Неточные совпадения
Cемен Константинович Двоекуров градоначальствовал в Глупове
с 1762 по 1770 год. Подробного описания его градоначальствования не найдено, но, судя по тому, что оно соответствовало первым и притом самым
блестящим годам екатерининской эпохи, следует предполагать, что для Глупова это было едва ли не лучшее время в его истории.
— А недурны, — говорил он, сдирая серебряною вилочкой
с перламутровой раковины шлюпающих устриц и проглатывая их одну за другой. — Недурны, — повторял он, вскидывая влажные и
блестящие глаза то на Левина, то на Татарина.
— Иди, ничаво! — прокричал
с красным лицом веселый бородатый мужик, осклабляя белые зубы и поднимая зеленоватый,
блестящий на солнце штоф.
Сергей Иванович любовался всё время красотою заглохшего от листвы леса, указывая брату то на темную
с тенистой стороны, пестреющую желтыми прилистниками, готовящуюся к цвету старую липу, то на изумрудом
блестящие молодые побеги дерев нынешнего года.
— Но я не негр, я вымоюсь — буду похож на человека, — сказал Катавасов
с своею обычною шутливостию, подавая руку и улыбаясь особенно
блестящими из-за черного лица зубами.
Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему лица двух товарищей Облонского и в особенности на руку элегантного Гриневича,
с такими белыми длинными пальцами,
с такими длинными, желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными
блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали всё его внимание и не давали ему свободы мысли. Облонский тотчас заметил это и улыбнулся.
Старичок-священник, в камилавке,
с блестящими серебром седыми прядями волос, разобранными на две стороны за ушами, выпростав маленькие старческие руки из-под тяжелой серебряной
с золотым крестом на спине ризы, перебирал что-то у аналоя.
Но Левин ошибся, приняв того, кто сидел в коляске, за старого князя. Когда он приблизился к коляске, он увидал рядом со Степаном Аркадьичем не князя, а красивого полного молодого человека в шотландском колпачке,
с длинными концами лент назади. Это был Васенька Весловский, троюродный брат Щербацких — петербургско-московский
блестящий молодой человек, «отличнейший малый и страстный охотник», как его представил Степан Аркадьич.
«Никакой надобности, — подумала она, — приезжать человеку проститься
с тою женщиной, которую он любит, для которой хотел погибнуть и погубить себя и которая не может жить без него. Нет никакой надобности!» Она сжала губы и опустила
блестящие глаза на его руки
с напухшими жилами, которые медленно потирали одна другую.
Это была сухая, желтая,
с черными
блестящими глазами, болезненная и нервная женщина. Она любила Кити, и любовь ее к ней, как и всегда любовь замужних к девушкам, выражалась в желании выдать Кити по своему идеалу счастья замуж, и потому желала выдать ее за Вронского. Левин, которого она в начале зимы часто у них встречала, был всегда неприятен ей. Ее постоянное и любимое занятие при встрече
с ним состояло в том, чтобы шутить над ним.
Третий круг наконец, где она имела связи, был собственно свет, — свет балов, обедов,
блестящих туалетов, свет, державшийся одною рукой за двор, чтобы не спуститься до полусвета, который члены этого круга думали, что презирали, но
с которым вкусы у него были не только сходные, но одни и те же.
Всё, что он видел в окно кареты, всё в этом холодном чистом воздухе, на этом бледном свете заката было так же свежо, весело и сильно, как и он сам: и крыши домов,
блестящие в лучах спускавшегося солнца, и резкие очертания заборов и углов построек, и фигуры изредка встречающихся пешеходов и экипажей, и неподвижная зелень дерев и трав, и поля
с правильно прорезанными бороздами картофеля, и косые тени, падавшие от домов и от дерев, и от кустов, и от самых борозд картофеля.
У круглого стола под лампой сидели графиня и Алексей Александрович, о чем-то тихо разговаривая. Невысокий, худощавый человек
с женским тазом,
с вогнутыми в коленках ногами, очень бледный, красивый,
с блестящими, прекрасными глазами и длинными волосами, лежавшими на воротнике его сюртука, стоял на другом конце, оглядывая стену
с портретами. Поздоровавшись
с хозяйкой и
с Алексеем Александровичем, Степан Аркадьич невольно взглянул еще раз на незнакомого человека.
Степана Аркадьича не только любили все знавшие его за его добрый, веселый нрав и несомненную честность, но в нем, в его красивой, светлой наружности,
блестящих глазах, черных бровях, волосах, белизне и румянце лица, было что-то физически действовавшее дружелюбно и весело на людей, встречавшихся
с ним.
«Вы можете затоптать в грязь», слышал он слова Алексея Александровича и видел его пред собой, и видел
с горячечным румянцем и
блестящими глазами лицо Анны,
с нежностью и любовью смотрящее не на него, а на Алексея Александровича; он видел свою, как ему казалось, глупую и смешную фигуру, го когда Алексей Александрович отнял ему от лица руки. Он опять вытянул ноги и бросился на диван в прежней позе и закрыл глаза.
Сухая голова ее
с выпуклыми,
блестящими, веселыми глазами, расширялась у храпа в выдающиеся ноздри
с налитою внутри кровью перепонкой.
Он
блестящими черными глазами смотрел прямо на горячившегося помещика
с седыми усами и, видимо, находил забаву в его речах.
Она уже подходила к дверям, когда услыхала его шаги. «Нет! нечестно. Чего мне бояться? Я ничего дурного не сделала. Что будет, то будет! Скажу правду. Да
с ним не может быть неловко. Вот он, сказала она себе, увидав всю его сильную и робкую фигуру
с блестящими, устремленными на себя глазами. Она прямо взглянула ему в лицо, как бы умоляя его о пощаде, и подала руку.
Блестящие нежностью и весельем глаза Сережи потухли и опустились под взглядом отца. Это был тот самый, давно знакомый тон,
с которым отец всегда относился к нему и к которому Сережа научился уже подделываться. Отец всегда говорил
с ним — так чувствовал Сережа — как будто он обращался к какому-то воображаемому им мальчику, одному из таких, какие бывают в книжках, но совсем не похожему на Сережу. И Сережа всегда
с отцом старался притвориться этим самым книжным мальчиком.
Он вошел за Сафо в гостиную и по гостиной прошел за ней, как будто был к ней привязан, и не спускал
с нее
блестящих глаз, как будто хотел съесть ее.
Спустясь в один из таких оврагов, называемых на здешнем наречии балками, я остановился, чтоб напоить лошадь; в это время показалась на дороге шумная и
блестящая кавалькада: дамы в черных и голубых амазонках, кавалеры в костюмах, составляющих смесь черкесского
с нижегородским; впереди ехал Грушницкий
с княжною Мери.
Чичикова несколько поразило смешение нищеты
с некоторыми
блестящими безделушками позднейшей роскоши.
Везде поперек каким бы ни было печалям, из которых плетется жизнь наша, весело промчится блистающая радость, как иногда
блестящий экипаж
с золотой упряжью, картинными конями и сверкающим блеском стекол вдруг неожиданно пронесется мимо какой-нибудь заглохнувшей бедной деревушки, не видавшей ничего, кроме сельской телеги, и долго мужики стоят, зевая,
с открытыми ртами, не надевая шапок, хотя давно уже унесся и пропал из виду дивный экипаж.
Люблю я очень это слово,
Но не могу перевести;
Оно у нас покамест ново,
И вряд ли быть ему в чести.
Оно б годилось в эпиграмме…)
Но обращаюсь к нашей даме.
Беспечной прелестью мила,
Она сидела у стола
С блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы;
И верно б согласились вы,
Что Нина мраморной красою
Затмить соседку не могла,
Хоть ослепительна была.
С первой молодости он держал себя так, как будто готовился занять то
блестящее место в свете, на которое впоследствии поставила его судьба; поэтому, хотя в его
блестящей и несколько тщеславной жизни, как и во всех других, встречались неудачи, разочарования и огорчения, он ни разу не изменил ни своему всегда спокойному характеру, ни возвышенному образу мыслей, ни основным правилам религии и нравственности и приобрел общее уважение не столько на основании своего
блестящего положения, сколько на основании своей последовательности и твердости.
Он прочел все, что было написано во Франции замечательного по части философии и красноречия в XVIII веке, основательно знал все лучшие произведения французской литературы, так что мог и любил часто цитировать места из Расина, Корнеля, Боало, Мольера, Монтеня, Фенелона; имел
блестящие познания в мифологии и
с пользой изучал, во французских переводах, древние памятники эпической поэзии, имел достаточные познания в истории, почерпнутые им из Сегюра; но не имел никакого понятия ни о математике, дальше арифметики, ни о физике, ни о современной литературе: он мог в разговоре прилично умолчать или сказать несколько общих фраз о Гете, Шиллере и Байроне, но никогда не читал их.
Холоп, в
блестящем убранстве,
с откидными назад рукавами, разносил тут же разные напитки и съестное.
Его лицо, если можно назвать лицом нос, губы и глаза, выглядывавшие из бурно разросшейся лучистой бороды и пышных, свирепо взрогаченных вверх усов, казалось бы вяло-прозрачным, если бы не глаза, серые, как песок, и
блестящие, как чистая сталь,
с взглядом смелым и сильным.
Узнав про то, Булыжник развозился,
Блестящею судьбой Алмаза он прельстился
И, видя мужика, его он просит так:
«Пожалуйста, земляк,
Возьми меня в столицу ты
с собою!
Карандышев. То, господа, что она умеет ценить и выбирать людей. Да-с, Лариса Дмитриевна знает, что не все то золото, что блестит. Она умеет отличать золото от мишуры. Много
блестящих молодых людей окружали ее: но она мишурным блеском не прельстилась. Она искала для себя человека не
блестящего, а достойного…
Аркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали
с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
Фенечка вытянула шейку и приблизила лицо к цветку… Платок скатился
с ее головы на плеча; показалась мягкая масса черных,
блестящих, слегка растрепанных волос.
Он снова молчал, как будто заснув
с открытыми глазами. Клим видел сбоку фарфоровый,
блестящий белок, это напомнило ему мертвый глаз доктора Сомова. Он понимал, что, рассуждая о выдумке, учитель беседует сам
с собой, забыв о нем, ученике. И нередко Клим ждал, что вот сейчас учитель скажет что-то о матери, о том, как он в саду обнимал ноги ее. Но учитель говорил...
Слева от Самгина одиноко сидел, читая письма, солидный человек
с остатками курчавых волос на
блестящем черепе,
с добродушным, мягким лицом; подняв глаза от листка бумаги, он взглянул на Марину, улыбнулся и пошевелил губами, черные глаза его неподвижно остановились на лице Марины.
Клим Самгин, разморенный жарою и чувствуя, как эта ослепительно
блестящая пустота, в которой все казалось маленьким, ничтожным, наполняет его безволием, лениво думал, что в кругленьком, неунывающем Трифонове есть что-то общее
с изломанным Лютовым, хотя внешне они совершенно не схожи. Но казалось, что астраханец любуется упрямым казаком так же, как москвич восхищался жуликоватым ловцом несуществующего сома.
Через час он шагал по
блестящему полу пустой комнаты, мимо зеркал в простенках пяти окон, мимо стульев, чинно и скучно расставленных вдоль стен, а со стен на него неодобрительно смотрели два лица, одно — сердитого человека
с красной лентой на шее и яичным желтком медали в бороде, другое — румяной женщины
с бровями в палец толщиной и брезгливо отвисшей губою.
— Ах, если б можно было написать про вас, мужчин, все, что я знаю, — говорила она, щелкая вальцами, и в ее глазах вспыхивали зеленоватые искры. Бойкая, настроенная всегда оживленно, окутав свое тело подростка в яркий китайский шелк, она, мягким шариком, бесшумно каталась из комнаты в комнату, напевая французские песенки, переставляя
с места на место медные и бронзовые позолоченные вещи, и стрекотала, как сорока, — страсть к
блестящему у нее была тоже сорочья, да и сама она вся пестро блестела.
Из переулка шумно вывалилось десятка два возбужденных и нетрезвых людей. Передовой, здоровый краснорожий парень в шапке
с наушниками, в распахнутой лисьей шубе, надетой на рубаху без пояса, встал перед гробом, широко расставив ноги в длинных, выше колен, валенках, взмахнул руками так, что рубаха вздернулась, обнажив сильно выпуклый, масляно
блестящий живот, и закричал визгливым, женским голосом...
«Умирает, — решил Самгин. — Умрет, конечно», — повторил он, когда остался один. Неприятно тупое слово «умрет», мешая думать, надоедало, точно осенняя муха. Его прогнал вежливый, коротконогий и кругленький человечек,
с маленькой головкой,
блестящей, как биллиардный шар. Войдя бесшумно, точно кошка, он тихо произнес краткую речь...
Клим подошел к дяде, поклонился, протянул руку и опустил ее: Яков Самгин, держа в одной руке стакан
с водой, пальцами другой скатывал из бумажки шарик и, облизывая губы, смотрел в лицо племянника неестественно
блестящим взглядом серых глаз
с опухшими веками. Глотнув воды, он поставил стакан на стол, бросил бумажный шарик на пол и, пожав руку племянника темной, костлявой рукой, спросил глухо...
Встречу непонятно, неестественно ползла, расширяясь, темная яма, наполненная взволнованной водой, он слышал холодный плеск воды и видел две очень красные руки; растопыривая пальцы, эти руки хватались за лед на краю, лед обламывался и хрустел. Руки мелькали, точно ощипанные крылья странной птицы, между ними подпрыгивала гладкая и
блестящая голова
с огромными глазами на окровавленном лице; подпрыгивала, исчезала, и снова над водою трепетали маленькие, красные руки. Клим слышал хриплый вой...
Вот обернулся к депутату, сидящему сзади его, профессор Милюков, человек
с круглой серебряной головкой, красным личиком новорожденного и плотным рядом острых
блестящих зубов.
— Поручик гвардейской артиллерии, я — в отставке, — поспешно сказал Муромский, нестерпимо
блестящими глазами окинув гостя. — Но, в конце концов, воюет народ, мужик. Надо идти
с ним. В безумие? Да, и в безумие.
Она бросалась стричь Андрюше ногти, завивать кудри, шить изящные воротнички и манишки; заказывала в городе курточки; учила его прислушиваться к задумчивым звукам Герца, пела ему о цветах, о поэзии жизни, шептала о
блестящем призвании то воина, то писателя, мечтала
с ним о высокой роли, какая выпадает иным на долю…
Добрая старушка этому верила, да и не мудрено было верить, потому что должник принадлежал к одной из лучших фамилий, имел перед собою
блестящую карьеру и получал хорошие доходы
с имений и хорошее жалованье по службе. Денежные затруднения, из которых старушка его выручила, были последствием какого-то мимолетного увлечения или неосторожности за картами в дворянском клубе, что поправить ему было, конечно, очень легко, — «лишь бы только доехать до Петербурга».
Где Вера не была приготовлена, там она слушала молча и следила зорко — верует ли сам апостол в свою доктрину, есть ли у него самого незыблемая точка опоры, опыт, или он только увлечен остроумной или
блестящей гипотезой. Он манил вперед образом какого-то громадного будущего, громадной свободы, снятием всех покрывал
с Изиды — и это будущее видел чуть не завтра, звал ее вкусить хоть часть этой жизни, сбросить
с себя старое и поверить если не ему, то опыту. «И будем как боги!» — прибавлял он насмешливо.
— Татьяне Марковне!.. — говорил он
с улыбкой, показывая ряд
блестящих белых зубов.
Он
с гордостью показывал ему ряды полок до потолка, кругом всего кабинета, и книги в
блестящем порядке.
Я заметил, что все те, которые отправляются на рыбную ловлю
с блестящими стальными удочками,
с щегольским красного дерева поплавком и тому подобными затеями, а на охоту
с выписанными из Англии и Франции ружьями, почти всегда приходят домой
с пустыми руками.
Как он глумился, увидев на часах шотландских солдат, одетых в яркий,
блестящий костюм, то есть в юбку из клетчатой шотландской материи, но без панталон и потому
с голыми коленками!