Неточные совпадения
Под берегом раскинуты
Шатры; старухи, лошади
С порожними телегами
Да дети видны тут.
А дальше, где кончается
Отава подкошенная,
Народу тьма! Там
белыеРубахи баб, да пестрые
Рубахи мужиков,
Да голоса, да звяканье
Проворных кос. «Бог на́ помочь!»
— Спасибо, молодцы!
При них собачки
белые,
Мохнатые,
с султанчиком,
На крохотных ногах…
Две барыни красивые
(Потоньше — белокурая,
Потолще — чернобровая),
Усатые два барина,
Три ба́рченка-погодочки
Да старый старичок:
Худой! как зайцы зимние,
Весь
бел, и шапка
белая,
Высокая,
с околышем
Из красного сукна.
Курчавую и смуглую,
С серьгой (мигало солнышко
На
белой той серьге),
Другую — лошадиную
С веревкой сажен в пять.
Догнал коня — за холку хвать!
Вскочил и на луг выехал
Детина: тело
белое,
А шея как смола;
Вода ручьями катится
С коня и
с седока.
Его водили под руки
То господа усатые,
То молодые барыни, —
И так, со всею свитою,
С детьми и приживалками,
С кормилкою и нянькою,
И
с белыми собачками,
Все поле сенокосное
Помещик обошел.
Молиться в ночь морозную
Под звездным небом Божиим
Люблю я
с той поры.
Беда пристигнет — вспомните
И женам посоветуйте:
Усердней не помолишься
Нигде и никогда.
Чем больше я молилася,
Тем легче становилося,
И силы прибавлялося,
Чем чаще я касалася
До
белой, снежной скатерти
Горящей головой…
Краса и гордость русская,
Белели церкви Божии
По горкам, по холмам,
И
с ними в славе спорили
Дворянские дома.
Дома
с оранжереями,
С китайскими беседками
И
с английскими парками;
На каждом флаг играл,
Играл-манил приветливо,
Гостеприимство русское
И ласку обещал.
Французу не привидится
Во сне, какие праздники,
Не день, не два — по месяцу
Мы задавали тут.
Свои индейки жирные,
Свои наливки сочные,
Свои актеры, музыка,
Прислуги — целый полк!
Спасибо жаркой баенке,
Березовому веничку,
Студеному ключу, —
Опять
бела, свежехонька,
За прялицей
с подружками
До полночи поешь!
Тут сын отцу покаялся:
«
С тех пор, как сына Власьевны
Поставил я не в очередь,
Постыл мне
белый свет!»
А сам к веревке тянется.
Бежит лакей
с салфеткою,
Хромает: «Кушать подано!»
Со всей своею свитою,
С детьми и приживалками,
С кормилкою и нянькою,
И
с белыми собачками,
Пошел помещик завтракать,
Работы осмотрев.
С реки из лодки грянула
Навстречу барам музыка,
Накрытый стол белеется
На самом берегу…
Дивятся наши странники.
Пристали к Власу: «Дедушка!
Что за порядки чудные?
Что за чудной старик...
В это время к толпе подъехала на
белом коне девица Штокфиш, сопровождаемая шестью пьяными солдатами, которые вели взятую в плен беспутную Клемантинку. Штокфиш была полная белокурая немка,
с высокою грудью,
с румяными щеками и
с пухлыми, словно вишни, губами. Толпа заволновалась.
С своей стороны, я предвижу возможность подать следующую мысль: колет [Колет (франц.) — короткий мундир из
белого сукна (в кирасирских полках).] из серебряного глазета, сзади страусовые перья, спереди панцирь из кованого золота, штаны глазетовые же и на голове литого золота шишак, увенчанный перьями.
Плутали таким образом среди
белого дня довольно продолжительное время, и сделалось
с людьми словно затмение, потому что Навозная слобода стояла въяве у всех на глазах, а никто ее не видал.
Сам Каренин был по петербургской привычке на обеде
с дамами во фраке и
белом галстуке, и Степан Аркадьич по его лицу понял, что он приехал, только чтоб исполнить данное слово, и, присутствуя в этом обществе, совершал тяжелый долг.
Длинный
белый остов спины
с огромными, выдающимися лопатками и торчащими ребрами и позвонками был обнажен, и Марья Николаевна
с лакеем запутались в рукаве рубашки и не могли направить в него длинную висевшую руку.
Он снял, как и другие мужчины,
с разрешения дам, сюртук, и крупная красивая фигура его в
белых рукавах рубашки,
с румяным потным лицом и порывистые движения так и врезывались в память.
— Он указал на представительную фигуру Степана Аркадьича в
белых панталонах и камергерском мундире, ходившего
с генералом.
Вспомнив об Алексее Александровиче, она тотчас
с необыкновенною живостью представила себе его как живого пред собой,
с его кроткими, безжизненными, потухшими глазами, синими жилами на
белых руках, интонациями и треском пальцев и, вспомнив то чувство, которое было между ними и которое тоже называлось любовью, вздрогнула от отвращения.
— Иди, ничаво! — прокричал
с красным лицом веселый бородатый мужик, осклабляя
белые зубы и поднимая зеленоватый, блестящий на солнце штоф.
― Не угодно ли? ― Он указал на кресло у письменного уложенного бумагами стола и сам сел на председательское место, потирая маленькие руки
с короткими, обросшими
белыми волосами пальцами, и склонив на бок голову. Но, только что он успокоился в своей позе, как над столом пролетела моль. Адвокат
с быстротой, которой нельзя было ожидать от него, рознял руки, поймал моль и опять принял прежнее положение.
Невыносимо нагло и вызывающе подействовал на Алексея Александровича вид отлично сделанного художником черного кружева на голове, черных волос и
белой прекрасной руки
с безыменным пальцем, покрытым перстнями.
Толстый дворецкий, блестя круглым бритым лицом и крахмаленным бантом
белого галстука, доложил, что кушанье готово, и дамы поднялись. Вронский попросил Свияжского подать руку Анне Аркадьевне, а сам подошел к Долли. Весловский прежде Тушкевича подал руку княжне Варваре, так что Тушкевич
с управляющим и доктором пошли одни.
На углу тротуара в коротком модном пальто,
с короткою модною шляпой на бекрень, сияя улыбкой
белых зуб между красными губами, веселый, молодой, сияющий, стоял Степан Аркадьич, решительно и настоятельно кричавший и требовавший остановки.
Два лакея и Матвей, в
белых галстуках, делали свое дело
с кушаньем и вином незаметно, тихо и споро.
Всё лицо ее будет видно, она улыбнется, обнимет его, он услышит ее запах, почувствует нежность ее руки и заплачет счастливо, как он раз вечером лег ей в ноги и она щекотала его, а он хохотал и кусал ее
белую с кольцами руку.
Он смотрел на ее высокую прическу
с длинным
белым вуалем и
белыми цветами, на высоко стоявший сборчатый воротник, особенно девственно закрывавший
с боков и открывавший спереди ее длинную шею и поразительно тонкую талию, и ему казалось, что она была лучше, чем когда-нибудь, — не потому, чтоб эти цветы, этот вуаль, это выписанное из Парижа платье прибавляли что-нибудь к ее красоте, но потому, что, несмотря на эту приготовленную пышность наряда, выражение ее милого лица, ее взгляда, ее губ были всё тем же ее особенным выражением невинной правдивости.
Красавец обер-кельнер
с начинавшимся от шеи пробором в густых напомаженных волосах, во фраке и
с широкою
белою батистовою грудью рубашки, со связкой брелок над округленным брюшком, заложив руки в карманы, презрительно прищурившись, строго отвечал что-то остановившемуся господину.
Вернувшись домой после трех бессонных ночей, Вронский, не раздеваясь, лег ничком на диван, сложив руки и положив на них голову. Голова его была тяжела. Представления, воспоминания и мысли самые странные
с чрезвычайною быстротой и ясностью сменялись одна другою: то это было лекарство, которое он наливал больной и перелил через ложку, то
белые руки акушерки, то странное положение Алексея Александровича на полу пред кроватью.
В сущности из всех русских удовольствий более всего нравились принцу французские актрисы, балетная танцовщица и шампанское
с белою печатью.
—
С кем мы не знакомы? Мы
с женой как
белые волки, нас все знают, — отвечал Корсунский. — Тур вальса, Анна Аркадьевна.
Под дрожащею кругами тенью листьев, у покрытого
белою скатертью и уставленного кофейниками, хлебом, маслом, сыром, холодною дичью стола, сидела княгиня в наколке
с лиловыми лентами, раздавая чашки и тартинки.
Молодые же были в дворянских расстегнутых мундирах
с низкими талиями и широких в плечах,
с белыми жилетами, или в мундирах
с черными воротниками и лаврами, шитьем министерства юстиции.
— Как? сначала? А впрочем, правда, пожалуй. Ты любишь
с белою печатью?
В десяти шагах от прежнего места
с жирным хорканьем и особенным дупелиным выпуклым звуком крыльев поднялся один дупель. И вслед за выстрелом тяжело шлепнулся
белою грудью о мокрую трясину. Другой не дождался и сзади Левина поднялся без собаки.
Она быстро оделась, сошла вниз и решительными шагами вошла в гостиную, где, по обыкновению, ожидал ее кофе и Сережа
с гувернанткой. Сережа, весь в
белом, стоял у стола под зеркалом и, согнувшись спиной и головой,
с выражением напряженного внимания, которое она знала в нем и которым он был похож на отца, что-то делал
с цветами, которые он принес.
Варенька в своем
белом платке на черных волосах, окруженная детьми, добродушно и весело занятая ими и, очевидно, взволнованная возможностью объяснения
с нравящимся ей мужчиной, была очень привлекательна.
Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему лица двух товарищей Облонского и в особенности на руку элегантного Гриневича,
с такими
белыми длинными пальцами,
с такими длинными, желтыми, загибавшимися в конце ногтями и такими огромными блестящими запонками на рубашке, что эти руки, видимо, поглощали всё его внимание и не давали ему свободы мысли. Облонский тотчас заметил это и улыбнулся.
Вронский, слушая одним ухом, переводил бинокль
с бенуара на бель-этаж и оглядывал ложи.
Она сначала расправляла его, всовывала вилы, потом упругим и быстрым движением налегала на них всею тяжестью своего тела и тотчас же, перегибая перетянутую красным кушаком спину, выпрямлялась и, выставляя полную грудь из-под
белой занавески,
с ловкою ухваткой перехватывала руками вилы и вскидывала навилину высоко на воз.
Ровно в пять часов, бронзовые часы Петр I не успели добить пятого удара, как вышел Алексей Александрович в
белом галстуке и во фраке
с двумя звездами, так как сейчас после обеда ему надо было ехать.
Левин ел и устрицы, хотя
белый хлеб
с сыром был ему приятнее. Но он любовался на Облонского. Даже Татарин, отвинтивший пробку и разливавший игристое вино по разлатым тонким рюмкам,
с заметною улыбкой удовольствия, поправляя свой
белый галстук, поглядывал на Степана Аркадьича.
Она отклонилась от него, выпростала, наконец, крючок из вязанья, и быстро,
с помощью указательного пальца, стали накидываться одна за другой петли
белой, блестевшей под светом лампы шерсти, и быстро, нервически стала поворачиваться тонкая кисть в шитом рукавчике.
Сам больной, вымытый и причесанный, лежал на чистых простынях, на высоко поднятых подушках, в чистой рубашке
с белым воротником около неестественно тонкой шеи и
с новым выражением надежды, не спуская глаз, смотрел на Кити.
Бабы-скотницы, подбирая поневы, босыми, еще
белыми, не загоревшими ногами шлепая по грязи,
с хворостинами бегали за мычавшими, ошалевшими от весенней радости телятами, загоняя их на двор.
Одетая в
белое с широким шитьем платье, она сидела в углу террасы за цветами и не слыхала его.
Кити в это время, давно уже совсем готовая, в
белом платье, длинном вуале и венке померанцевых цветов,
с посаженой матерью и сестрой Львовой стояла в зале Щербацкого дома и смотрела в окно, тщетно ожидая уже более получаса известия от своего шафера о приезде жениха в церковь.
— И ее закопают и Федора подавальщика
с его курчавой, полною мякины бородой и прорванной на
белом плече рубашкой закопают.
— Слушаю-с. У нас на постирушечки две женщины приставлены особо, а
белье всё машиной. Граф сами до всего доходят. Уж какой муж…
Анализуя свое чувство и сравнивая его
с прежними, она ясно видела, что не была бы влюблена в Комисарова, если б он не спас жизни Государя, не была бы влюблена в Ристич-Куджицкого, если бы не было Славянского вопроса, но что Каренина она любила за него самого, за его высокую непонятую душу, за милый для нее тонкий звук его голоса
с его протяжными интонациями, за его усталый взгляд, за его характер и мягкие
белые руки
с напухшими жилами.