Неточные совпадения
Самгин взял бутылку белого
вина, прошел к
столику у окна; там, между стеною и шкафом, сидел, точно в ящике, Тагильский, хлопая себя по колену измятой картонной маской. Он был в синей куртке и в шлеме пожарного солдата и тяжелых сапогах, все это странно сочеталось
с его фарфоровым лицом. Усмехаясь, он посмотрел
на Самгина упрямым взглядом нетрезвого человека.
Я еще раз прошу вспомнить, что у меня несколько звенело в голове; если б не это, я бы говорил и поступал иначе. В этой лавке, в задней комнате, действительно можно было есть устрицы, и мы уселись за накрытый скверной, грязной скатертью
столик. Ламберт приказал подать шампанского; бокал
с холодным золотого цвета
вином очутился предо мною и соблазнительно глядел
на меня; но мне было досадно.
Тут стояло двое-трое столовых часов, коробка
с перчатками, несколько ящиков
с вином, фортепьяно; лежали материи, висели золотые цепочки, теснились в куче этажерки, красивые
столики, шкапы и диваны,
на окнах вазы,
на столе какая-то машина, потом бумага, духи.
Я оглянулся и увидел Бессонова. Он сидел за мраморным
столиком,
на котором стояла бутылка
вина, рюмки и еще что-то такое. Низко нагнувшись,
с блестящими глазами, он оживленно шептал что-то сидевшей за тем же столом женщине в черном шелковом платье, лица которой нам не было видно. Я заметил только ее стройную фигуру, тонкие руки и шею и черные волосы, гладко зачесанные
с затылка вверх.
На туалетном
столике доктора Шевырева она давно открыла флакон
с теми духами, осторожно надушила свой платок, берегла его, как драгоценность, и упивалась его запахом, как пьяница запахом
вина.
Отсчитав своему помощнику (который в обыкновенное время состоял подмастерьем резника) четвертую часть сбора, Цирельман сел в углу, около входа, за освободившийся
столик и спросил
вина. Первый стакан он выпил
с зажмуренными глазами, не отнимая рта, и такими жадными, большими глотками, что у него даже сделалось больно внутри горла. Потом он налил второй стакан, но отставил его от себя и, сгорбившись
на стуле и положив ногу
на ногу, закурил папиросу.
Огромная, крытая ковром столовая
с длинными столами и
с диванами по бортам, помещавшаяся в кормовой рубке, изящный салон, где стояло пианино, библиотека, курительная, светлые, поместительные пассажирские каюты
с ослепительно чистым постельным бельем, ванны и души, расторопная и внимательная прислуга, обильные и вкусные завтраки и обеды
с хорошим
вином и ледяной водой, лонгшезы и
столики наверху, над рубкой, прикрытой от палящих лучей солнца тентом, где пассажиры, спасаясь от жары в каютах, проводили большую часть времени, — все это делало путешествие
на море более или менее приятным, по крайней мере для людей, не страдающих морской болезнью при малейшей качке.
Там
на столах стояли: уха из только что наловленных окуней, пирог
с малосольною осетриной, каша
с молоком, оладьи, а
на другом
столике были поставлены: водка, виноградное
вино, а к ним копченые рознежские стерляди и другая рыба, икра, соленые рыжики и грузди, маринованные грибы и другие снеди.
В «Астории» играла музыка.
На панели перед рестораном, под парусиновым навесом, за
столиками с белоснежными скатертями, сидели офицеры, штатские, дамы. Пальмы стояли умытые. Сновали официанты
с ласковыми и радостными лицами. Звякала посуда, горело в стаканчиках
вино.