Неточные совпадения
Владимирские пастухи-рожечники, с аскетическими лицами святых и глазами хищных птиц, превосходно играли на рожках русские песни, а на другой эстраде, против военно-морского павильона, чернобородый красавец Главач дирижировал струнным инструментам своего оркестра
странную пьесу, которая называлась в программе «
Музыкой небесных сфер». Эту пьесу Главач играл раза по три в день, публика очень любила ее, а люди пытливого ума бегали в павильон слушать, как тихая
музыка звучит в стальном жерле длинной пушки.
Танцовщица визжала, солдат гоготал, три десятка полуголых женщин, обнявшись, качались в такт
музыки, непрерывный плеск ладоней, бой барабана, пение меди и струн, разноцветный луч прожектора неотступно освещал танцоров, и все вместе создавало
странное впечатление, — как будто кружился, подпрыгивал весь зал, опрокидываясь, проваливаясь куда-то.
Я не скажу, чтоб
музыка была совсем нескладна, — нет, в ней есть мелодия, но скудная и
странная.
Однажды, проходя по двору, Максим услышал в гостиной, где обыкновенно происходили уроки
музыки, какие-то
странные музыкальные упражнения.
Я открыл тяжелую, скрипучую, непрозрачную дверь — и мы в мрачном, беспорядочном помещении (это называлось у них «квартира»). Тот самый,
странный, «королевский» музыкальный инструмент — и дикая, неорганизованная, сумасшедшая, как тогдашняя
музыка, пестрота красок и форм. Белая плоскость вверху; темно-синие стены; красные, зеленые, оранжевые переплеты древних книг; желтая бронза — канделябры, статуя Будды; исковерканные эпилепсией, не укладывающиеся ни в какие уравнения линии мебели.
Он часто, ускользнув таким образом, увязывался на другой конец Москвы за военной
музыкой или за похоронами, он отважно воровал у матери сахар, варенье и папиросы для старших товарищей, но нитка! — нитка оказывала на него
странное, гипнотизирующее действие.
Какая-то
странная, бесконечная процессия открывается передо мною, и дикая, нестройная
музыка поражает мои уши. Я вглядываюсь пристальнее в лица, участвующие в процессии… ба! да, кажется, я имел удовольствие где-то видеть их, где-то жить с ними! кажется, всё это примадонны и солисты крутогорские!
Венсан был влюблен в младшую дочку, в Марию Самуиловну,
странное семнадцатилетнее существо, капризное, своевольное, затейливое и обольстительное. Она свободно владела пятью языками и каждую неделю меняла свои уменьшительные имена: Маня, Машенька, Мура, Муся, Маруся, Мэри и Мари. Она была гибка и быстра в движениях, как ящерица, часто страдала головной болью. Понимала многое в литературе,
музыке, театре, живописи и зодчестве и во время заграничных путешествий перезнакомилась со множеством настоящих мэтров.
Ее сентиментальный характер отчасти выразился и в именах, которые она дала дочерям своим, — и —
странная случайность! — инстинкт матери как бы заранее подсказал ей главные свойства каждой девушки: старшую звали Людмилою, и действительно она была мечтательное существо; вторая — Сусанна — отличалась необыкновенною стыдливостью; а младшая — Муза — обнаруживала большую наклонность и способность к
музыке.
Невидимая рука чертила
странные письмена, понять значение которых было нельзя, как в
музыке, когда она говорит.
Она не любила бывать в ресторанах, потому что ресторанный воздух казался ей отравленным табаком и дыханием мужчин. Ко всем незнакомым мужчинам она относилась с
странным предубеждением, считала их всех развратниками, способными броситься на нее каждую минуту. Кроме того, ее раздражала до головной боли трактирная
музыка.
Эти люди являются на остров ежегодно и целый месяц живут здесь, каждый день славословя Христа и богоматерь своей
странной красивой
музыкой.
Но охота ему не изменяла, а
музыку он вдруг оставил по одному
странному случаю: у бабушки часто гащивал, а в последнее время и совсем проживал, один преоригинальный бедный, рыжий и тощий дворянин Дормидонт Рогожин, имя которого было переделано бабушкою в Дон-Кихот Рогожин.
Днем эта
странная и печальная
музыка терялась в шуме города, большой и людной улицы, проходившей возле крепости.
За городом, против ворот бойни, стояла какая-то
странная телега, накрытая чёрным сукном, запряжённая парой пёстрых лошадей, гроб поставили на телегу и начали служить панихиду, а из улицы, точно из трубы, доносился торжественный рёв меди,
музыка играла «Боже даря храни», звонили колокола трёх церквей и притекал пыльный, дымный рык...
Но вдруг все заволновалось, замешалось, засуетилось;
музыка умолкла… случилось
странное происшествие.
Коврин стал читать дальше, но ничего не понял и бросил. Приятное возбуждение, то самое, с каким он давеча танцевал мазурку и слушал
музыку, теперь томило его и вызывало в нем множество мыслей. Он поднялся и стал ходить по комнате, думая о черном монахе. Ему пришло в голову, что если этого
странного, сверхъестественного монаха видел только он один, то, значит, он болен и дошел уже до галлюцинаций. Это соображение испугало его, но ненадолго.
Вдруг откуда-то вырвалась толпа
странных, точно сцепившихся между собой звуков духовой
музыки и понеслась над городом в бешено громком вальсе. Одна нота была такая тяжёлая, обрывистая — уф, уф! Она совсем не вязалась с остальными и, тяжело вздыхая, лезла выше всех остальных… Казалось, что-то большое и тяжёлое грузными прыжками пробует вырваться на волю и не может.
Все уговаривали, и Райко, пугливо и злобно озираясь, откладывал бубен. Потом лицо его становилось свирепым и кровожадным, и он делал несколько
странных, порывистых и колючих движений — как будто не плясать он собирался, а душить, царапать и убивать. Без
музыки, серьезный, немного страшный, он так похож был на маленького дикаря, что все разражались хохотом, а Райко опять обиженно ругался и уходил.
Тогда я поняла, что меня звал Юлико, лежавший в соседней комнате. И
странное дело, мои страданья как-то разом стихли. Я почувствовала, что там, за стеною, были более сильные страдания, более тяжелые муки, нежели мои. Юлико терпеливо лежал, как и всегда с тех пор, как упал, подкошенный недугом. До него, вероятно, долетали звуки пира и
музыки и веселый говор гостей. Но о нем позабыли. Я сама теперь только вспомнила, что еще накануне обещала принести ему фруктов и конфект от обеда. Обещала и… позабыла…
Музыка снова играет, и в ее плавные танцующие звуки вмешиваются отрывки
странного, пугающего разговора...
Я, глядя только себе под ноги, шел по набережной к Швейцергофу, как вдруг меня поразили звуки
странной, но чрезвычайно приятной и милой
музыки.
Зато как скучен я бывал,
Когда сырой туман осенний
Поля и дальние деревни,
Как дым свинцовый, одевал,
Когда деревья обнажались
И лился дождь по целым дням,
Когда в наш дом по вечерам
Соседи шумные сбирались,
Бранили вечный свой досуг,
Однообразный и ленивый,
А самовар, как верный друг,
Их споры слушал молчаливо
И пар струистый выпускал
Иль вдруг на их рассказ бессвязный
Какой-то
музыкою странной.
Заиграла
музыка. Граф открыл бал полонезом с дочерью хозяйки, затем с другой молодою. По какому-то
странному ослеплению учитель не замечал дурного впечатления, произведенного им на своего посаженого отца, танцевал, веселился, перебегая с одного конца комнаты на другой и вполне высказывая беззаботность своего характера.
Один такой случай я хорошо помню. Не знаю, почему вдруг смолкла
музыка наверху и наступила тишина, необычайная для этого времени; не знаю, не обратил внимания, вероятно, что делали гости, собравшись у стены, залитой светом елки. Помню только самого Нордена. Вероятно, он был пьян, потому что и борода его, и волосы были в беспорядке, и выражение лица у него было дикое и
странное. Он стоял посередине комнаты и, потрясая кулаками, яростно вопил...
Вместе с этим, под звук этой шепчущей
музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самою серединой воздвигалось какое-то
странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок.