лошадь», — сказал я Вандику, который, в своей голубой куртке, в
шляпе с крепом, прямо и неподвижно,
с голыми руками, сидел на козлах.
Там высунулась из воды
голова буйвола; там бедный и давно не бритый китаец, под плетеной
шляпой, тащит, обливаясь потом, ношу; там несколько их сидят около походной лавочки или в своих магазинах, на пятках, в кружок и уплетают двумя палочками вареный рис, держа чашку у самого рта, и время от времени достают из другой чашки,
с темною жидкостью, этими же палочками необыкновенно ловко какие-то кусочки и едят.
В зале были новые лица — свидетели, и Нехлюдов заметил, что Маслова несколько раз взглядывала, как будто не могла оторвать взгляда от очень нарядной, в шелку и бархате, толстой женщины, которая, в высокой
шляпе с большим бантом и
с элегантным ридикюлем на
голой до локтя руке, сидела в первом ряду перед решеткой. Это, как он потом узнал, была свидетельница, хозяйка того заведения, в котором жила Маслова.
Китаева
с притворной улыбкой, ныряя
головой в
шляпе при каждой фразе,
с немецким акцентом подробно и складно рассказала...
Гость хрипло засмеялся, снял
с головы белую войлочную
шляпу и провел короткой пухлой рукой по своей седой щетине.
Лицо Надежды Васильевны горело румянцем, глаза светились и казались еще темнее; она сняла соломенную
шляпу с головы и нервно скручивала пальцами колокольчики искусственных ландышей, приколотых к отогнутому полю
шляпы.
Снегирев суетливо и растерянно бежал за гробом в своем стареньком, коротеньком, почти летнем пальтишке,
с непокрытою
головой и
с старою, широкополою, мягкою
шляпой в руках.
Купец вручил приказчику небольшую пачку бумаги, поклонился, тряхнул
головой, взял свою
шляпу двумя пальчиками, передернул плечами, придал своему стану волнообразное движение и вышел, прилично поскрипывая сапожками. Николай Еремеич подошел к стене и, сколько я мог заметить, начал разбирать бумаги, врученные купцом. Из двери высунулась рыжая
голова с густыми бакенбардами.
Я как сейчас его перед собой вижу. Высокий, прямой,
с опрокинутой назад
головой, в старой поярковой
шляпе грешневиком,
с клюкою в руках, выступает он, бывало, твердой и сановитой походкой из ворот, выходивших на площадь, по направлению к конторе, и вся его фигура сияет честностью и сразу внушает доверие. Встретившись со мной, он возьмет меня за руку и спросит ласково...
Остановился на Тверском бульваре, на том месте, где стоит ему памятник, остановился в той же самой позе, снял
шляпу с разгоряченной
головы…
Кучер хозяйской коляски, казавшийся очень важным в серой ливрее, въезжая в ворота, всякий раз должен был низко наклонять
голову, чтобы ветки не сорвали его высокую
шляпу с позументной лентой и бантом…
— Умник, а порядка не знаешь! — крикнул писарь, сшибая кнутовищем
с головы старика
шляпу. —
С кем ты разговариваешь-то, варнак?
Гость охотно исполнил это желание и накрыл свои пожитки
шляпой. В своей синей рубахе, понитке и котах он походил не то на богомольца, не то на бродягу, и хозяин еще раз пожал плечами, оглядывая его
с ног до
головы. Юродивый какой-то.
Они встретились на паперти; она приветствовала его
с веселой и ласковой важностью. Солнце ярко освещало молодую траву на церковном дворе, пестрые платья и платки женщин; колокола соседних церквей гудели в вышине; воробьи чирикали по заборам. Лаврецкий стоял
с непокрытой
головой и улыбался; легкий ветерок вздымал его волосы и концы лент Лизиной
шляпы. Он посадил Лизу и бывшую
с ней Леночку в карету, роздал все свои деньги нищим и тихонько побрел домой.
Где он проходил, везде шум голосов замирал и точно сами собой снимались
шляпы с голов. Почти все рабочие ходили на фабрике в пеньковых прядениках вместо сапог, а мастера, стоявшие у молота или у прокатных станов, — в кожаных передниках, «защитках». У каждого на руке болталась пара кожаных вачег, без которых и к холодному железу не подступишься.
Но
с давних пор это маленькое существо перестало показываться в своем мундирчике со
шляпою на
голове, и о нем все позабыли.
И Филипп
с этими словами нагибается на правую сторону и, подергивая вожжой из всех сил, принимается стегать бедного Дьячка по хвосту и по ногам, как-то особенным манером, снизу, и несмотря на то, что Дьячок старается из всех сил и воротит всю бричку, Филипп прекращает этот маневр только тогда, когда чувствует необходимость отдохнуть и сдвинуть неизвестно для чего свою
шляпу на один бок, хотя она до этого очень хорошо и плотно сидела на его
голове.
Уже ударили к вечерне, когда наши путники выехали из города. Работник заметно жалел хозяйских лошадей и ехал шагом. Священник сидел, понурив свою сухощавую
голову, покрытую черною
шляпою с большими полями. Выражение лица его было по-прежнему мрачно-грустное: видно было, что какие-то заботы и печали сильно снедали его душу.
Анна Андреевна рассказывала мне, что он воротился домой в таком волнении и расстройстве, что даже слег.
С ней был очень нежен, но на расспросы ее отвечал мало, и видно было, что он чего-то ждал
с лихорадочным нетерпением. На другое утро пришло по городской почте письмо; прочтя его, он вскрикнул и схватил себя за
голову. Анна Андреевна обмерла от страха. Но он тотчас же схватил
шляпу, палку и выбежал вон.
Ровно в восемь часов я в сюртуке и
с приподнятым на
голове коком входил в переднюю флигелька, где жила княгиня. Старик слуга угрюмо посмотрел на меня и неохотно поднялся
с лавки. В гостиной раздавались веселые голоса. Я отворил дверь и отступил в изумлении. Посреди комнаты, на стуле, стояла княжна и держала перед собой мужскую
шляпу; вокруг стула толпилось пятеро мужчин. Они старались запустить руки в
шляпу, а она поднимала ее кверху и сильно встряхивала ею. Увидевши меня, она вскрикнула...
Отворились ворота, на улицу вынесли крышку гроба
с венками в красных лентах. Люди дружно сняли
шляпы — точно стая черных птиц взлетела над их
головами. Высокий полицейский офицер
с густыми черными усами на красном лице быстро шел в толпу, за ним, бесцеремонно расталкивая людей, шагали солдаты, громко стуча тяжелыми сапогами по камням. Офицер сказал сиплым, командующим голосом...
Они шли
с Николаем по разным сторонам улицы, и матери было смешно и приятно видеть, как Весовщиков тяжело шагал, опустив
голову и путаясь ногами в длинных полах рыжего пальто, и как он поправлял
шляпу, сползавшую ему на нос.
Когда я его достаточно ободряла и успокоивала, то старик наконец решался войти и тихо-тихо, осторожно-осторожно отворял двери, просовывал сначала одну
голову, и если видел, что сын не сердится и кивнул ему
головой, то тихонько проходил в комнату, снимал свою шинельку,
шляпу, которая вечно у него была измятая, дырявая,
с оторванными полями, — все вешал на крюк, все делал тихо, неслышно; потом садился где-нибудь осторожно на стул и
с сына глаз не спускал, все движения его ловил, желая угадать расположение духа своего Петеньки.