Опишу его вам как умею: ко мне плыла крылатая гигантская фигура, которая вся
с головы до пят была облечена в хитон серебряной парчи и вся искрилась; на голове огромнейший, казалось, чуть ли не в сажень вышины, убор, который горел, как будто весь сплошь усыпан был бриллиантами или точно это цельная бриллиантовая митра…
[Ядринцев рассказывает про некоего Демидова, который, чтобы раскрыть все подробности одного преступления, пытал через палача жену убийцы, которая была женщина свободная, пришедшая в Сибирь с мужем добровольно и, следовательно, избавленная от телесного наказания; потом он пытал 11-тилетнюю дочь убийцы; девочку держали на воздухе, и палач сек ее розгой
с головы до пят; ребенку даже было дано несколько ударов плетью, и когда она попросила пить, ей подали соленого омуля.
Неточные совпадения
Не поднимая
головы, Клим посмотрел вслед им. На ногах Дронова старенькие сапоги
с кривыми каблуками, на
голове — зимняя шапка, а Томилин — в длинном,
до пят, черном пальто, в шляпе
с широкими полями. Клим усмехнулся, найдя, что костюм этот очень характерно подчеркивает странную фигуру провинциального мудреца. Чувствуя себя достаточно насыщенным его философией, он не ощутил желания посетить Томилина и
с неудовольствием подумал о неизбежной встрече
с Дроновым.
Молоденькая жена чиновника особых поручений вместе
с молоденькою прокуроршей, будто катаясь, несколько уж раз проезжали по набережной, чтоб хоть в окна заглянуть и посмотреть, что будет делаться в губернаторской квартире, где действительно в огромной зале собрались все чиновники, начиная
с девятого класса
до пятого, чиновники, по большей части полные, как черепахи, и выставлявшие свои несколько сутуловатые
головы из нескладных, хоть и золотом шитых воротников.
В хаотическом виде все эти мысли мелькали в
голове помпадура. Одну минуту ему даже померещилось, что он как будто совсем лишний человек, вроде
пятого колеса в колеснице; но в следующее затем мгновение эта мысль представилась ему
до того обидною и дикою, что он даже весь покраснел от негодования. А так как он вообще не мог порядком разобраться
с своими мыслями, то выходили какие-то душевные сумерки, в которых свет хотя и борется
с тьмою, но в конце концов тьма все-таки должна остаться победительницею.
Она встала и пошла, высокая, стройная, в белом платочке на
голове, рядом
с ним, кряжистым человеком, в поддёвке
до пят.
Прямо навстречу мне шла огромная, широкоплечая, смуглая женщина со странным, вроде бы грустным взглядом,
с черными растрепанными косами, спускавшимися почти
до пят. На ней был красный бешмет, а на
голове кокетливая тасакрава. [Тасакрава — грузинская шапочка.] И странно было видеть эту крошечную шапочку на большой, будто надутый шар,
голове великанши. Но еще поразительнее был взгляд ее черных глаз, пустых и глубоких, лишенных какого бы то ни было выражения.
Это была девочка лет десяти-одиннадцати на вид,
с лукавым, подвижным и смеющимся личиком, черненькая,
с длинными толстыми косами
до пят, вся
с головы до ног украшенная цветами, в венке из душистых ландышей на черненькой головке.
— Надежда-государь! — сказал он. — Ты доискивался
головы моей, снеси ее
с плеч, — вот она. Я — Чурчила, тот самый, что надоедал тебе, а более воинам твоим. Но знай, государь, мои удальцы уже готовы сделать мне такие поминки, что останутся они на вечную память сынам Новгорода. Весть о смерти моей, как огонь, по
пятам доберется
до них, и вспыхнет весь город
до неба, а свой терем я уже запалил сам со всех четырех углов. Суди же меня за все, а если простишь, — я слуга тебе верный
до смерти!
— Надежда-государь! — сказал он. — Ты доискивался
головы моей, снеси ее
с плеч, — вот она. Я — Чурчило, тот самый, что надоедал тебе, а более воинам твоим. Но знай, государь, мои удальцы уже готовы сделать мне такие поминки, что останутся они на вечную память сынам Новгорода. Весть о смерти моей, как огонь, по
пятам доберется
до них, и вспыхнет весь город
до неба, а свой терем я уже запалил сам со всех четырех углов. Суди же меня за все, а если простишь, — я слуга тебе верный
до смерти!