Неточные совпадения
— Извините — он пишет и никого не велел пускать. Даже отцу Иннокентию отказала.
К нему ведь теперь
священники ходят: семинарский и от Успенья.
Около шести часов
проходит в церковь
священник, и из церкви выбегает пономарь и становится у веревки, протянутой
к языку главного колокола.
Тут часа три-четыре
проходят на известные вещи: на
священника, на завтрак,
к которому ему вино, кофей и говядину дают (ну, не насмешка ли это?
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что
священника и причет содержит она очень богато, а никого из них
к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она
ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Священник все это время, заложив руки назад,
ходил взад и вперед по зале — и в то же время, внимательно прислушиваясь
к разговору Вихрова с горничной, хмурился; явно было, что ему не нравились слышимые им в том разговоре шутки.
И стали
к портному и
к Ивану
ходить, и стали понимать, и поняли, и бросили курить, пить, ругаться скверными словами, стали друг другу помогать. И перестали
ходить в церковь и снесли попу иконы. И стало таких дворов 17. Всех 65 душ. И испугался
священник и донес архиерею. Архиерей подумал, как быть, и решил послать в село архимандрита Мисаила, бывшего законоучителем в гимназии.
Насчет продовольствия она справилась, как жила ее предшественница, и получила ответ, что последняя
ходила обедать
к священнику за небольшую плату, а дома только чай держала.
«Другажды, — читаю, пишут отец Маркел, —
проходя с дьяконом случайно вечернею порою мимо дома того же
священника отца Иоанна, опять видели, как он со всем своим семейством, с женою, племянником и с купно приехавшею
к нему на каникулярное время из женской гимназии племянницею, азартно играл в карты, яростно ударяя по столу то кралею, то хлапом, и при сем непозволительно восклицал: „никто больше меня, никто!“» Прочитав сие, взглянул я на преосвященного владыку и, не дожидаясь его вопроса, говорю...
Через десять минут Квашнин быстро подкатил
к площадке на тройке великолепных серых лошадей. Он сидел в коляске один, потому что, при всем желании, никто не смог бы поместиться рядом с ним. Следом за Квашниным подъехало еще пять или шесть экипажей. Увидев Василия Терентьевича, рабочие инстинктом узнали в нем «набольшего» и тотчас же, как один человек, поснимали шапки. Квашнин величественно
прошел вперед и кивнул головой
священнику.
В это время внизу Алексей Федорыч занимался по закону божию с Сашей и Лидой. Вот уже полтора месяца, как они жили в Москве, в нижнем этаже флигеля, вместе со своею гувернанткой, и
к ним приходили три раза в неделю учитель городского училища и
священник. Саша
проходила Новый Завет, а Лида недавно начала Ветхий. В последний раз Лиде было задано повторить до Авраама.
Мухоедов выпил рюмку водки, и мы вышли. Мухоедов побрел в завод, я вдоль по улице,
к небольшому двухэтажному дому, где жил о. Егор. Отворив маленькую калитку, я очутился во дворе, по которому
ходил молодой
священник, разговаривая с каким-то мужиком; мужик был без шапки и самым убедительным образом упрашивал батюшку сбавить цену за венчание сына.
Садом боярыня
прошла тихо, по направлению
к пустой бане. Во всю дорогу Марфа Андревна не говорила ни с сыном, ни со
священником и, дойдя до цели своего несколько таинственного путешествия, села на завалинку под одним из банных окон. Около нее с одной стороны присел отец Алексей, с другой — опустился было гвардейский поручик.
Вся жизнь городка остановилась пред невидимой и неощутимой преградой, люди топтались на одном месте день, два,
ходили к отцу Исаие за какими-то советами, но
священник оказался болен, вспомнили о председателе земской управы — он уехал в губернию.
Священник. Теперь еду
к архиерею на испытание. Боюсь, что
сошлют в Соловецкий. Думал одно время за границу бежать, вас просить, потом раздумал: малодушие. Одно — жена.
Словом сказать, было весело, шумно; один я грустил; грустил я и потому, что намерения мои не удавались, и по непривычке
к многолюдию; вина я тогда еще в рот не брал, в хороводах
ходить не умел, а пуще всего мне досадно было, что все перемигивались, глядя на меня и на дочь пореченского
священника.
Помыслить, что
священник все эти дни
ходил к нему пешком, Кунин боялся: до Синькова было семь-восемь верст, а грязь на дороге стояла невылазная. Далее Кунин видел, как кучер Андрей и мальчик Парамон, прыгая через лужи и обрызгивая отца Якова грязью, подбежали
к нему под благословение. Отец Яков снял шляпу и медленно благословил Андрея, потом благословил и погладил по голове мальчика.
Муж был в сильном волнении и казался совершенно растерян. Он направился было
к старушке; но, не дойдя несколько шагов, повернулся,
прошел по комнате и подошел
к священнику.
Священник посмотрел на него, поднял брови
к небу и вздохнул. Густая с проседью бородка тоже поднялась кверху и опустилась.
По делу этому было произведено секретное дознание, и оказалось, что действительно проживающий здесь отставной майор Форов и
священник Евангел Минервин,
проходя однажды чрез деревушку г. Горданова, под предлогом ловли в озере карасей, остановились здесь, под видом напиться квасу, и вели с некоторыми крестьянами разговор, имевший, очевидно, целью возбуждать в крестьянах чувство недоверия
к намерениям г. Горданова.
Теркин опустил голову. На колокольне было тихо. Пономарь отзвонил. В церковь давно уже
прошел священник. Народ собирался
к службе полегоньку.
Священник удалился. Уехала и «особа» с остальными двумя приглашенными в свидетели при предлагавшемся завещании. Молодая Салтыкова уже окончательно пришла в себя и распоряжалась своим властным, громким голосом. Отдав приказание обмыть покойницу и положить ее на стол в зале, и указав Софье Дмитриевне во что и как одеть умершую, она тоже уехала домой и, как уже мы знаем, тотчас же по приезде
прошла в спальню
к мужу и объявила ему о смерти его тетки.