Неточные совпадения
И, позабыв столицы дальной
И блеск и шумные пиры,
В глуши Молдавии печальной
Она смиренные шатры
Племен бродящих посещала,
И между ими одичала,
И позабыла речь богов
Для скудных,
странных языков,
Для
песен степи, ей любезной…
Вдруг изменилось всё кругом,
И вот она в саду моем
Явилась барышней уездной,
С печальной думою в очах,
С французской книжкою в руках.
Все пьяны, все поют
песни, а подле кабачного крыльца стоит телега, но
странная телега.
— Стыдно слушать! Три поколения молодежи пело эту глупую, бездарную
песню. И — почему эта
странная молодежь, принимая деятельное участие в политическом движении демократии, не создала ни одной боевой
песни, кроме «Нагаечки» —
песни битых?
Владимирские пастухи-рожечники, с аскетическими лицами святых и глазами хищных птиц, превосходно играли на рожках русские
песни, а на другой эстраде, против военно-морского павильона, чернобородый красавец Главач дирижировал струнным инструментам своего оркестра
странную пьесу, которая называлась в программе «Музыкой небесных сфер». Эту пьесу Главач играл раза по три в день, публика очень любила ее, а люди пытливого ума бегали в павильон слушать, как тихая музыка звучит в стальном жерле длинной пушки.
Эта
песня, неизбежная, как вечерняя молитва солдат, заканчивала тюремный день, и тогда Самгину казалось, что весь день был неестественно веселым, что в переполненной тюрьме с утра кипело
странное возбуждение, — как будто уголовные жили, нетерпеливо ожидая какого-то праздника, и заранее учились веселиться.
В его ушах еще стояла давешняя
песня, а тут этот
странный тон разговора…
— А ваши еще
страннее и еще вреднее. Дуйте, дуйте ей, сударыня, в уши-то, что она несчастная, ну и в самом деле увидите несчастную. Москва ведь от грошовой свечи сгорела. Вы вот сегодня все выболтали уж, так и беретесь снова за старую
песню.
Скрипят клесты, звенят синицы, смеется кукушка, свистит иволга, немолчно звучит ревнивая
песня зяблика, задумчиво поет
странная птица — щур.
Однажды, тёмным вечером, Кожемякин вышел на двор и в сырой тишине услыхал
странный звук, подобный рыданиям женщины, когда она уже устала от рыданий. В то же время звук этот напоминал заунывные
песни Шакира, — которые он всегда напевал за работой, а по праздникам сидя на лавке у ворот.
«Полесье… глушь… лоно природы… простые нравы… первобытные натуры, — думал я, сидя в вагоне, — совсем незнакомый мне народ, со
странными обычаями, своеобразным языком… и уж, наверно, какое множество поэтических легенд, преданий и
песен!» А я в то время (рассказывать, так все рассказывать) уже успел тиснуть в одной маленькой газетке рассказ с двумя убийствами и одним самоубийством и знал теоретически, что для писателей полезно наблюдать нравы.
Всё было тихо. Вдруг со стороны чеченцев раздались
странные звуки заунывной
песни, похожей на ай-да-ла-лай дяди Ерошки. Чеченцы знали, что им не уйти, и, чтоб избавиться от искушения бежать, они связались ремнями, колено с коленом, приготовили ружья и запели предсмертную
песню.
Я подумал… Нет, я ничего не подумал. Но это было
странное появление, и, рассматривая неизвестных, я на один миг отлетел в любимую страну битв, героев, кладов, где проходят, как тени, гигантские паруса и слышен крик —
песня — шепот: «Тайна — очарование! Тайна — очарование!» «Неужели началось?» — спрашивал я себя; мои колени дрожали.
В памяти мелькали
странные фигуры бешено пьяных людей, слова
песен, обрывки командующей речи брата, блестели чьи-то мимоходом замеченные глаза, но в голове всё-таки было пусто и сумрачно; казалось, что её пронзил тоненький, дрожащий луч и это в нём, как пылинки, пляшут, вертятся люди, мешая думать о чём-то очень важном.
Однажды, когда я сидел в выработке кума, до меня донеслись
странные звуки: в первую минуту я подумал, что кто-то причитает по покойнику, но потом уже расслышал, что это была
песня.
Сашка быстро уловил по слуху скачущую негритянскую мелодию, тут же подобрал к ней аккомпанемент на пианино, и вот, к большому восторгу и потехе завсегдатаев Гамбринуса, пивная огласилась
странными, капризными, гортанными звуками африканской
песни.
Было в нем что-то густо-темное, отшельничье: говорил он вообще мало, не ругался по-матерному, но и не молился, ложась спать или вставая, а только, садясь за стол обедать или ужинать, молча осенял крестом широкую грудь. В свободные минуты он незаметно удалялся куда-нибудь в угол, где потемнее, и там или чинил свою одежду или, сняв рубаху, бил — на ощупь — паразитов в ней. И всегда тихонько мурлыкал низким басом, почти октавой, какие-то
странные, неслыханные мною
песни...
Весь этот день прошел у нас в
странном тумане: мы всё говорили о Стеньке, вспоминая его жизнь,
песни, сложенные о нем, его пытки. Раза два Коновалов запевал звучным баритоном
песни и обрывал их.
Вообще же, по отзыву одного из любителей-славянистов (Бродзинского), «в славянских народных
песнях выражаются люди не властолюбивые, жестокие, страстные ко всему необыкновенному, привязанные к мечтам собственного воображения, но люди, далекие от желаний причудливых и
странных, от страстей буйных и насильственных», и пр.
Он очнулся ночью. Все было тихо; из соседней большой комнаты слышалось дыхание спящих больных. Где-то далеко монотонным,
странным голосом разговаривал сам с собою больной, посаженный на ночь в темную комнату, да сверху, из женского отделения, хриплый контральто пел какую-то дикую
песню. Больной прислушивался к этим звукам. Он чувствовал страшную слабость и разбитость во всех членах; шея его сильно болела.
Для отогнания русалок есть заповедные слова и
странные колдовские
песни, состоящие из непонятных слов...
Казак затянул
песню. Пел он
странными звуками, отрывая ноты в середине и доканчивая их свистом. Казалось, он развивает звуки с клубка, как нитки, и, когда ему встречается узел, обрывает их.
И какими
странными путями шла эта мысль: подумает он о своем давнем путешествии по Италии, полном солнца, молодости и
песен, вспомнит какого-нибудь итальянского нищего — и сразу станет перед ним толпа рабочих, выстрелы, запах пороха, кровь.
Такой не знаю, но спою вам гимн
Я в честь чумы, — я написал его
Прошедшей ночью, как расстались мы.
Мне
странная нашла охота к рифмам
Впервые в жизни! Слушайте ж меня:
Охриплый голос мой приличен
песне.
Полисмен Уйрида начал довольно обстоятельный рассказ на не совсем правильном английском языке об обстоятельствах дела: о том, как русский матрос был пьян и пел «более чем громко»
песни, — «а это было, господин судья, в воскресенье, когда христианину надлежит проводить время более прилично», — как он, по званию полисмена, просил русского матроса петь не так громко, но русский матрос не хотел понимать ни слов, ни жестов, и когда он взял его за руку, надеясь, что русский матрос после этого подчинится распоряжению полиции, «этот человек, — указал полисмен пальцем на «человека», хлопавшего напротив глазами и дивившегося всей этой
странной обстановке, — этот человек без всякого с моей стороны вызова, что подтвердят и свидетели, хватил меня два раза по лицу…
Слыхали, что они взаперти поют
песни, слыхали неистовый топот ногами, какие-то
странные клики и необычные всхлипыванья.
Заря догорала. Легкие тучки освещались сверху
странным полусветом надвигающейся белой ночи. На улице, окутанной бледным сумраком, были жизнь и движение, с конца ее лилась хороводная
песня. Громкие голоса, скрашенные расстоянием, звучали задумчиво и нежно...
Когда я спросил его, не сам ли он сочиняет
песни, которые поет, он удивился такому
странному вопросу и отвечал, что куда ему, это всё старинные тирольские
песни.