Неточные совпадения
Дождь
стучал звучно по деревянной крыше и журчащими ручьями
стекал в подставленную бочку.
Подошед к окну,
постучал он пальцами
в стекло и закричал: «Эй, Прошка!» Чрез минуту было слышно, что кто-то вбежал впопыхах
в сени, долго возился там и
стучал сапогами, наконец дверь отворилась и вошел Прошка, мальчик лет тринадцати,
в таких больших сапогах, что, ступая, едва не вынул из них ноги.
Стекла окна кропил дождь, капли его
стучали по
стеклам, как дитя пальцами. Ветер гудел
в трубе. Самгин хотел есть. Слушать бас Дьякона было скучно, а он говорил, глядя под стол...
Постучав пальцем
в стекло шкафа, он заговорил небрежней, как бы шутя...
Варвара сидела на борту, заинтересованно разглядывая казака, рулевой добродушно улыбался, вертя колесом; он уже поставил баркас носом на мель и заботился, чтоб течение не сорвало его;
в машине ругались два голоса,
стучали молотки, шипел и фыркал пар. На взморье, гладко отшлифованном солнцем и тишиною, точно нарисованные, стояли баржи, сновали, как жуки, мелкие суда, мухами по
стеклу ползали лодки.
В саду шумел ветер, листья шаркали по
стеклам, о ставни дробно
стучали ветки, и был слышен еще какой-то непонятный, вздыхающий звук, как будто маленькая собака подвывала сквозь сон. Этот звук, вливаясь
в шепот Лидии, придавал ее словам тон горестный.
Татьяна Марковна увидела его из окна и
постучала ему
в стекло.
Отец был человек глубоко религиозный, но совершенно не суеверный, и его трезвые, иногда юмористические объяснения страшных рассказов
в значительной степени рассеивали наши кошмары и страхи. Но на этот раз во время рассказа о сыне и жуке каждое слово Скальского, проникнутое глубоким убеждением, падало
в мое сознание. И мне казалось, что кто-то бьется и
стучит за
стеклом нашего окна…
Я просыпался весь
в поту, с бьющимся сердцем.
В комнате слышалось дыхание, но привычные звуки как будто заслонялись чем-то вдвинувшимся с того света, чужим и странным.
В соседней спальне
стучит маятник, потрескивает нагоревшая свеча. Старая нянька вскрикивает и бормочет во сне. Она тоже чужая и страшная… Ветер шевелит ставню, точно кто-то живой дергает ее снаружи. Позвякивает
стекло… Кто-то дышит и невидимо ходит и глядит невидящими глазами… Кто-то, слепо страдающий и грозящий жутким слепым страданием.
— Эй ты, ежовая голова, выходи! — заявлял староста,
постукивая палкой
в оконную раму без
стекол. — Добром тебе говорят…
Она говорила с усмешкой
в глазах и порой точно вдруг перекусывала свою речь, как нитку. Мужики молчали. Ветер гладил
стекла окон, шуршал соломой по крыше, тихонько гудел
в трубе. Выла собака. И неохотно, изредка
в окно
стучали капли дождя. Огонь
в лампе дрогнул, потускнел, но через секунду снова разгорелся ровно и ярко.
Было холодно,
в стекла стучал дождь, казалось, что
в ночи, вокруг дома ходят, подстерегая, серые фигуры с широкими красными лицами без глаз, с длинными руками. Ходят и чуть слышно звякают шпорами.
Он не знал также, как все это окончилось. Он застал себя стоящим
в углу, куда его оттеснили, оторвав от Николаева. Бек-Агамалов поил его водой, но зубы у Ромашова судорожно
стучали о края стакана, и он боялся, как бы не откусить кусок
стекла. Китель на нем был разорван под мышками и на спине, а один погон, оторванный, болтался на тесемочке. Голоса у Ромашова не было, и он кричал беззвучно, одними губами...
В ноябре, когда наступили темные, безлунные ночи, сердце ее до того переполнилось гнетущей тоской, что она не могла уже сдержать себя. Она вышла однажды на улицу и пошла по направлению к мельничной плотинке. Речка бурлила и пенилась; шел сильный дождь; сквозь осыпанные мукой
стекла окон брезжил тусклый свет; колесо
стучало, но помольцы скрылись. Было пустынно, мрачно, безрассветно. Она дошла до середины мостков, переброшенных через плотину, и бросилась головой вперед на понырный мост.
Тут я расхохотался до того, что, боясь свалиться с ног, повис на ручке двери, дверь отворилась, я угодил головой
в стекло и вышиб его. Приказчик топал на меня ногами, хозяин
стучал по голове моей тяжелым золотым перстнем, Саша пытался трепать мои уши, а вечером, когда мы шли домой, строго внушал мне...
Тяжелы были мне эти зимние вечера на глазах хозяев,
в маленькой, тесной комнате. Мертвая ночь за окном; изредка потрескивает мороз, люди сидят у стола и молчат, как мороженые рыбы. А то — вьюга шаркает по
стеклам и по стене, гудит
в трубах,
стучит вьюшками;
в детской плачут младенцы, — хочется сесть
в темный угол и, съежившись, выть волком.
Для избежания всего этого фабричными ребятами придуман был следующий порядок: постороннее лицо, нуждавшееся
в ком-нибудь из них, должно было прежде всего обойти весь нижний ряд окон, высмотреть какое-нибудь знакомое лицо, ближайшее к окну, и затем слегка
постучать пальцем
в стекло.
В комнате я один, на столе пустая посуда, а из окна дует холодом и сыплет снег. Окно было разбито,
стекла валялись на полу. Дворник
стучал по раме, забивая окно доской. Оказалось, что свинья, случайно выпущенная из хлева извозчиком, выдавила боком мое окно.
Лампа
в руке старика дрожала, абажур
стучал о
стекло, наполняя комнату тихим, плачущим звоном.
Темно и холодно. За
стёклами окна колеблются мутные отблески света; исчезают, снова являются. Слышен тихий шорох, ветер мечет дождь, тяжёлые капли
стучат в окно.
Во время этого сна, по
стеклам что-то слегка стукнуло раз-другой, еще и еще. Долинский проснулся, отвел рукою разметавшиеся волосы и взглянул
в окно. Высокая женщина,
в легком белом платье и коричневой соломенной шляпе, стояла перед окном, подняв кверху руку с зонтиком, ручкой которого она только
стучала в верхнее
стекло окна. Это не была золотистая головка Доры — это было хорошенькое, оживленное личико с черными, умными глазками и французским носиком. Одним словом, это была Вера Сергеевна.
Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается. Вон уже
в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу. Подлетел к самому окну старый Воробей,
стучит носом о
стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все
в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.
— А ну-ка осторожно, — шепнул Щукин, и, стараясь не
стучать каблуками, агенты придвинулись к самым
стеклам и заглянули
в оранжерею.
Вечернее солнце порою играло на тесовой крыше и
в стеклах золотыми переливами, раскрашенные резные ставни, колеблемые ветром,
стучали и скрып<ели>, качаясь на ржавых петлях.
Целыми днями и ночами лил дождь, и капли неумолчно
стучали по крыше, и хлестала под окном вода,
стекая по желобу
в кадку. На дворе была слякоть, туман, черная мгла,
в которой тусклыми, расплывчатыми пятнами светились окна фельдшерского домика и керосиновый фонарь у ворот.
Мои ночи кончились утром. День был нехороший. Шел дождь и уныло
стучал в мои
стекла;
в комнатке было темно, на дворе пасмурно. Голова у меня болела и кружилась; лихорадка прокрадывалась по моим членам.
Вот Жорж явился, пошатываясь, держа
в руках лампу, абажур ее дробно
стучал о
стекло.
Погода эти дни была дурная, и большую часть времени мы проводили
в комнатах. Самые лучшие задушевные беседы происходили
в углу между фортепьяно и окошком. На черном окне близко отражался огонь свеч, по глянцевитому
стеклу изредка ударяли и текли капли. По крыше
стучало,
в луже шлепала вода под желобом, из окна тянуло сыростью. И как-то еще светлее, теплее и радостнее казалось
в нашем углу.
Дождь
стучит в узкие
стекла окон, ветер свищет на дворе и улице, и по временам все стихает
в избе, прислушиваясь к дребезжащему, протяжному вою.
Дождик глухо барабанит по крыше,
стучит в оконные
стекла,
стучит по меркуловской фуражке.
— Без четверти шесть, — отвечала акушерка. «А что, если я
в самом деле умираю? — подумала Ольга Михайловна, глядя на голову мужа и на оконные
стекла, по которым
стучал дождь. — Как он без меня будет жить? С кем он будет чай пить, обедать, разговаривать по вечерам, спать?»
Срывая и крутя перед собой гребешки волн, рассыпающихся водяной пылью, шквал с грозным гулом напал на корвет, окутав его со всех сторон мглой. Страшный тропический ливень
стучит на палубе и на
стекле люков. Яростно шумит он
в рангоуте и во вздувшихся снастях, кладет корвет набок, так что подветренный борт почти чертит воду и мчит его с захватывающей дух быстротой несколько секунд. Кругом одна белеющая, кипящая пена.
К избе Максима Журкина, шурша и шелестя по высохшей, пыльной траве, подкатила коляска, запряженная парой хорошеньких вятских лошадок.
В коляске сидели барыня Елена Егоровна Стрелкова и ее управляющий Феликс Адамович Ржевецкий. Управляющий ловко выскочил из коляски, подошел к избе и указательным пальцем
постучал по
стеклу.
В избе замелькал огонек.
За окном
в ночных потемках шумела буря, какою обыкновенно природа разражается перед грозой. Злобно выл ветер и болезненно стонали гнувшиеся деревья. Одно
стекло в окне было заклеено бумагой, и слышно было, как срывавшиеся листья
стучали по этой бумаге.
Город кипит, как котел, трещат кровли, лопаются
стекла, огонь бьет с клубами дыма, кричит народ,
стучат в набат, а у меня пуще
в сердце гудит один голос, один звук: спасай свою дочь!
Немного растерявшись, я сделал рукой что-то вроде приветственного знака, но он не ответил и остался совершенно неподвижен; я
постучал пальцами по
стеклу — та же неподвижность темной фигуры и темного, погруженного
в тень лица.
А
в наглухо закрытые ставни упорно
стучал осенний дождь, и тяжко и глубоко вздыхала ненастная ночь. Отрезанные стенами и ночью от людей и жизни, они точно крутились
в вихре дикого и безысходного сна, и вместе с ними крутились, не умирая, дикие жалобы и проклятия. Само безумие стояло у дверей; его дыханием был жгучий воздух, его глазами — багровый огонь лампы, задыхавшийся
в глубине черного, закопченного
стекла.