Неточные совпадения
Посмотрев
в лицо Самгина тяжелым стесняющим взглядом мутноватых глаз неопределимого цвета, он взмахнул головой, опрокинул коньяк
в рот и,
сунув за щеку кусок сахара, болезненно наморщил толстый нос. Бесцеремонность Пальцева, его небрежная речь, безучастный взгляд мутных глаз — все это очень возбуждало любопытство Самгина; слушая скучный голос, он определял...
Он, мать и Варавка сгрудились
в дверях, как бы не решаясь войти
в комнату; Макаров подошел, выдернул папиросу из мундштука Лютова,
сунул ее
в угол своего
рта и весело заговорил...
Запрокинув голову, он вылил вино
в рот, облил подбородок, грудь,
сунул стакан на столик и, развязывая галстук, продолжал...
— Папиросу выклянчил? — спросил он и, ловко вытащив папиросу из-за уха парня,
сунул ее под свои рыжие усы
в угол
рта; поддернул штаны, сшитые из мешка, уперся ладонями
в бедра и, стоя фертом, стал рассматривать Самгина, неестественно выкатив белесые, насмешливые глаза. Лицо у него было грубое, солдатское, ворот рубахи надорван, и, распахнувшись, она обнажала его грудь, такую же полосатую от пыли и пота, как лицо его.
— Дураков выкармливают маком. Деревенской бабе некогда возиться с ребенком, кормить его грудью и вообще. Нажует маку, сделает из него соску,
сунет ребенку
в рот, он пососет и — заснул. Да. Мак — снотворное, из него делают опий, морфий. Наркотик.
Ел Никодим Иванович много, некрасиво и, должно быть, зная это, старался есть незаметно, глотал пищу быстро, не разжевывая ее. А желудок у него был плохой, писатель страдал икотой; наглотавшись, он сконфуженно мигал и прикрывал
рот ладонью, затем,
сунув нос
в рукав, покашливая, отходил к окну, становился спиною ко всем и тайно потирал живот.
— Пымали, товарищ Калитин! Как бился-а! Здоровенный! Ему даже варежку
в рот сунули…
Прищурив левый глаз, он выпил и
сунул в рот маленький кусочек хлеба с маслом; это не помешало ему говорить.
— Ну — и что же отсюда следует? — спросил Кутузов, спрыгнув с койки и расправляя плечи.
Сунув в рот клок бороды, он помял его губами, потом сказал...
Играя ножницами, он прищемил палец, ножницы отшвырнул, а палец
сунул в рот, пососал, потом осмотрел его и спрятал
в карман жилета, как спрятал бы карандаш. И снова вздохнул...
Черными пальцами он взял из портсигара две папиросы, одну
сунул в рот, другую — за ухо, но рядом с ним встал тенористый запевала и оттолкнул его движением плеча.
Вот он кончил наслаждаться телятиной, аккуратно, как парижанин, собрал с тарелки остатки соуса куском хлеба, отправил
в рот, проглотил, запил вином, благодарно пошлепал ладонями по щекам своим. Все это почти не мешало ему извергать звонкие словечки, и можно было думать, что пища, попадая
в его желудок, тотчас же переваривается
в слова. Откинув плечи на спинку стула,
сунув руки
в карманы брюк, он говорил...
Один пальцем полез
в масло, другой, откусив кусочек хлеба,
совал остаток кому-нибудь из нас
в рот.
Священник, разговаривая с смотрителем,
совал крест и свою руку
в рот, а иногда
в нос подходившим к нему арестантам, арестанты же старались поцеловать и крест и руку священника.
Предварительно опросив детей об их именах, священник, осторожно зачерпывая ложечкой из чашки,
совал глубоко
в рот каждому из детей поочередно по кусочку хлеба
в вине, а дьячок тут же, отирая
рты детям, веселым голосом пел песню о том, что дети едят тело Бога и пьют Его кровь.
И грязная баба, нередко со следами ужасной болезни, брала несчастного ребенка,
совала ему
в рот соску из грязной тряпки с нажеванным хлебом и тащила его на холодную улицу.
Дед приподнял ладонью бородку,
сунул ее
в рот и закрыл глаза. Щеки у него дрожали. Я понял, что он внутренно смеется.
А тут еще Яков стал шутки эти перенимать: Максим-то склеит из картона будто голову — нос, глаза,
рот сделает, пакли налепит заместо волос, а потом идут с Яковом по улице и рожи эти страшные
в окна
суют — люди, конечно, боятся, кричат.
И снова
совал в рот Коли жвачку. Смотреть на это кормление мне было стыдно до боли, внизу горла меня душило и тошнило.
Ее голые широкие зубы бесшумно перекусывали всё, что она
совала в рот, смешно изогнув руку, оттопырив мизинец, около ушей у нее катались костяные шарики, уши двигались, и зеленые волосы бородавки тоже шевелились, ползая по желтой, сморщенной и противно чистой коже.
Вася едва вывернулся из Таисьиных рук и, как бомба, вылетел
в открытую дверь. Нюрочка со страху прижалась
в угол и не смела шевельнуться. Таисья обласкала Оленку, отвязала и, погладив ее по головке,
сунула ей прямо
в рот кусок пирожного. Оленка принялась жевать его, глотая слезы.
—
В Москве, сударь!
в яме за долги года с два высидел, а теперь у нотариуса
в писцах,
в самых, знаете, маленьких… десять рублей
в месяц жалованья получает. Да и какое уж его писанье! и перо-то он не
в чернильницу, а больше
в рот себе
сует. Из-за того только и держат, что предводителем был, так купцы на него смотреть ходят. Ну, иной смотрит-смотрит, а между прочим — и актец совершит.
Аннинька зажимала
рот m-lle Эмме рукой и продолжала свое, как ее ни уговаривала рассудительная подруга, не любившая
в жизни никакой
суеты, даже
в любви.
В шкафу у меня лежал лопнувший после отливки тяжелый поршневой шток (мне нужно было посмотреть структуру излома под микроскопом). Я свернул
в трубку свои записи (пусть она прочтет всего меня — до последней буквы),
сунул внутрь обломок штока и пошел вниз. Лестница — бесконечная, ступени — какие-то противно скользкие, жидкие, все время — вытирать
рот платком…
Изредка он
сунет в рот палец — это одно до известной степени свидетельствует о душевном движении.
У его логовища стоял сторож — его друг, который торговал булками, и публика их покупала и собственноручно
совала в хобот. Помню курьез.
В числе публики, кормившей булками Мамлика, был мальчик лет восьми, который, сняв свою соломенную шляпенку, начал
совать ее слону
в хобот. Мамлик взял шляпу, и она
в один миг исчезла у него во
рту. Публика захохотала, мальчик
в слезы.
Беседу эту прервал и направил
в совершенно другую сторону мальчуган
в зыбке, который вдруг заревел. Первая подбежала к нему главная его нянька — старшая сестренка и,
сунув ребенку
в рот соску, стала ему, грозя пальчиком, приговаривать: «Нишкни, Миша, нишкни!»… И Миша затих.
Чурка встал с земли и молча, не торопясь, пошел прочь, держась близко к забору. Кострома,
сунув пальцы
в рот, пронзительно свистнул вслед ему, а Людмила тревожно заговорила...
Замолчал, все шире открывая
рот, и вдруг вскрикнул, хрипло, точно ворон; завозился на койке, сбивая одеяло, шаря вокруг себя голыми руками; девушка тоже закричала,
сунув голову
в измятую подушку.
— Вот только зубы-то, — больно смешно!
Сунула в рот щёточку костяную и елозит и елозит по зубам-то, — как щёку не прободёт?
Прошла его досада; радостные слезы выступили на глазах; схватил он новорожденного младенца своими опытными руками, начал его осматривать у свечки, вертеть и щупать, отчего ребенок громко закричал;
сунул он ему палец
в рот, и когда новорожденный крепко сжал его и засосал, немец радостно вскрикнул: «А, варвар! какой славный и здоровенный».
Но, кроме сознания, что мир время от времени пускает бродить детей, даже не позаботившись одернуть им рубашку, подол которой они
суют в рот, красуясь торжественно и пугливо, — не было у меня к этой девушке ничего пристального или знойного, что могло бы быть выражено вопреки воле и памяти.
Половой
сунул в рот две копейки, схватил чайник и тотчас же принес два куска сахару, прибор и чайник с кипятком. Мой сосед молча пил до поту, ел баранки и, наконец, еще раз поблагодарив меня, спросил...
Вместо ответа Нефед перевалился на бок и молодцевато
сунул чубук
в рот.
Он вынул изо
рта рыбий хвостик, ласково поглядел на него и опять
сунул в рот. Пока он жевал и хрустел зубами, Егорушке казалось, что он видит перед собой не человека. Пухлый подбородок Васи, его тусклые глаза, необыкновенно острое зрение, рыбий хвостик во
рту и ласковость, с какою он жевал пескаря, делали его похожим на животное.
В его тяжелой голове путались мысли, во
рту было сухо и противно от металлического вкуса. Он оглядел свою шляпу, поправил на ней павлинье перо и вспомнил, как ходил с мамашей покупать эту шляпу.
Сунул он руку
в карман и достал оттуда комок бурой, липкой замазки. Как эта замазка попала ему
в карман? Он подумал, понюхал: пахнет медом. Ага, это еврейский пряник! Как он, бедный, размок!
Юхванка, сидевший
в красном углу на лавке, увидев барина, бросился к печи, как будто хотел спрятаться от него, поспешно
сунул на полати какую-то вещь и, подергивая
ртом и глазами, прижался около стены, как будто давая дорогу барину.
Старику стало тяжело среди этих людей, они слишком внимательно смотрели за кусками хлеба, которые он
совал кривою, темной лапой
в свой беззубый
рот; вскоре он понял, что лишний среди них; потемнела у него душа, сердце сжалось печалью, еще глубже легли морщины на коже, высушенной солнцем, и заныли кости незнакомою болью; целые дни, с утра до вечера, он сидел на камнях у двери хижины, старыми глазами глядя на светлое море, где растаяла его жизнь, на это синее,
в блеске солнца, море, прекрасное, как сон.
Заметив, что на него смотрят, седой вынул сигару изо
рта и вежливо поклонился русским, — старшая дама вздернула голову вверх и, приставив к носу лорнет, вызывающе оглядела его, усач почему-то сконфузился, быстро отвернувшись, выхватил из кармана часы и снова стал раскачивать их
в воздухе. На поклон ответил только толстяк, прижав подбородок ко груди, — это смутило итальянца, он нервно
сунул сигару
в угол
рта и вполголоса спросил пожилого лакея...
Ел он много и чем дальше — всё больше, мычание его становилось непрерывным; мать, не опуская рук, работала, но часто заработок ее был ничтожен, а иногда его и вовсе не было. Она не жаловалась и неохотно — всегда молча — принимала помощь соседей, но когда ее не было дома, соседи, раздражаемые мычанием, забегали во двор и
совали в ненасытный
рот корки хлеба, овощи, фрукты — всё, что можно было есть.
Илья уколол себе палец костью плавника и,
сунув его
в рот, стал сосать.
— Судьба! — уверенно повторил старик возглас своего собеседника и усмехнулся. — Она над жизнью — как рыбак над рекой: кинет
в суету нашу крючок с приманкой, а человек сейчас — хвать за приманку жадным-то
ртом… тут она ка-ак рванет свое удилище — ну, и бьется человек оземь, и сердце у него, глядишь, надорвано… Так-то, сударь мой!
— А носик у него какой тоже славный! — произнесла Елена и тут уж сама не утерпела, подняла ребенка и начала его целовать
в щечки,
в глазки; тому это не понравилось: он сморщил носик и натянул губки, чтобы сейчас же рявкнуть, но Елена поспешила снова опустить его на колени, и малютка, корчась своими раскрытыми ручонками и ножонками, принялся свои собственные кулачки
совать себе
в рот. Счастью князя и Елены пределов не было.
Ида знала, чем это кончится, но подавала матери ломтик, и Софья Карловна скоро, скоро выколупывала дрожащими пальцами мякиш,
совала его себе
в рот и, махая руками, шептала: «убери! убери поскорей, убери, а то сестра придет!»
Купец ковырнул ногтем еще мыла и
сунул его
в рот бедной женщине.
Придя
в себя, дьячок
сует в рот пальцы и на месте больного зуба находит два торчащих выступа.
К величайшему удивлению и радости нашей, птичка-мать, выбравшись из клетки, ловила на оконных стеклах мух и, возвращаясь
в клетку,
совала их
в раскрытые желтоватые
рты птенцов.
— Идемте, Максимыч, на берег,
в трактир, — сказал Ромась и, вынув трубку изо
рта, резким движеньем
сунул ее
в карман штанов.
И
сунул пальцы руки
в рот себе, качаясь, почти падая. Присев, я взял его на спину себе и понес, а он, упираясь подбородком
в череп мой, ворчал...
Иван Платоныч ласково потрепал меня по погону; потом полез
в карман, достал табачницу и начал свертывать толстейшую папиросу. Вложив ее
в огромный мундштук с янтарем и надписью чернью по серебру: «Кавказ», а мундштук
в рот, он молча
сунул табачницу мне. Мы закурили все трое, и капитан начал снова...