Неточные совпадения
Как только пить надумали,
Влас сыну-малолеточку
Вскричал: «Беги за Трифоном!»
С дьячком приходским Трифоном,
Гулякой, кумом
старосты,
Пришли его
сыны,
Семинаристы: Саввушка
И Гриша, парни добрые,
Крестьянам письма к сродникам
Писали; «Положение»,
Как вышло, толковали им,
Косили, жали, сеяли
И пили водку в праздники
С крестьянством наравне.
«Дерзай!» — за ними слышится
Дьячково слово;
сын его
Григорий, крестник
старосты,
Подходит к землякам.
«Хошь водки?» — Пил достаточно.
Что тут у вас случилося?
Как в воду вы опущены?.. —
«Мы?.. что ты?..» Насторожились,
Влас положил на крестника
Широкую ладонь.
Молчим: тут спорить нечего,
Сам барин брата
старостыЗабрить бы не велел,
Одна Ненила Власьева
По
сыне горько плачется,
Кричит: не наш черед!
— Отличный старик!
Староста. Гренадер. Догадал меня черт выпить у него в избе кринку молока, ну — понятно: жара, устал! Унтер, сукин
сын, наболтал чего-то адъютанту; адъютант — Фогель, командир полка — барон Цилле, — вот она где у меня села, эта кринка!
— Батюшка, разорил вконец. Двух
сыновей, батюшка, без очереди в некруты отдал, а теперя и третьего отнимает. Вчера, батюшка, последнюю коровушку со двора свел и хозяйку мою избил — вон его милость. (Он указал на
старосту.)
Повар приехал несколькими минутами ранее нас и, по-видимому, уже успел распорядиться и предупредить кого следовало, потому что при самом въезде в околицу встретил нас
староста (
сын бурмистра), дюжий и рыжий мужик в косую сажень ростом, верхом и без шапки, в новом армяке нараспашку.
Софронов
сын, трехаршинный
староста, по всем признакам человек весьма глупый, также пошел за нами, да еще присоединился к нам земский Федосеич, отставной солдат с огромными усами и престранным выражением лица: точно он весьма давно тому назад чему-то необыкновенно удивился да с тех пор уж и не пришел в себя.
А дикие эти жалели ее от всей души, со всем радушием, со всей простотой своей, и
староста посылал несколько раз
сына в город за изюмом, пряниками, яблоками и баранками для нее.
Вероятно, думал: увидит барин, какую Лукьяныч махину соорудил, скажет:"Эге! стало быть, хорошо старостой-то служить!"Представил мне всю семью, от старшего
сына, которого незадолго перед тем из Москвы выписал, до мелконького-мелконького внучка Фомушки, ползавшего по полу на карачках.
Как и все прежние года, во всех селах и деревнях 100-миллионной России к 1-му ноября
старосты отобрали по спискам назначенных ребят, часто своих
сыновей, и повезли их в город.
Староста уже видел барина, знал, что он в веселом духе, и рассказал о том кое-кому из крестьян; некоторые, имевшие до дедушки надобности или просьбы, выходящие из числа обыкновенных, воспользовались благоприятным случаем, и все были удовлетворены: дедушка дал хлеба крестьянину, который не заплатил еще старого долга, хотя и мог это сделать; другому позволил женить
сына, не дожидаясь зимнего времени, и не на той девке, которую назначил сам; позволил виноватой солдатке, которую приказал было выгнать из деревни, жить попрежнему у отца, и проч.
Глеб подошел к крыльцу, думая расспросить, не застрял ли в кабаке какой-нибудь праздный батрак или не видали ли по крайней мере такого в Комареве на ярмарке. Вопрос рыбака столько обращался к Герасиму, сколько и к двум молодым ребятам, стоявшим на крыльце; они были знакомы Глебу: один был
сын смедовского мельника, другой — племянник сосновского
старосты.
Важно, сытым гусем, шёл жандармский офицер Нестеренко, человек с китайскими усами, а его больная жена шла под руку с братом своим, Житейкиным,
сыном умершего городского
старосты и хозяином кожевенного завода; про Житейкина говорили, что хотя он распутничает с монахинями, но прочитал семьсот книг и замечательно умел барабанить по маленькому барабану, даже тайно учит солдат этому искусству.
—… А только по всему Покровскому лучший двор. Богобоязненные, трудолюбивые мужики. Старик тридцать лет
старостой церковным, ни вина не пьет, ни словом дурным не бранится, в церковь ходит. (Знал приказчик, чем подкупить.) И главное дело, доложу вам, у него
сыновей только двое, а то племянники. Мир указывает, а по-настоящему ему бы надо двойниковый жребий кидать. Другие и от трех
сыновей поделились, по своей необстоятельности, а теперь и правы, а эти за свою добродетель должны пострадать.
— Ах ты, старый дуралей! — сказал барин, сердито топнув ногою. — Если уж сирота, так, по-твоему, ей и в девках оставаться, а для олуха твоего
сына искать невест у соседей… Что ты мне белендрясы-то пришел плесть?.. А?..
Староста! Девка эта дурного поведения, что ли?
Из кустов, где теснились, гневно сопя и фыркая, дикие кабаны, вдруг вышел
сын церковного
старосты — Зинька, засмеялся и сказал: «Василько, вот лошади, поедем».
Пока закладывали лошадь, разговор перешел на то, на чем он остановился в то время, как Василий Андреич подъехал к окну. Старик жаловался соседу-старосте на третьего
сына, не приславшего ему ничего к празднику, а жене приславшего французский платок.
Вишь,
староста приехал, да обоз с дровами, что ли, пришел, так он и пошел в трактир принимать; самый вредный человек и преалчный, никакой совести нет, чаю пары две выпьет с французской водкой как следует, да потребует бутылку белого, рыбы, икры; как чрево выносит, небось седьмой десяток живет, да ведь что, матушка, какой неочестливый, и сына-то своего приведет, и того угощай.
Да, его гоняли всю жизнь! Гоняли
старосты и старшины, заседатели и исправники, требуя подати; гоняли попы, требуя ругу; гоняли нужда и голод; гоняли морозы и жары, дожди и засухи; гоняла промерзшая земля и злая тайга!.. Скотина идет вперед и смотрит в землю, не зная, куда ее гонят… И он также… Разве он знал, чтó поп читает в церкви и за что идет ему руга? Разве он знал, зачем и куда увели его старшего
сына, которого взяли в солдаты, и где он умер, и где теперь лежат его бедные кости?
Получив пять рублей, Лычковы, отец и
сын,
староста и Володька переплыли на лодке реку и отправились на ту сторону в село Кряково, где был кабак, и долго там гуляли. Было слышно, как они пели и как кричал молодой Лычков. В деревне бабы не спали всю ночь и беспокоились. Родион тоже не спал.
Лычковы, отец и
сын, захватили у себя на лугу двух рабочих лошадей, одного пони и мордатого альгауского бычка и вместе с рыжим Володькой,
сыном кузнеца Родиона, пригнали в деревню. Позвали
старосту, набрали понятых и пошли смотреть на потраву.
Церковный
староста после обедни зазвал к себе служивого ильинской нови поесть, ильинской баранины покушать, ильинского сота отведать, на ильинской соломке — деревенской перинке — после обеда поспать-подремать. Служивый поблагодарил и хотел было взвалить котому́ на старые плечи, но
староста того не допустил,
сыну велел солдатское добро домой отнести.
— Я из Вязовки.
Старосты Нефеда
сын.
— А то как же? — говорит
староста, пожимая сильными плечами. — Нельзя же, не платят. Вот хоть бы Абакумов. — Он называет мне того достаточного крестьянина, у которого описали корову за какой-то продовольственный капитал. —
Сын на бирже ездит, три лошади. Как ему не платить? А все ужимается.
Подчинив себе всех мальчишек в деревне, я составил из них стрелецкое войско, роздал им луки и стрелы, из овина сделал дворец, вырезал и намалевал, с помощью моего воспитателя, царицу Наталью Кирилловну с
сыном на руках и сделал их целью наших воинских подвигов.
Староста разорил было все наши затеи, называя меня беззаконником, висельником: я пошел со своею ватагою на
старосту, взял его в плен и казнил его сотнею горячих ударов.
Старшим своим
сыновьям Тимофей Власьич, как уважительно звали его на Васильевском острове, так как он в приходе своем состоял даже церковным
старостой, подыскивал уже лавки в Гостином дворе. Пустить их по питейной части он решительно не желал.
Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при
старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти
сыны отечества.