Неточные совпадения
Думал о том, что, если б у него были средства, хорошо бы остаться здесь,
в стране, где жизнь крепко налажена,
в городе, который
считается лучшим
в мире и безгранично богатом соблазнами…
«Вот, Клим, я
в городе, который
считается самым удивительным и веселым во всем мире. Да, он — удивительный. Красивый, величественный, веселый, — сказано о нем. Но мне тяжело. Когда весело жить — не делают пакостей. Только здесь понимаешь, до чего гнусно, когда из людей делают игрушки. Вчера мне показывали «Фоли-Бержер», это так же обязательно видеть, как могилу Наполеона. Это — венец веселья. Множество удивительно одетых и совершенно раздетых женщин, которые играют, которыми играют и…»
Не для всякого зажгут и две свечи: свечка покупалась
в городе на деньги и береглась, как все покупные вещи, под ключом самой хозяйки. Огарки бережно
считались и прятались.
В городе считается около 25 тысяч всех жителей, европейцев и цветных.
«А вы куда изволите: однако
в город?» — спросил он. «Да,
в Якутск. Есть ли перевозчики и лодки?» — «Как не быть! Куда девается? Вот перевозчики!» — сказал он, указывая на толпу якутов, которые стояли поодаль. «А лодки?» — спросил я, обращаясь к ним. «Якуты не слышат по-русски», — перебил смотритель и спросил их по-якутски. Те зашевелились, некоторые пошли к берегу, и я за ними. У пристани стояли четыре лодки. От юрты до Якутска
считается девять верст: пять водой и четыре берегом.
В тот же вечер условились: обоим семействам искать квартир, которые были бы рядом.
В ожидании того, пока удобные квартиры отыскались и устроились, Бьюмонты прожили на заводе, где, по распоряжению фирмы, была отделана квартира для управляющего. Это удаление за
город могло
считаться соответствующим путешествию,
в которое отправляются молодые по прекрасному английскому обычаю, распространяющемуся теперь во всей Европе.
В продолжение всего рожественского мясоеда без перемежки шли съезды и гощения, иногда многолюдные и парадные; но большею частью запросто,
в кругу близких знакомых.
В числе этих собраний
в особенности выдавался бал, который давал
в городе расквартированный
в нашем уезде полк. Этот бал и новогодний предводительский
считались кульминантными точками захолустного раздолья.
Захватив свое произведение, свернутое трубочкой, Кишкин пешком отправился
в город, до которого от Балчуговского завода
считалось около двенадцати верст.
Самым потерянным и негодным человеком
в городе считался в то время младший Маклаков Никон, мужчина уже за тридцать лет, размашистый, кудрявый, горбоносый, с высокими взлизами на висках и дерзким взглядом серых глаз.
Они состояли
в полной власти будочников. Пост около каната по полиции
считался наградой: туда посылали, как
в допетровские времена воевод
в отдаленные
города «на кормежь».
Так и шли дела, пока состояния, оставленного войтом, доставало на удовлетворение щедрости его невестки; но, наконец,
в городе стали замечать, что Долинские «начали приупадать», а еще немножко — и семья Долинских уж вовсе не
считалась зажиточной.
К тому, что я стал рабочим, уже привыкли и не видят ничего странного
в том, что я, дворянин, ношу ведра с краской и вставляю стекла; напротив, мне охотно дают заказы, и я
считаюсь уже хорошим мастером и лучшим подрядчиком, после Редьки, который хотя и выздоровел и хотя по-прежнему красит без подмостков купола на колокольнях, но уже не
в силах управляться с ребятами; вместо него я теперь бегаю по
городу и ищу заказов, я нанимаю и рассчитываю ребят, я беру деньги взаймы под большие проценты.
По его мнению, не отпустить мужика
в город считалось хорошею и вместе с тем очень действительной мерой наказания.
В городе проговорили, что это не без синтянинской руки, но как затем доктору Гриневичу, не повинному ни
в чем, кроме мелких взяток по должности (что не
считалось тогда ни грехом, ни пороком), опасаться за себя не приходилось, то ему и на мысль не вспадало робеть пред Синтяниным, а тем более жертвовать для его прихоти счастием дочери.
Меня это заинтересовало, и я, пустясь
в расспросы, узнал, что предполагаемая невеста Сержа
считается очень высокою и даже лестною для него партиею, которой этот молодец ни за что бы не сделал, если бы
в устройстве этого брака не принимало участие самое высшее лицо
в городе, имевшее особое попечение о матери Сержа.
Тогда
в Петербурге процветали маскарады. На них ездил весь
город, не исключая и двора. Всего бойчее
считались те, которые бывали
в Большом театре и
в Купеческом клубе, где теперь Учетно-ссудный банк. Тогда можно было целую зиму вести"интригу"с какой-нибудь маской, без всяких чувственных замыслов, без ужинов
в ресторанных кабинетах.
Ректора никто не боялся. Он никогда не показывался
в аудиториях, ничего сам не читал, являлся только
в церковь и на экзамены. Как известный астроном, Симонов
считался как бы украшением
города Казани рядом с чудаком, уже выживавшим из ума, — помощником попечителя Лобачевским, большой математической величиной.
Тогда она уже повернула за роковой для красавицы предел сорокалетия, но все еще
считалась красавицей, держала себя на своих приемах с большими „тонами“ и принимала „
в перчатках“, о чем говорили
в городе; даже ее кресло стояло
в гостиной на некотором возвышении.
Было так. Папа
считался лучшим
в Туле детским врачом. Из Ясной Поляны приехал Лев Толстой просить папу приехать к больному ребенку. Папа ответил, что у него много больных
в городе и что за
город он не ездит. Толстой настаивал, папа решительно отказывался. Толстой рассердился, сказал, что папа как врач обязан поехать. Папа ответил, что по закону врачи, живущие
в городе, за
город не обязаны ездить. Расстались они враждебно.
Обе Шияновские улицы находились там же, где, вероятно, находятся и теперь, то есть за печерским базаром, и по всей справедливости имели право
считаться самыми скверными улицами
в городе.
Это было несколько десятков юрт, скученных между собою
в полном беспорядке и обнесенных высоким валом. Таковы, впрочем, были
в то время и другие татарские
города, находившиеся за Каменным поясом. Сибирь была только несколько обширнее. Она
считалась неприступной крепостью, так как кроме одной дороги, охраняемой татарами, подойти к ней ни с какой стороны не было возможности.
Граф Афанасий Григорьевич Нелидов прожил с ней не более десяти лет и умер от ожирения сердца, оставив ей по завещанию все свое громадное состояние, которое,
в соединении с огромным приданым графини, и составило то колоссальное богатство, которое
считалось первым даже
в Москве, тогда
городе неимоверных богачей.
В Могилёвской губернии на 920.000 обоего пола жителей
считается около 38.000 католиков и 120.000 евреев. Для отправления католического богослужения находятся
в ней 40 приходских костелов, раскинутых по губернии; из них два
в самом Могилёве, где сосредоточивается наибольшее число католиков. Наплывом католиков к губернскому
городу объясняется значительный процент католического населения
в Могилёвском уезде.
Здесь все имеют своё pied-Ю-terre, да Ляоян всё же
считается самым чистым
городом в Маньчжурии.
Первые
считались как бы телохранителями царя, выбранные им
в числе шести тысяч человек из князей, дворян, детей боярских; им были отведены, как мы уже упоминали,
в Москве особые улицы, им розданы поместья
в избранных царем
городах.
Эта площадь, собственно говоря, могла бы
считаться за начало
города, если бы находящаяся
в конце ее застава, состоящая их двух каменных, выкрашенных
в белую краску столбов с гербами
города, не указывала, где начинается городская черта.
Границей
города в то время
считалась река Фонтанка, левый берег которой представлял предместья, от взморья до Измайловского полка — «Лифляндское», от последнего до Невской перспективы — «Московское» и от Московского до Невы — «Александро-Невское». Васильевский остров по 13 линию входил
в состав
города, а остальная часть, вместе с Петербургскою стороною, по речку Карповку, составляла тоже предместье. Весь берег Фонтанки был занят садами и загородными дачами вельмож.
В описываемое же нами время, как мы уже говорили, левый берег Фонтанки не входил еще
в состав
города и
считался предместьем. Это, впрочем, соответствовало желанию осиротевшей княжны, просившей Сергея Семеновича приобрести ей дом непременно на окраине.
Надо оговорить, к чести граждан, что чистота нравов, несмотря на грубую оболочку, крепко соблюдалась между ними. Хлебосольством искони славился
город. Когда стояли
в нем полки, мундиры у солдат, через несколько месяцев, делались узки, и
считалось обидой для зажиточного хозяина, если постоялец его офицер держал свой чай и свой стол.
На душе этого христианина, говорят,
считалось уже несколько смертных грехов, и во всяком случае он по справедливости мог почитаться
в свое время очень опасным человеком
в городе.
Что везде
считается вполне позволительным, как, например, обедать
в ресторанах или ходить и ездить одной женщине по
городу, — здесь все это почитают за неприличие.
Все эти люди побросали дома, поля, отцов, братьев, часто жен и детей, — отреклись от всего, даже от самой жизни, и пришли
в город для того, чтобы приобрести то, что по учению мира
считается для каждого из них необходимым.