Неточные совпадения
Софья. Вижу, какая разница казаться
счастливым и быть действительно. Да мне это непонятно, дядюшка, как можно человеку все помнить одного себя? Неужели не рассуждают, чем один обязан
другому? Где ж ум, которым так величаются?
Но, с
другой стороны, не видим ли мы, что народы самые образованные наипаче [Наипа́че (церковно-славянск.) — наиболее.] почитают себя
счастливыми в воскресные и праздничные дни, то есть тогда, когда начальники мнят себя от писания законов свободными?
Они чувствовали себя
счастливыми и довольными и в этом качестве не хотели препятствовать счастию и довольству
других.
Все
счастливые семьи похожи
друг на
друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
Жена?.. Нынче только он говорил с князем Чеченским. У князя Чеченского была жена и семья — взрослые пажи дети, и была
другая, незаконная семья, от которой тоже были дети. Хотя первая семья тоже была хороша, князь Чеченский чувствовал себя
счастливее во второй семье. И он возил своего старшего сына во вторую семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для сына. Что бы на это сказали в Москве?
Мне памятно
другое время!
В заветных иногда мечтах
Держу я
счастливое стремя…
И ножку чувствую в руках;
Опять кипит воображенье,
Опять ее прикосновенье
Зажгло в увядшем сердце кровь,
Опять тоска, опять любовь!..
Но полно прославлять надменных
Болтливой лирою своей;
Они не стоят ни страстей,
Ни песен, ими вдохновенных:
Слова и взор волшебниц сих
Обманчивы… как ножки их.
Тогда человек
счастливым голоском заявил, что этот номер нужно дезинфицировать, и предложил перенести вещи Варвары в
другой, и если господин Самгин желает ночевать здесь, это будет очень приятно администрации гостиницы.
— Что, если б ты полюбила теперь
другого и он был бы способен сделать тебя
счастливой, я бы… молча проглотил свое горе и уступил ему место.
Штольц, однако ж, говорил с ней охотнее и чаще, нежели с
другими женщинами, потому что она, хотя бессознательно, но шла простым природным путем жизни и по
счастливой натуре, по здравому, не перехитренному воспитанию не уклонялась от естественного проявления мысли, чувства, воли, даже до малейшего, едва заметного движения глаз, губ, руки.
Право любоваться мною бескорыстно и не сметь подумать о взаимности, когда столько
других женщин сочли бы себя
счастливыми…»
Старые служаки, чада привычки и питомцы взяток, стали исчезать. Многих, которые не успели умереть, выгнали за неблагонадежность,
других отдали под суд: самые
счастливые были те, которые, махнув рукой на новый порядок вещей, убрались подобру да поздорову в благоприобретенные углы.
Какие это люди на свете есть
счастливые, что за одно словцо, так вот шепнет на ухо
другому, или строчку продиктует, или просто имя свое напишет на бумаге — и вдруг такая опухоль сделается в кармане, словно подушка, хоть спать ложись.
Счастливые люди жили, думая, что иначе и не должно и не может быть, уверенные, что и все
другие живут точно так же и что жить иначе — грех.
— Ты сомневаешься в моей любви? — горячо заговорил он. — Думаешь, что я медлю от боязни за себя, а не за тебя? Не оберегаю, как стеной, твоего имени, не бодрствую, как мать, чтоб не смел коснуться слух тебя… Ах, Ольга! Требуй доказательств! Повторю тебе, что если б ты с
другим могла быть
счастливее, я бы без ропота уступил права свои; если б надо было умереть за тебя, я бы с радостью умер! — со слезами досказал он.
Переработает ли в себе бабушка всю эту внезапную тревогу, как землетрясение всколыхавшую ее душевный мир? — спрашивала себя Вера и читала в глазах Татьяны Марковны, привыкает ли она к
другой, не прежней Вере и к ожидающей ее новой, неизвестной, а не той судьбе, какую она ей гадала? Не сетует ли бессознательно про себя на ее своевольное ниспровержение своей
счастливой, старческой дремоты? Воротится ли к ней когда-нибудь ясность и покой в душу?
— Постой, ты смешиваешь понятия; надо разделить по родам и категориям: «удобнее и покойнее», с одной стороны, и «веселее и
счастливее» — с
другой. Теперь и решай!
— Не это помешает мне писать роман, — сказал он, вздохнув печально, — а
другое… например… цензура! Да, цензура помешает! — почти с радостью произнес он, как будто нашел
счастливую находку. — А еще что?
Тут кончались его мечты, не смея идти далее, потому что за этими и следовал естественный вопрос о том, что теперь будет с нею? Действительно ли кончилась ее драма? Не опомнился ли Марк, что он теряет, и не бросился ли догонять уходящее счастье? Не карабкается ли за нею со дна обрыва на высоту? Не оглянулась ли и она опять назад? Не подали ли они
друг другу руки навсегда, чтоб быть
счастливыми, как он, Тушин, и как сама Вера понимают счастье?
— Как первую женщину в целом мире! Если б я смел мечтать, что вы хоть отчасти разделяете это чувство… нет, это много, я не стою… если одобряете его, как я надеялся… если не любите
другого, то… будьте моей лесной царицей, моей женой, — и на земле не будет никого
счастливее меня!.. Вот что хотел я сказать — и долго не смел! Хотел отложить это до ваших именин, но не выдержал и приехал, чтобы сегодня в семейный праздник, в день рождения вашей сестры…
— Ты сегодня особенно меток на замечания, — сказал он. — Ну да, я был счастлив, да и мог ли я быть несчастлив с такой тоской? Нет свободнее и
счастливее русского европейского скитальца из нашей тысячи. Это я, право, не смеясь говорю, и тут много серьезного. Да я за тоску мою не взял бы никакого
другого счастья. В этом смысле я всегда был счастлив, мой милый, всю жизнь мою. И от счастья полюбил тогда твою маму в первый раз в моей жизни.
—
Друг мой, — вырвалось у него, между прочим, — я вдруг сознал, что мое служение идее вовсе не освобождает меня, как нравственно-разумное существо, от обязанности сделать в продолжение моей жизни хоть одного человека
счастливым практически.
Он еще принадлежит к
счастливому возрасту перехода от юношества к возмужалости, оттого в нем наполовину того и
другого.
Но адмирал приехал за каким-то
другим делом, а более, кажется, взглянуть, как мы стоим на мели, или просто захотел прокатиться и еще раз пожелать нам
счастливого пути — теперь я уже забыл. Тут мы окончательно расстались до Петербурга.
Впереди синее море, над головой синее небо, да солнце, как горячий уголь, пекло лицо, а сзади кучка гор жмутся
друг к
другу плечами, будто проводить нас, пожелать
счастливого пути. Это берега Бонин-Cима: прощай, Бонин-Cима!
Он не только вспомнил, но почувствовал себя таким, каким он был тогда, когда он четырнадцатилетним мальчиком молился Богу, чтоб Бог открыл ему истину, когда плакал ребенком на коленях матери, расставаясь с ней и обещаясь ей быть всегда добрым и никогда не огорчать ее, — почувствовал себя таким, каким он был, когда они с Николенькой Иртеневым решали, что будут всегда поддерживать
друг друга в доброй жизни и будут стараться сделать всех людей
счастливыми.
Нехлюдову приятно было теперь вспомнить всё это; приятно было вспомнить, как он чуть не поссорился с офицером, который хотел сделать из этого дурную шутку, как
другой товарищ поддержал его и как вследствие этого ближе сошелся с ним, как и вся охота была
счастливая и веселая, и как ему было хорошо, когда они возвращались ночью назад к станции железной дороги.
Эти маленькие семейные сцены выкупались вполне
счастливыми минутами, когда Зося являлась совсем в
другом свете.
— Вы ошибаетесь, Игнатий Львович, — невозмутимо продолжал Альфонс Богданыч. — Вы из ничего создали колоссальные богатства в течение нескольких лет. Я не обладаю такими
счастливыми способностями и должен был употребить десятки лет для создания собственной компании. Нам, надеюсь, не будет тесно, и мы будем полезны
друг другу, если этого, конечно, захотите вы… Все зависит от вас…
— Ах, да, конечно! Разве ее можно не любить? Я хотел совсем
другое сказать: надеетесь ли вы… обдумали ли вы основательно, что сделаете ее
счастливой и сами будете счастливы с ней. Конечно, всякий брак — лотерея, но иногда полезно воздержаться от риска… Я верю вам, то есть хочу верить, и простите отцу… не могу! Это выше моих сил… Вы говорили с доктором? Да, да. Он одобряет выбор Зоси, потому что любит вас. Я тоже люблю доктора…
Несмотря на непогоду, он решил ехать в залив Джигит и там дожидаться парохода. Я дал ему двух мулов и двух провожатых. Часов в одиннадцать утра мы расстались, пожелав
друг другу счастливого пути и успехов.
Перейдя на
другую сторону реки, мы устроили бивак в густом хвойном лесу. Какими вкусными нам показались рыбьи головы! Около некоторых голов было еще много мяса, такие головы были
счастливыми находками. Мы разделили их поровну между собой и поужинали вкусно, но несытно.
А вот что странно, Верочка, что есть такие же люди, у которых нет этого желания, у которых совсем
другие желания, и им, пожалуй, покажется странно, с какими мыслями ты, мой
друг, засыпаешь в первый вечер твоей любви, что от мысли о себе, о своем милом, о своей любви, ты перешла к мыслям, что всем людям надобно быть
счастливыми, и что надобно помогать этому скорее прийти.
«Мой милый, никогда не была я так сильно привязана к тебе, как теперь. Если б я могла умереть за тебя! О, как бы я была рада умереть, если бы ты от этого стал
счастливее! Но я не могу жить без него. Я обижаю тебя, мой милый, я убиваю тебя, мой
друг, я не хочу этого. Я делаю против своей воли. Прости меня, прости меня».
— Да, ты можешь. Твое положение очень
счастливое. Тебе нечего бояться. Ты можешь делать все, что захочешь. И если ты будешь знать всю мою волю, от тебя моя воля не захочет ничего вредного тебе: тебе не нужно желать, ты не будешь желать ничего, за что стали бы мучить тебя незнающие меня. Ты теперь вполне довольна тем, что имеешь; ни о чем
другом, ни о ком
другом ты не думаешь и не будешь думать. Я могу открыться тебе вся.
Но
другие не принимают их к сердцу, а ты приняла — это хорошо, но тоже не странно: что ж странного, что тебе хочется быть вольным и
счастливым человеком!
Она описывала ему свою пустынную жизнь, хозяйственные занятия, с нежностию сетовала на разлуку и призывала его домой, в объятия доброй подруги; в одном из них она изъявляла ему свое беспокойство насчет здоровья маленького Владимира; в
другом она радовалась его ранним способностям и предвидела для него
счастливую и блестящую будущность.
Ее краса поможет нам, Бермята,
Ярилин гнев смягчить. Какая жертва
Готовится ему! При встрече Солнца
Вручим ее
счастливому супругу.
Снегурочка, пришла твоя пора;
Ищи себе по сердцу
друга!
Само собою разумеется, что Витберга окружила толпа плутов, людей, принимающих Россию — за аферу, службу — за выгодную сделку, место — за
счастливый случай нажиться. Не трудно было понять, что они под ногами Витберга выкопают яму. Но для того чтоб он, упавши в нее, не мог из нее выйти, для этого нужно было еще, чтоб к воровству прибавилась зависть одних, оскорбленное честолюбие
других.
Пока я придумывал, с чего начать, мне пришла
счастливая мысль в голову; если я и ошибусь, заметят, может, профессора, но ни слова не скажут,
другие же сами ничего не смыслят, а студенты, лишь бы я не срезался на полдороге, будут довольны, потому что я у них в фаворе.
Всякому хотелось узнать тайну; всякий подозревал
друг друга, а главное, всякий желал овладеть кубышкой врасплох, в полную собственность, так чтоб
другим ничего не досталось. Это клало своеобразную печать на семейные отношения. Снаружи все смотрело дружелюбно и даже слащаво; внутри кипела вражда. По-видимому, дядя Григорий Павлыч был
счастливее сестер и даже знал более или менее точно цифру капитала, потому что Клюквин был ему приятель.
Никто не знает, что делает
другого человека
счастливым или несчастным.
Но когда я представляю себе возможность более радостных и
счастливых мгновений, я вдруг вспоминаю, что Лидии уже нет, вспоминаю многое
другое, и у меня все падает.
— А вы тут засудили Илью Фирсыча? — болтал писарь,
счастливый, что может поговорить. — Слышали мы еще в Суслоне… да. Жаль, хороший был человек. Тоже вот и про банк ваш наслышались. Что же, в добрый час… По
другим городам везде банки заведены. Нельзя отставать от других-то, не те времена.
Трофимов. Варя боится, а вдруг мы полюбим
друг друга, и целые дни не отходит от нас. Она своей узкой головой не может понять, что мы выше любви. Обойти то мелкое и призрачное, что мешает быть свободным и
счастливым, — вот цель и смысл нашей жизни. Вперед! Мы идем неудержимо к яркой звезде, которая горит там вдали! Вперед! Не отставай,
друзья!
Разрешить земельный вопрос упразднением земельной собственности и указать
другим народам путь разумной, свободной и
счастливой жизни — вне промышленного, фабричного, капиталистического насилия и рабства — вот историческое призвание русского народа».
Летя мечтой к родным, к
друзьям,
Увидя вас самих,
Проснется он, к дневным трудам
И бодр, и сердцем тих,
А с вами?.. с вами не знавать
Ему
счастливых грез...
В восемьдесят лет у Родиона Потапыча сохранились все зубы до одного, и он теперь искренне удивлялся, как это могло случиться, что вышибло «диомидом» сразу четыре зуба. На лице не было ни одной царапины.
Другого разнесло бы в крохи, а старик поплатился только передними зубами. «Все на
счастливого», как говорили рабочие.
— Пять катеринок… Так он, друг-то, не дал?.. А вот я дам… Что раньше у меня не попросил? Нет, раньше-то я и сам бы тебе не дал, а сейчас бери, потому как мои деньги сейчас
счастливые… Примета такая есть.
В свою очередь, Кишкин возвращался домой тоже радостный и
счастливый, хотя переживал совершенно
другой порядок чувств.
Детское лицо улыбалось в полусне
счастливою улыбкой, и слышалось ровное дыхание засыпающего человека. Лихорадка проходила, и только красные пятна попрежнему играли на худеньком личике. О, как Петр Елисеич любил его, это детское лицо, напоминавшее ему
другое, которого он уже не увидит!.. А между тем именно сегодня он страстно хотел его видеть, и щемящая боль охватывала его старое сердце, и в голове проносилась одна картина за
другой.