Неточные совпадения
Княгиня была женщина
лет сорока пяти, маленькая, тщедушная,
сухая и желчная, с серо-зелеными неприятными глазками, выражение которых явно противоречило неестественно-умильно сложенному ротику. Из-под бархатной шляпки с страусовым пером виднелись светло-рыжеватые волосы; брови и ресницы казались еще светлее и рыжеватее на нездоровом цвете ее лица. Несмотря на это, благодаря ее непринужденным движениям, крошечным рукам и особенной сухости во всех чертах общий вид ее имел что-то благородное и энергическое.
Это была крошечная
сухая старушонка,
лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая.
В тот
год зима запоздала, лишь во второй половине ноября
сухой, свирепый ветер сковал реку сизым льдом и расцарапал не одетую снегом землю глубокими трещинами. В побледневшем, вымороженном небе белое солнце торопливо описывало короткую кривую, и казалось, что именно от этого обесцвеченного солнца на землю льется безжалостный холод.
Вечером собралось человек двадцать; пришел большой, толстый поэт, автор стихов об Иуде и о том, как сатана играл в карты с богом; пришел учитель словесности и тоже поэт — Эвзонов, маленький, чернозубый человек, с презрительной усмешкой на желтом лице; явился Брагин, тоже маленький,
сухой, причесанный под Гоголя, многоречивый и особенно неприятный тем, что всесторонней осведомленностью своей о делах человеческих он заставлял Самгина вспоминать себя самого, каким Самгин хотел быть и был
лет пять тому назад.
В конце его показался какой-то одетый в поношенное пальто человек средних
лет, с большим бумажным пакетом под мышкой, с толстой палкой и в резиновых калошах, несмотря на
сухой и жаркий день.
Но
лето,
лето особенно упоительно в том краю. Там надо искать свежего,
сухого воздуха, напоенного — не лимоном и не лавром, а просто запахом полыни, сосны и черемухи; там искать ясных дней, слегка жгучих, но не палящих лучей солнца и почти в течение трех месяцев безоблачного неба.
И действительно, в два часа пополудни пожаловал к нему один барон Р., полковник, военный, господин
лет сорока, немецкого происхождения, высокий,
сухой и с виду очень сильный физически человек, тоже рыжеватый, как и Бьоринг, и немного только плешивый.
— Сделайте одолжение, — прибавила тотчас же довольно миловидная молоденькая женщина, очень скромно одетая, и, слегка поклонившись мне, тотчас же вышла. Это была жена его, и, кажется, по виду она тоже спорила, а ушла теперь кормить ребенка. Но в комнате оставались еще две дамы — одна очень небольшого роста,
лет двадцати, в черном платьице и тоже не из дурных, а другая
лет тридцати,
сухая и востроглазая. Они сидели, очень слушали, но в разговор не вступали.
Во время этих хлопот разоружения, перехода с «Паллады» на «Диану», смены одной команды другою, отправления сверхкомплектных офицеров и матросов
сухим путем в Россию я и выпросился домой. Это было в начале августа 1854
года.
Провиант и прочее доставлялось до сих пор на место военных действий
сухим путем, и плата за один только провоз составляла около 170 000 фунт. ст. в
год, между тем как все припасы могли быть доставляемы морем до самого устья Буйволовой реки, что наконец и приведено в исполнение, и Берклей у этого устья расположил свою главную квартиру.
Тут целые океаны снегов, болот,
сухих пучин и стремнин, свои сорокаградусные тропики, вечная зелень сосен, дикари всех родов, звери, начиная от черных и белых медведей до клопов и блох включительно, снежные ураганы, вместо качки — тряска, вместо морской скуки — сухопутная, все климаты и все времена
года, как и в кругосветном плавании…
На камине и по углам везде разложены минералы, раковины, чучелы птиц, зверей или змей, вероятно все «с острова Св. Маврикия». В камине лежало множество
сухих цветов, из породы иммортелей, как мне сказали. Они лежат, не изменяясь по многу
лет: через десять
лет так же сухи, ярки цветом и так же ничем не пахнут, как и несорванные. Мы спросили инбирного пива и констанского вина, произведения знаменитой Констанской горы. Пиво мальчик вылил все на барона Крюднера, а констанское вино так сладко, что из рук вон.
Река Кусун придерживается левой стороны долины. Она идет одним руслом, образуя по сторонам много
сухих рукавов, играющих роль водоотводных каналов, отчего долина Кусуна в дождливое время
года не затопляется водой. По показаниям удэгейцев, за последние 30
лет здесь не было ни одного наводнения.
Лето здесь сырое и прохладное, осень долгая и теплая, зима
сухая, холодная, а весна поздняя.
К вечеру мы дошли до маленькой зверовой фанзы, которую, по словам Чан Лина, выстроил кореец-золотоискатель. Золота он не нашел, но соболей в тот
год поймал много. Тут мы остановились. В сумерки Чан Лин и Дерсу ходили на охоту и убили сайка [Годовалый телок-изюбр, оставивший матку.]. Ночью они по очереди и
сушили мясо.
Старообрядцы говорят, что в
год своего переселения они совершенно не имели
сухого фуража и держали коров и лошадей на подножном корму всю зиму, и, по их наблюдениям, животные нисколько не похудели.
Ему на вид было
лет семьдесят; длинный нанковый сюртук печально болтался на
сухих и костлявых его членах.
Меня эта картина очень заинтересовала. Я подошел ближе и стал наблюдать. На колоднике лежали
сухие грибки, корешки и орехи. Та к как ни грибов, ни кедровых орехов в лесу еще не было, то, очевидно, бурундук вытащил их из своей норки. Но зачем? Тогда я вспомнил рассказы Дерсу о том, что бурундук делает большие запасы продовольствия, которых ему хватает иногда на 2
года. Чтобы продукты не испортились, он время от времени выносит их наружу и
сушит, а к вечеру уносит обратно в свою норку.
Хлебные сухари брались только в
сухое время
года, осенью и зимой.
Но вот и мхи остались сзади. Теперь начались гольцы. Это не значит, что камни, составляющие осыпи на вершинах гор, голые. Они покрыты лишаями, которые тоже питаются влагой из воздуха. Смотря по времени
года, они становятся или
сухими, так что легко растираются пальцами руки в порошок, или делаются мягкими и влажными. Из отмерших лишайников образуется тонкий слой почвы, на нем вырастают мхи, а затем уже травы и кустарники.
Тут нечего ссылаться на толпу; литература, образованные круги, судебные места, учебные заведения, правительства и революционеры поддерживают наперерыв родовое безумие человечества. И как семьдесят
лет тому назад
сухой деист Робеспьер казнил Анахарсиса Клоца, так какие-нибудь Вагнеры отдали бы сегодня Фогта в руки палача.
— Сено нынче за редкость:
сухое, звонкое… Не слишним только много его, а уж уборка такая — из
годов вон!
Летом обязательно ботвинья с осетриной, белорыбицей и
сухим тертым балыком.
Стабровский действительно любил Устеньку по-отцовски и сейчас невольно сравнивал ее с Дидей,
сухой, выдержанной и насмешливой. У Диди не было сердца, как уверяла мисс Дудль, и Стабровский раньше смеялся над этою институтскою фразой, а теперь невольно должен был с ней согласиться. Взять хоть настоящий случай. Устенька прожила у них в доме почти восемь
лет, сроднилась со всеми, и на прощанье у Диди не нашлось ничего ей сказать, кроме насмешки.
Фирс. В прежнее время,
лет сорок — пятьдесят назад, вишню
сушили, мочили, мариновали, варенье варили, и, бывало…
Старче всё тихонько богу плачется,
Просит у Бога людям помощи,
У Преславной Богородицы радости,
А Иван-от Воин стоит около,
Меч его давно в пыль рассыпался,
Кованы доспехи съела ржавчина,
Добрая одежа поистлела вся,
Зиму и
лето гол стоит Иван,
Зной его
сушит — не высушит,
Гнус ему кровь точит — не выточит,
Волки, медведи — не трогают,
Вьюги да морозы — не для него,
Сам-от он не в силе с места двинуться,
Ни руки поднять и ни слова сказать,
Это, вишь, ему в наказанье дано...
Старики Жакомини шли на Сахалин
сухим путем, через Сибирь, а сын морем, и сын прибыл на место тремя
годами раньше.
Весна была
сухая; все обнаженные от лесной тени родники
летом иссякли, и речка пересохла.
Весьма обыкновенное дело, что болота мокрые и топкие превращаются в
сухие оттого, что поникают ключи или высыхают головы родников; но я видал на своем веку и противоположные примеры: болота
сухие, в продолжение нескольких десятков
лет всегда представлявшие какой-то печальный вид, превращались опять в мокрые и топкие.
Гнездо перепелки свивается на голой земле из
сухой травы, предпочтительно в густом ковыле. Гнездо, всегда устланное собственными перышками матки, слишком широко и глубоко для такой небольшой птички; но это необходимо потому, что она кладет до шестнадцати яиц, а многие говорят, что и до двадцати; по моему мнению, количество яиц доказывает, что перепелки выводят детей один раз в
год. Перепелиные яички очень похожи светло-коричневыми крапинками на воробьиные, только с лишком вдвое их больше и зеленоватее.
Земля, насыпанная на дороге, сделав ее гладкою в
сухое время, дождями разжиженная, произвела великую грязь среди
лета и сделала ее непроходимою…
Лицо этого господина, которому было
лет двадцать восемь на вид, смуглое и
сухое, обрамленное черными бакенбардами, с выбритым до лоску подбородком, показалось мне довольно приличным и даже приятным; оно было угрюмо, с угрюмым взглядом, но с каким-то болезненным оттенком гордости, слишком легко раздражающейся.
Года три с небольшим ходила Агафья за Лизой; девица Моро ее сменила; но легкомысленная француженка с своими
сухими ухватками да восклицанием: «Tout çа c’eat des bêtises» — не могла вытеснить из сердца Лизы ее любимую няню: посеянные семена пустили слишком глубокие корни.
По комнате быстрыми шагами ходил высокий
сухой человек
лет тридцати пяти или сорока.
Доктор ожидал, что они своим маленьким кружочком превесело проведут
лето и наберутся силы на повторение пережитой зимней скуки,
суши и дрязг.
А как это сделать — не знаю и об этом тоскую, но только вдруг меня за плечо что-то тронуло: гляжу — это хворостинка с ракиты пала и далеконько так покатилась, покатилася, и вдруг Груша идет, только маленькая, не больше как будто ей всего шесть или семь
лет, и за плечами у нее малые крылышки; а чуть я ее увидал, она уже сейчас от меня как выстрел отлетела, и только пыль да
сухой лист вслед за ней воскурились.
Высокие парадные комнаты выходили окнами на солнечную сторону; воздух был
сухой, чистый, легкий, несмотря на то, что уж много
лет никто тут не жил.
С привычкою к умеренности, создавшеюся
годами бродячей, голодной жизни, она ела очень мало, но и это малое изменило ее до неузнаваемости: длинная шерсть, прежде висевшая рыжими,
сухими космами и на брюхе вечно покрытая засохшею грязью, очистилась, почернела и стала лосниться, как атлас. И когда она от нечего делать выбегала к воротам, становилась у порога и важно осматривала улицу вверх и вниз, никому уже не приходило в голову дразнить ее или бросить камнем.
Это был человек
лет сорока пяти,
сухой, лысый, в полувенце черных, курчаво-цыганских волос, с большими, точно усы, черными бровями. Острая густая бородка очень украшала его тонкое и смуглое, нерусское лицо, но под горбатым носом торчали жесткие усы, лишние при его бровях. Синие глаза его были разны: левый — заметно больше правого.
Незаметно прошёл май, жаркий и
сухой в этом
году; позеленел сад, отцвела сирень, в молодой листве зазвенели пеночки, замелькали красные зоба тонконогих малиновок; воздух, насыщенный вешними запахами, кружил голову и связывал мысли сладкою ленью.
Разорвав свою стенку, выходит вперёд Мишка Ключарев, племянник певчего, стройный и
сухой молодец
лет шестнадцати.
Хорунжий был человек
лет сорока, с седою клинообразною бородкой,
сухой, тонкий и красивый и еще очень свежий для своих сорока
лет. Придя к Оленину, он видимо боялся, чтобы его не приняли за обыкновенного казака, и желал дать ему сразу почувствовать свое значение.
Сделанные таким образом лесы, по окончании каждого уженья и в продолжение зимы сохраняемые в
сухом месте, если не будут изорваны насильственно, могут служить
года три и более, хотя бы весною,
летом и осенью удили на них каждый день.
Аксюша. Ах, милый мой! Да я-то про что ж говорю? Все про то же. Что жить-то так можно, да только не стоит. И как это случилось со мной, не понимаю! Ведь уж мне не шестнадцать
лет! Да и тогда я с рассудком была, а тут вдруг… Нужда да неволя уж очень душу
сушили, ну и захотелось душе-то хоть немножко поиграть, хоть маленький праздничек себе дать. Вот, дурачок ты мой, сколько я из-за тебя горя терплю. (Обнимает его.)
Осень в прошлом
году была ранняя,
сухая; лист отпал до первого снегу…
Двое из них — бритые и похожие друг на друга, как братья, — кажется даже, что они близнецы; один — маленький, кривой и колченогий, напоминает суетливыми движениями
сухого тела старую ощипанную птицу; четвертый — широкоплечий, бородатый и горбоносый человек средних
лет, сильно седой.
Он не знает, что менестрель в поддевке, пропахшей рыбой, как и все мы, палубные пассажиры, проспавшие между кулями
сухой воблы, вдохновленный верблюдом, поет про него, а другой пассажир, в такой же поддевке, только новенькой и подпоясанной кавказским поясом, через пятьдесят
лет будет писать тоже о нем и его певце.
Зачем я двенадцать
лет без отдыха глотал в гимназии и университете
сухую и скучную, ни на что не нужную мне противоречивую ерунду?
На широкой кушетке, подобрав под себя ноги и вертя в руках новую французскую брошюру, расположилась хозяйка; у окна за пяльцами сидели: с одной стороны дочь Дарьи Михайловны, а с другой m-lle Boncourt [м-ль Бонкур (фр.).] — гувернантка, старая и
сухая дева
лет шестидесяти, с накладкой черных волос под разноцветным чепцом и хлопчатой бумагой в ушах; в углу, возле двери, поместился Басистов и читал газету, подле него Петя и Ваня играли в шашки, а прислонясь к печке и заложив руки за спину, стоял господин небольшого роста, взъерошенный и седой, с смуглым лицом и беглыми черными глазками — некто Африкан Семеныч Пигасов.
Я раздарил все мое богатство: голубей отдал я повару Степану и его сыну, кошку подарил Сергевне, жене нашего слепого поверенного Пантелея Григорьича, необыкновенного дельца и знатока в законах; мои удочки и поставушки роздал дворовым мальчикам, а книжки,
сухие цветы, картинки и проч. отдал моей сестрице, с которой в этот
год мы сделались такими друзьями, какими только могут быть девятилетняя сестра с одиннадцатилетним братом.