Неточные совпадения
"Несмотря
на добродушие Менелая, — говорил учитель истории, — никогда спартанцы не были столь счастливы, как во время осады Трои; ибо хотя многие бумаги оставались неподписанными, но зато многие же
спины пребыли невыстеганными, и второе лишение
с лихвою вознаградило за первое…"
Убранная, причесанная, в нарядном чепчике
с чем-то голубым, выпростав руки
на одеяло, она лежала
на спине и, встретив его взглядом, взглядом притягивала к себе.
Кити стояла
с засученными рукавами у ванны над полоскавшимся в ней ребенком и, заслышав шаги мужа, повернув к нему лицо, улыбкой звала его к себе. Одною рукою она поддерживала под голову плавающего
на спине и корячившего ножонки пухлого ребенка, другою она, равномерно напрягая мускул, выжимала
на него губку.
Она быстро оделась, сошла вниз и решительными шагами вошла в гостиную, где, по обыкновению, ожидал ее кофе и Сережа
с гувернанткой. Сережа, весь в белом, стоял у стола под зеркалом и, согнувшись
спиной и головой,
с выражением напряженного внимания, которое она знала в нем и которым он был похож
на отца, что-то делал
с цветами, которые он принес.
Старичок-священник, в камилавке,
с блестящими серебром седыми прядями волос, разобранными
на две стороны за ушами, выпростав маленькие старческие руки из-под тяжелой серебряной
с золотым крестом
на спине ризы, перебирал что-то у аналоя.
Она сначала расправляла его, всовывала вилы, потом упругим и быстрым движением налегала
на них всею тяжестью своего тела и тотчас же, перегибая перетянутую красным кушаком
спину, выпрямлялась и, выставляя полную грудь из-под белой занавески,
с ловкою ухваткой перехватывала руками вилы и вскидывала навилину высоко
на воз.
Левин положил брата
на спину, сел подле него и не дыша глядел
на его лицо. Умирающий лежал, закрыв глаза, но
на лбу его изредка шевелились мускулы, как у человека, который глубоко и напряженно думает. Левин невольно думал вместе
с ним о том, что такое совершается теперь в нем, но, несмотря
на все усилия мысли, чтоб итти
с ним вместе, он видел по выражению этого спокойного строгого лица и игре мускула над бровью, что для умирающего уясняется и уясняется то, что всё так же темно остается для Левина.
Так они прошли первый ряд. И длинный ряд этот показался особенно труден Левину; но зато, когда ряд был дойден, и Тит, вскинув
на плечо косу, медленными шагами пошел заходить по следам, оставленным его каблуками по прокосу, и Левин точно так же пошел по своему прокосу. Несмотря
на то, что пот катил градом по его лицу и капал
с носа и вся
спина его была мокра, как вымоченная в воде, — ему было очень хорошо. В особенности радовало его то, что он знал теперь, что выдержит.
Народ, доктор и фельдшер, офицеры его полка, бежали к нему. К своему несчастию, он чувствовал, что был цел и невредим. Лошадь сломала себе
спину, и решено было ее пристрелить. Вронский не мог отвечать
на вопросы, не мог говорить ни
с кем. Он повернулся и, не подняв соскочившей
с головы фуражки, пошел прочь от гипподрома, сам не зная куда. Он чувствовал себя несчастным. В первый раз в жизни он испытал самое тяжелое несчастие, несчастие неисправимое и такое, в котором виною сам.
Грушницкий принял таинственный вид: ходит, закинув руки за
спину, и никого не узнает; нога его вдруг выздоровела: он едва хромает. Он нашел случай вступить в разговор
с княгиней и сказал какой-то комплимент княжне: она, видно, не очень разборчива, ибо
с тех пор отвечает
на его поклон самой милой улыбкою.
Вдруг мелкие камни
с шумом покатились нам под ноги. Что это? Грушницкий споткнулся; ветка, за которую он уцепился, изломилась, и он скатился бы вниз
на спине, если б его секунданты не поддержали.
Я вывел Печорина вон из комнаты, и мы пошли
на крепостной вал; долго мы ходили взад и вперед рядом, не говоря ни слова, загнув руки
на спину; его лицо ничего не выражало особенного, и мне стало досадно: я бы
на его месте умер
с горя.
По причине толщины, он уже не мог ни в каком случае потонуть и как бы ни кувыркался, желая нырнуть, вода бы его все выносила наверх; и если бы село к нему
на спину еще двое человек, он бы, как упрямый пузырь, остался
с ними
на верхушке воды, слегка только под ними покряхтывал да пускал носом и ртом пузыри.
Цветы и ленты
на шляпе, вся веселится бурлацкая ватага, прощаясь
с любовницами и женами, высокими, стройными, в монистах и лентах; хороводы, песни, кипит вся площадь, а носильщики между тем при криках, бранях и понуканьях, нацепляя крючком по девяти пудов себе
на спину,
с шумом сыплют горох и пшеницу в глубокие суда, валят кули
с овсом и крупой, и далече виднеют по всей площади кучи наваленных в пирамиду, как ядра, мешков, и громадно выглядывает весь хлебный арсенал, пока не перегрузится весь в глубокие суда-суряки [Суда-суряки — суда, получившие свое название от реки Суры.] и не понесется гусем вместе
с весенними льдами бесконечный флот.
Он даже не смотрел
на круги, производимые дамами, но беспрестанно подымался
на цыпочки выглядывать поверх голов, куда бы могла забраться занимательная блондинка; приседал и вниз тоже, высматривая промеж плечей и
спин, наконец доискался и увидел ее, сидящую вместе
с матерью, над которою величаво колебалась какая-то восточная чалма
с пером.
— Правда,
с такой дороги и очень нужно отдохнуть. Вот здесь и расположитесь, батюшка,
на этом диване. Эй, Фетинья, принеси перину, подушки и простыню. Какое-то время послал Бог: гром такой — у меня всю ночь горела свеча перед образом. Эх, отец мой, да у тебя-то, как у борова, вся
спина и бок в грязи! где так изволил засалиться?
Ставши
спиной к товарам и лицом к покупателю, купец,
с обнаженной головою и шляпой
на отлете, еще раз приветствовал Чичикова. Потом надел шляпу и, приятно нагнувшись, обеими же руками упершись в стол, сказал так...
Знаю, знаю тебя, голубчик; если хочешь, всю историю твою расскажу: учился ты у немца, который кормил вас всех вместе, бил ремнем по
спине за неаккуратность и не выпускал
на улицу повесничать, и был ты чудо, а не сапожник, и не нахвалился тобою немец, говоря
с женой или
с камрадом.
Полежав минуты две
на спине, он щелкнул рукою и вспомнил
с просиявшим лицом, что у него теперь без малого четыреста душ.
Все те, которые прекратили давно уже всякие знакомства и знались только, как выражаются,
с помещиками Завалишиным да Полежаевым (знаменитые термины, произведенные от глаголов «полежать» и «завалиться», которые в большом ходу у нас
на Руси, все равно как фраза: заехать к Сопикову и Храповицкому, означающая всякие мертвецкие сны
на боку,
на спине и во всех иных положениях,
с захрапами, носовыми свистами и прочими принадлежностями); все те, которых нельзя было выманить из дому даже зазывом
на расхлебку пятисотрублевой ухи
с двухаршинными стерлядями и всякими тающими во рту кулебяками; словом, оказалось, что город и люден, и велик, и населен как следует.
Какие бывают эти общие залы — всякий проезжающий знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залосненные снизу
спинами разных проезжающих, а еще более туземными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сюда сам-шест и сам-сём испивать свою известную пару чаю; тот же закопченный потолок; та же копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подносом,
на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц
на морском берегу; те же картины во всю стену, писанные масляными красками, — словом, все то же, что и везде; только и разницы, что
на одной картине изображена была нимфа
с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал.
Бывало, стоишь, стоишь в углу, так что колени и
спина заболят, и думаешь: «Забыл про меня Карл Иваныч: ему, должно быть, покойно сидеть
на мягком кресле и читать свою гидростатику, — а каково мне?» — и начнешь, чтобы напомнить о себе, потихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять штукатурку со стены; но если вдруг упадет
с шумом слишком большой кусок
на землю — право, один страх хуже всякого наказания.
Когда, воображая, что я иду
на охоту,
с палкой
на плече, я отправился в лес, Володя лег
на спину, закинул руки под голову и сказал мне, что будто бы и он ходил.
Он стоял подле письменного стола и, указывая
на какие-то конверты, бумаги и кучки денег, горячился и
с жаром толковал что-то приказчику Якову Михайлову, который, стоя
на своем обычном месте, между дверью и барометром, заложив руки за
спину, очень быстро и в разных направлениях шевелил пальцами.
— А вы, хлопцы! — продолжал он, оборотившись к своим, — кто из вас хочет умирать своею смертью — не по запечьям и бабьим лежанкам, не пьяными под забором у шинка, подобно всякой падали, а честной, козацкой смертью — всем
на одной постеле, как жених
с невестою? Или, может быть, хотите воротиться домой, да оборотиться в недоверков, да возить
на своих
спинах польских ксендзов?
Сказав это, он взвалил себе
на спину мешки, стащил, проходя мимо одного воза, еще один мешок
с просом, взял даже в руки те хлеба, которые хотел было отдать нести татарке, и, несколько понагнувшись под тяжестью, шел отважно между рядами спавших запорожцев.
С невысокого, изрытого корнями обрыва Ассоль увидела, что у ручья,
на плоском большом камне,
спиной к ней, сидит человек, держа в руках сбежавшую яхту, и всесторонне рассматривает ее
с любопытством слона, поймавшего бабочку.
Капернцы обожали плотных, тяжелых женщин
с масляной кожей толстых икр и могучих рук; здесь ухаживали, ляпая по
спине ладонью и толкаясь, как
на базаре.
Но Лужин уже выходил сам, не докончив речи, пролезая снова между столом и стулом; Разумихин
на этот раз встал, чтобы пропустить его. Не глядя ни
на кого и даже не кивнув головой Зосимову, который давно уже кивал ему, чтоб он оставил в покое больного, Лужин вышел, приподняв из осторожности рядом
с плечом свою шляпу, когда, принагнувшись, проходил в дверь. И даже в изгибе
спины его как бы выражалось при этом случае, что он уносит
с собой ужасное оскорбление.
Разумихин, сконфуженный окончательно падением столика и разбившимся стаканом, мрачно поглядел
на осколки, плюнул и круто повернул к окну, где и стал
спиной к публике,
с страшно нахмуренным лицом, смотря в окно и ничего не видя.
Народ расходился, полицейские возились еще
с утопленницей, кто-то крикнул про контору… Раскольников смотрел
на все
с странным ощущением равнодушия и безучастия. Ему стало противно. «Нет, гадко… вода… не стоит, — бормотал он про себя. — Ничего не будет, — прибавил он, — нечего ждать. Что это, контора… А зачем Заметов не в конторе? Контора в десятом часу отперта…» Он оборотился
спиной к перилам и поглядел кругом себя.
Раскольников шел подле него. Ноги его ужасно вдруг ослабели,
на спине похолодело, и сердце
на мгновение как будто замерло; потом вдруг застукало, точно
с крючка сорвалось. Так прошли они шагов сотню, рядом и опять совсем молча.
— Эх, ешь те комары! Расступись! — неистово вскрикивает Миколка, бросает оглоблю, снова нагибается в телегу и вытаскивает железный лом. — Берегись! — кричит он и что есть силы огорошивает
с размаху свою бедную лошаденку. Удар рухнул; кобыленка зашаталась, осела, хотела было дернуть, но лом снова со всего размаху ложится ей
на спину, и она падает
на землю, точно ей подсекли все четыре ноги разом.
А Миколка намахивается в другой раз, и другой удар со всего размаху ложится
на спину несчастной клячи. Она вся оседает всем задом, но вспрыгивает и дергает, дергает из всех последних сил в разные стороны, чтобы вывезти; но со всех сторон принимают ее в шесть кнутов, а оглобля снова вздымается и падает в третий раз, потом в четвертый, мерно,
с размаха. Миколка в бешенстве, что не может
с одного удара убить.
И, обращен к нему
спиною,
В неколебимой вышине,
Над возмущенною Невою
Стоит
с простертою рукою
Кумир
на бронзовом коне.
Катя повела Аркадия в сад. Встреча
с нею показалась ему особенно счастливым предзнаменованием; он обрадовался ей, словно родной. Все так отлично устроилось: ни дворецкого, ни доклада.
На повороте дорожки он увидел Анну Сергеевну. Она стояла к нему
спиной. Услышав шаги, она тихонько обернулась.
Он потрепал по
спине Аркадия и громко назвал его «племянничком», удостоил Базарова, облеченного в староватый фрак, рассеянного, но снисходительного взгляда вскользь, через щеку, и неясного, но приветливого мычанья, в котором только и можно было разобрать, что «я…» да «ссьма»; подал палец Ситникову и улыбнулся ему, но уже отвернув голову; даже самой Кукшиной, явившейся
на бал безо всякой кринолины и в грязных перчатках, но
с райскою птицею в волосах, даже Кукшиной он сказал: «Enchanté».
Базаров высунулся из тарантаса, а Аркадий вытянул голову из-за
спины своего товарища и увидал
на крылечке господского домика высокого, худощавого человека
с взъерошенными волосами и тонким орлиным носом, одетого в старый военный сюртук нараспашку. Он стоял, растопырив ноги, курил длинную трубку и щурился от солнца.
Вошел человек лет шестидесяти, беловолосый, худой и смуглый, в коричневом фраке
с медными пуговицами и в розовом платочке
на шее. Он осклабился, подошел к ручке к Аркадию и, поклонившись гостю, отступил к двери и положил руки за
спину.
Самгин следил, как соблазнительно изгибается в руках офицера
с черной повязкой
на правой щеке тонкое тело высокой женщины
с обнаженной до пояса
спиной, смотрел и привычно ловил клочки мудрости человеческой. Он давно уже решил, что мудрость, схваченная непосредственно у истока ее, из уст людей, — правдивее, искренней той, которую предлагают книги и газеты. Он имел право думать, что особенно искренна мудрость пьяных, а за последнее время ему казалось, что все люди нетрезвы.
Впечатление огненной печи еще усиливалось, если смотреть сверху,
с балкона: пред ослепленными глазами открывалась продолговатая, в форме могилы, яма, а
на дне ее и по бокам в ложах, освещенные пылающей игрой огня, краснели, жарились лысины мужчин, таяли, как масло, голые
спины, плечи женщин, трещали ладони, аплодируя ярко освещенным и еще более голым певицам.
Самгин, не отрываясь, смотрел
на багровое, уродливо вспухшее лицо и
на грудь поручика; дышал поручик так бурно и часто, что беленький крест
на груди его подскакивал. Публика быстро исчезала, — широкими шагами подошел к поручику человек в поддевке и, спрятав за
спину руку
с папиросой, спросил...
В тусклом воздухе закачались ледяные сосульки штыков, к мостовой приросла группа солдат;
на них не торопясь двигались маленькие, сердитые лошадки казаков; в середине шагал, высоко поднимая передние ноги, оскалив зубы, тяжелый рыжий конь, —
на спине его торжественно возвышался толстый, усатый воин
с красным, туго надутым лицом,
с орденами
на груди; в кулаке, обтянутом белой перчаткой, он держал нагайку, — держал ее
на высоте груди, как священники держат крест.
Впереди его двое молодых ребят вели под руки третьего, в котиковой шапке, сдвинутой
на затылок,
с комьями красного снега
на спине.
То, что произошло после этих слов, было легко, просто и заняло удивительно мало времени, как будто несколько секунд. Стоя у окна, Самгин
с изумлением вспоминал, как он поднял девушку
на руки, а она, опрокидываясь
спиной на постель, сжимала уши и виски его ладонями, говорила что-то и смотрела в глаза его ослепляющим взглядом.
Тогда Самгин, пятясь, не сводя глаз
с нее,
с ее топающих ног, вышел за дверь, притворил ее, прижался к ней
спиною и долго стоял в темноте, закрыв глаза, но четко и ярко видя мощное тело женщины, напряженные, точно раненые, груди, широкие, розоватые бедра, а рядом
с нею — себя
с растрепанной прической,
с открытым ртом
на сером потном лице.
Клим вспоминал: что еще, кроме дважды сказанного «здравствуй», сказала ему Лидия? Приятный, легкий хмель настраивал его иронически. Он сидел почти за
спиною Лидии и пытался представить себе:
с каким лицом она смотрит
на Диомидова? Когда он, Самгин, пробовал внушить ей что-либо разумное, — ее глаза недоверчиво суживались, лицо становилось упрямым и неумным.
В тени группы молодых берез стояла
на высоких ногах запряженная в крестьянскую телегу длинная лошадь
с прогнутой
спиной, шерсть ее когда-то была белой, но пропылилась, приобрела грязную сероватость и желтоватые пятна, большая, костлявая голова бессильно и низко опущена к земле, в провалившейся глазнице тускло блестит мутный, влажный глаз.
— Н-ну-с, все благополучно, как только может быть. Револьвер был плохонький; пуля ударилась о ребро, кажется, помяла его, прошла сквозь левое легкое и остановилась под кожей
на спине. Я ее вырезал и подарил храбрецу.
Самгин, оглушенный, стоял
на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но не мог, точно
спина пальто примерзла к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв лицо, тянул
на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из дверей домов и становились в полукруг; несколько человек стояло рядом
с Самгиным, и один из них тихо сказал...