Неточные совпадения
— «Сократы, Зеноны и Диогены могут
быть уродами, а служителям
культа подобает красота и величие», — знаешь, кто сказал это?
Но это не помешало ему
быть некоторым исключением, даже домашним божком, потому что Агриппина Филипьевна чувствовала непреодолимую слабость к своему первенцу и создала около него что-то вроде
культа.
Еще более приходится признать, что в духовной жизни германского народа, в германской мистике, философии, музыке, поэзии
были великие и мировые ценности, а не один лишь
культ силы, не один призрачный феноменализм и пр.
От внимания его, конечно, не ускользнула крайняя неразвитость девушки, но это
была «святая простота» и тоже принадлежала к числу идеалов, составлявших
культ молодого человека.
У этого нигилиста и утилитариста
был настоящий
культ вечной женственности, обращенный на конкретную женщину, эрос не отвлеченный, а конкретный.
Одно время у меня
была сильная реакция против
культа женственного начала.
На этом ведь
был основан
культ «прекрасной дамы».
Но у меня не
было того, что называют
культом вечной женственности и о чем любили говорить в начале XX века, ссылаясь на
культ Прекрасной Дамы, на Данте, на Гёте.
У него
был романтический
культ дружбы.
У меня всегда
было символическое понимание
культа и плоти религиозной жизни и противление тому, что можно назвать наивным реализмом в религии.
Очень русской
была у них та идея, что складу души русского народа чужд
культ власти и славы, которая достигается государственным могуществом.
Руси не
была профетической, она обращена к прошлому и к
культу святости у русского народа.
Даже в
культе Мадонны, священном в своей основе,
был дурной уклон, уклон к религии женственного божества.
О. Конт
был не только верующий по своей психологической природе, но и настоящий мистик: он верил в человечество, которое сближалось для него с вечной женственностью христианской мистики, и кончил построением позитивной религии человечества с
культом, напоминающим католичество.
Во имя мистической покорности воздвигали люди средневековья готические храмы, устремленные ввысь, шли в крестовый поход освобождать Гроб Господень,
пели песни и писали философские трактаты, создавали чудесный, полный красоты
культ, любили прекрасную даму.
Гюисманс не
был еще католиком, когда уже зачитывался христианскими мистиками, любил храмы и
культ, он давно уже любил католическую культуру.
Католическая мистика и католический
культ — чувственны, чувственны прежде всего, в них
есть сладость и истома, что-то влекущее и обезволивающее.
Вся культура развивается из
культа, это исторически и научно установлено;
культ же
есть объективирование религиозной мистики, и в нем нет никакой рационализации.
Великая всенародная культура
есть прежде всего великий всенародный
культ, всенародный храм, в котором и из которого все творится.
Эпоха, проникнутая сознанием греховности любви,
была эротична до глубины своих основ, создала
культ Мадонны и влюбленности в Христа, сблизила
культ прекрасной дамы с вечной женственностью мировой души.
Консерваторы лучше других должны
были понимать, что
есть вещи, которые следует молчаливо оставлять предметом боязливого
культа, даже и в таком случае, если б интрига (притом же существующая только в воображении) и действительно направляла против них свое жало.
Разумеется, первою моею мыслью по приезде к К.
была мысль о женщине, cet etre indicible et mysterieux, [существе таинственном и неизъяснимом (франц.)] к которому мужчина фаталистически осужден стремиться. Ты знаешь, что две вещи: l'honneur et le culte de la beaute [честь и
культ красоты (франц.)] — всегда
были краеугольными камнями моего воспитания. Поэтому ты без труда поймешь, как должно
было заботить меня это дело. Но и в этом отношении все, по-видимому, благоприятствует мне.
Нельзя же, в самом деле, бессрочно удовлетворяться
культом какого-то «знамени», которое и само по себе
есть не что иное, как призрак, и продолжительное обращение с которым может служить только в смысле подготовки к другим призракам.
Есть множество средств сделать человеческое существование постылым, но едва ли не самое верное из всех — это заставить человека посвятить себя
культу самосохранения. Решившись на такой подвиг, надлежит победить в себе всякое буйство духа и признать свою жизнь низведенною на степень бесцельного мелькания на все то время, покуда
будет длиться искус животолюбия.
В-третьих, наконец,
культ самосохранения заключает в себе нечто, свидетельствующее не только о чрезмерном, но,
быть может, и о незаслуженном животолюбии.
— Все это не наше дело, и я совершенно не понимаю, что вы разумеете под оригинальным выражением «верует в обезьяну». По моему мнению, не следовало бы обогащать историю религий вновь изобретаемыми
культами. Относительно же нанесенного вам оскорбления вам следовало бы привлечь его к суду. А самое лучшее
было бы для вас — оставить нашу гимназию. Это
был бы наилучший исход и для вас лично, и для гимназии.
Это
был целый
культ предкам в лице одного батюшки.
Мы-то и имеем в себе настоящий
культ к жизни, то
есть обожание жизни, а не они!
И кость отпала. В руках у Демьяна Лукича осталось то, что
было девичьей ногой. Лохмы мяса, кости! Все это отбросили в сторону, и на столе оказалась девушка, как будто укороченная на треть, с оттянутой в сторону
культей. «Еще, еще немножко… не умирай, — вдохновенно думал я, — потерпи до палаты, дай мне выскочить благополучно из этого ужасного случая моей жизни».
Вот этот-то
культ, в основании которого лежит сердечная боль, и
есть истинно русский
культ.
Я без умолку болтал о любви к отечеству — и в годину опасности жертвовал на алтарь отечества чужие тела; я требовал, чтоб отечественный
культ был объявлен обязательным, но лично навстречу врагу не шел, а нанимал за себя пропойца.
Основатель и покровитель этой секты Ла Ревельер Лепо
был якобинец!» — «Нет, нет, цветы, юные девы,
культ природы…
Этот всеобщий
культ кулака очень ярко разделил всю гимназическую среду на угнетателей и угнетаемых, что особенно
было заметно в младшем возрасте, где традиции нерушимо передавали из поколения в поколение. Но как между угнетателями, так и между угнетаемыми замечались более тонкие и сложные категории.
„Жизнь — болезнь духа! — говорит Новалис [Новалис (наст. имя Фридрих фон Харденберг, 1772–1801) — немецкий поэт, один из создателей школы"иенского романтизма", автор"Гимнов к ночи"с их
культом смерти.]. — Да
будет сновидение жизнью!“ Другой писатель, Тик [Тик Людвиг (1773–1853) — немецкий писатель-романтик.], вторит ему: „Сновидения являются,
быть может, нашей высшей философией“. Эти мысли тоже неоднократно повторены русской литературой последних годов.
У одних (преимущественно у современных представителей «религиозно-исторической» школы в протестантизме) это сближение делается чересчур внешне и тенденциозно, а другими столь же тенденциозно затушевывается; религиозно осмысленное сравнительное изучение
культов есть одна из задач, настоятельно вытекающих из правильного понимания природы религиозного процесса в язычестве.» [«Знаете, что когда вы
были язычниками — έθνη, то ходили к безгласным идолам так, как бы вели вас — ως αν ήγεσθε άπαγόμενοι» (1 Кор.
Таково
было отношение к этому еще в Ветхом Завете: борьба с
культами женских божеств («астарт» [Астарта — в финикийской религии богиня земного плодородия, любви, а также Луны.
«Кровь
есть душа» (Втор. 16:23)]),
культ жертв повсюду имел очень кровавый характер, мистика крови переживалась многообразно и интенсивно (вспомним хотя бы «тауробол», сакральное убиение быка в целях орошения его кровью, как это
было в обычае во многих мистериальных
культах).
Факт
культа, как и искусства, наглядно свидетельствует о той истине, что не о хлебе едином живет человек, что он не
есть economic man, меряющий мир меркантильным аршином, но способен к бескорыстию и вдохновению.
Целые исторические эпохи, особенно богатые творчеством, отмечены тем, что все основные элементы «культуры»
были более или менее тесно связаны с
культом, имели сакральный характер: искусство, философия, наука, право, хозяйство.
Вообще религиозный
культ есть, так сказать, нормальная, хотя и не единственная, область теургии, церковные же таинства ее центральные очаги.
Чтобы понять значение
культа, нужно принять во внимание его символический реализм, его мифотворческую энергию: для верующих
культ не
есть совокупность своевольно избранных символов, но совершенно реальное богодейство, переживаемый миф или мифологизирование действительности.
Связь культуры с
культом есть вообще грандиозного значения факт в истории человечества, требующий к себе надлежащего внимания и понимания.
Пока искусство оставалось храмовым и само рассматривало себя лишь как средство для
культа, его душа
была вполне успокоена этим сознанием.
Между прочим, нельзя не поражаться близостью основного и наиболее интимного мотива федоровской религии; религиозной любви к умершим отцам, к существу египетской религии, которая вся вырастает из почитания мертвых: весь ее
культ и ритуал
есть разросшийся похоронный обряд [Египетская религия основана на вере в загробное существование и воскресение для новой жизни за гробом, причем
культ богов и умерших Озириса и Озирисов (ибо всякий умерший рассматривался как ипостась Озириса) сливается в один ритуал.
Невольно возникает вопрос:
быть может, именно здесь, в природе отношений, существовавших между
культом и искусством, и разрешалась религиозная проблема искусства, и искусство,
будучи храмовым, тем самым
было и теургическим?
Отсюда универсальное значение богослужения,
культа во всякой религии, ибо его живая, реальная символика
есть не только средство для упражнения благочестия, но и сердце религии, и око ее, — активное мифотворчество.
Можно сказать, живо и жизненно в религии только то, что
есть в
культе, а отмирает или нежизнеспособным является то, чего нет в
культе.
Если допускать, что язычеству
была присуща известная объективность богопознания, то надо это признать всерьез и до конца, т. е. прежде всего в применении именно к религиозному
культу, к богослужению, жертвам и таинствам.
Когда Бог станет «всяческая во всех», не
будет религии в нашем смысле, станет не нужно уже воссоединять (religare) разъединенного, не
будет и особого
культа, ибо вся жизнь явится богодейственным богослужением.
Поэтому богослужение,
культ есть живая догматика, мифы и догматы в действии, в жизни.