Неточные совпадения
Другое отношение — это отношение трагическое, людей, утверждающих, что противоречие стремления и любви к миру людей и необходимости
войны ужасно, но что такова судьба человека. Люди эти большею частью чуткие, даровитые люди, видят и понимают весь ужас и всю неразумность и жестокость
войны, но по какому-то
странному повороту мысли не видят и не ищут никакого выхода из этого положения, а, как бы расчесывая свою рану, любуются отчаянностью положения человечества.
Еще более
странными, даже безумными казались требования государственные: чтобы граждане подчинялись поставленной власти, платили подати, шли на
войну для защиты отечества и т. д.
Для нас может показаться
странным только одно: где Строгановы, частные люди, могли набрать столько народа не только для
войны с сибирской стороной, но и для ее колонизации, разом на сотни верст?
— Как бы вам сказать, сударь?
Странное дело! Кажется, и Кесарь дрался с теми же французами, да теперешние-то вовсе на прежних не походят, и, признаюсь, я весьма начинаю подозревать, что образ
войны совершенно переменился.
При первом взгляде на его вздернутый кверху нос, черные густые усы и живые, исполненные ума и веселости глаза Рославлев узнал в нем, несмотря на
странный полуказачий и полукрестьянской наряд, старинного своего знакомца, который в мирное время — певец любви, вина и славы — обворожал друзей своей любезностию и добродушием; а в военное, как ангел-истребитель, являлся с своими крылатыми полками, как молния, губил и исчезал среди врагов, изумленных его отвагою; но и посреди беспрерывных тревог
войны, подобно древнему скальду, он не оставлял своей златострунной цевницы...
Петр был крайне раздосадован таким
странным рассуждением и тотчас написал следующее оригинальное письмо к Виниусу, шурину Украинцева: «Зело досадил мне свояк твой, что Кузьму (Нефимонова) держит без ведомости о
войне нашей.
Чума с быстротой переносилась из одного дома в другой, и в описываемое нами время мор был в самом разгаре. Жители столицы впали в совершенное уныние и заперлись в своих домах, сам главнокомандующий граф Салтыков, знакомый наш по Семилетней
войне, бежал из Москвы в свою деревню. На опустелых, как бы покинутых жителями улицах там и сям валялись не убранные еще «мортусами» — как назывались эти
странные люди в смоляных одеждах — трупы.
Кампания ознаменовалась грабежами и завершилась бедственным обратным походом в ужасную осеннюю распутицу. Во время последнего армия потерпела больше, чем понесла бы вреда от поражения. Отступление после победы произошло, несомненно, из соображений невоенных. Главною причиною этого
странного события был наследник престола, благоволивший к прусскому королю, с которым государыня вела
войну.
По
странной случайности, это назначение — самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, получил Дохтуров; тот самый, скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого, во время всех
войн русских с французами, с Аустерлица и до 13-го года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими
странными путями его, в немилости находящегося старика, выбрать, против воли царя, в представители народной
войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
С одной стороны, все как будто и впрямь проклинают
войну с ее жестокостями и кровью, а с другой — причмокивают губами от какого-то
странного удовольствия.
Когда ему предлагали служить, или когда обсуждали какие-нибудь общие, государственные дела и
войну, предполагая, что от такого или такого-то исхода события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткою соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими
странными замечаниями.