Неточные совпадения
Америка — я ее очень уважаю; верю, что она призвана к великому будущему, знаю, что она теперь вдвое ближе к Европе, чем была, но американская жизнь мне антипатична. Весьма вероятно, что из угловатых, грубых,
сухих элементов ее сложится иной быт. Америка не приняла оседлости, она недостроена, в ней работники и мастеровые в будничном платье таскают
бревна, таскают каменья, пилят, рубят, приколачивают… зачем же постороннему обживать ее сырое здание?
С утра до вечера мы с ним молча возились в саду; он копал гряды, подвязывал малину, снимал с яблонь лишаи, давил гусеницу, а я всё устраивал и украшал жилище себе. Дед отрубил конец обгоревшего
бревна, воткнул в землю палки, я развесил на них клетки с птицами, сплел из
сухого бурьяна плотный плетень и сделал над скамьей навес от солнца и росы, — у меня стало совсем хорошо.
—
Бревен, братец ты мой, было у меня на пустоши нарублено триста с полсотней, — продолжал Петр, — стал этих я
бревен у батьки просить на обзаведенье, по крайности
сухие — и того старик не дал; руби, значит, сызнова и из сырого леса.
По ночам, когда она спала, ей снились целые горы досок и теса, длинные бесконечные вереницы подвод, везущих лес куда-то далеко за город; снилось ей, как целый полк двенадцатиаршинных, пятивершковых
бревен стоймя шел войной на лесной склад, как
бревна, балки и горбыли стукались, издавая гулкий звук
сухого дерева, все падало и опять вставало, громоздясь друг на друга...
На небе брезжит утренняя заря. Холодно… Ямщики еще не выехали со двора, но уж говорят: «Ну, дорога, не дай господи!» Едем сначала по деревне… Жидкая грязь, в которой тонут колеса, чередуется с
сухими кочками и ухабами; из гатей и мостков, утонувших в жидком навозе, ребрами выступают
бревна, езда по которым у людей выворачивает души, а у экипажей ломает оси…
По мере того как допевалось это заклинательное моленье, концы веревок натягивались, как струны, и с последним звуком слился звук визжащего трения: длинное
бревно челноком заныряло взад и вперед по другому
бревну, а с ним замелькал то туда, то сюда старый
Сухой Мартын.
И
Сухой Мартын соскочил с
бревна и, воззрясь из-под рваной рукавицы в далекую темь, закричал...
Еще секунда, и огонь добыт; сынки-хватки, дымяся потом, еще сильней налегли; дочки-полизушки сунулись к дымящимся
бревнам с пригоршнями
сухих стружек и с оттопыренными губами, готовыми раздуть затлевшуюся искру в полымя, как вдруг натянутые безмерным усердием концы веревок лопнули; с этим вместе обе стены трущих огонь крестьян, оторвавшись, разом упали: расшатанное
бревно взвизгнуло, размахнулось и многих больно зашибло.
Сухой Мартын изшатался и полуодурелый сошел с дерева, а вместо него мотался на
бревне злой Дербак. Он сидел неловко;
бревно его беспрестанно щемило то за икры, то за голени, и с досады он становился еще злее, надрывался, и не зная, что делать, кричал, подражая перепелу: «быть-убить, драть-драть, быть-убить, драть-драть». Высокие ели и сосны, замыкавшие кольцом поляну, гудели и точно заказывали, чтобы звучное эхо не разносило лихих слов.
Мускулистые плотники с золотыми бородами тесали блестящие
бревна. Старик нищий, щурясь от солнца, сидел на
сухой приступочке запертого лабаза, кротко улыбался и говорил с извозчиками.