Неточные совпадения
В минуты унынья, о Родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю,
Еще суждено тебе много
страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.
Страдало обоняние,
Сбивали после с вотчины
Баб отмывать полы!
Правдин. Мне поручено взять под опеку дом и деревни при первом бешенстве, от которого могли бы
пострадать подвластные ей люди.
В другой губернии столь же рослый градоначальник
страдал необыкновенной величины солитером.
Пускай рассказ летописца
страдает недостатком ярких и осязательных фактов, — это не должно мешать нам признать, что Микаладзе был первый в ряду глуповских градоначальников, который установил драгоценнейший из всех административных прецедентов — прецедент кроткого и бесскверного славословия.
Начались драки, бесчинства и увечья; ходили друг против дружки и в одиночку и стена на стену, и всего больше
страдал от этой ненависти город, который очутился как раз посередке между враждующими лагерями.
Затем, имеется ли на этой линии что-нибудь живое и может ли это"живое"ощущать, мыслить, радоваться,
страдать, способно ли оно, наконец, из"благонадежного"обратиться в"неблагонадежное" — все это не составляло для него даже вопроса…
Не скажешь, что тут горит, что плачет, что
страдает; тут все горит, все плачет, все
страдает…
Сначала бичевал я себя с некоторою уклончивостью, но, постепенно разгораясь, позвал под конец денщика и сказал ему: «Хлещи!» И что же? даже сие оказалось недостаточным, так что я вынужденным нашелся расковырять себе на невидном месте рану, но и от того не
страдал, а находился в восхищении.
Таким образом, все трое
пострадали по причине непоказанного роста.
Кити любовалась ею еще более, чем прежде, и всё больше и больше
страдала. Кити чувствовала себя раздавленною, и лицо ее выражало это. Когда Вронский увидал ее, столкнувшись с ней в мазурке, он не вдруг узнал ее — так она изменилась.
Я сделала дурно и потому не хочу счастия, не хочу развода и буду
страдать позором и разлукой с сыном».
Но, как ни искренно хотела Анна
страдать, она не
страдала.
— Так нельзя жить! Это мученье! Я
страдаю, ты
страдаешь. За что? — сказала она, когда они добрались наконец до уединенной лавочки на углу липовой аллеи.
— Но она всё
страдает, — сказал Алексей Александрович, прислушиваясь к крику ребенка в соседней комнате.
— Он не стоит того, чтобы ты
страдала из-за него, — продолжала Дарья Александровна, прямо приступая к делу.
Я обращаюсь к вам, а не к Алексею Александровичу только потому, что не хочу заставить
страдать этого великодушного человека воспоминанием о себе.
Что он испытывал к этому маленькому существу, было совсем не то, что он ожидал. Ничего веселого и радостного не было в этом чувстве; напротив, это был новый мучительный страх. Это было сознание новой области уязвимости. И это сознание было так мучительно первое время, страх за то, чтобы не
пострадало это беспомощное существо, был так силен, что из-за него и не заметно было странное чувство бессмысленной радости и даже гордости, которое он испытал, когда ребенок чихнул.
«Я неизбежно сделала несчастие этого человека, — думала она, — но я не хочу пользоваться этим несчастием; я тоже
страдаю и буду
страдать: я лишаюсь того, чем я более всего дорожила, — я лишаюсь честного имени и сына.
— Только эти два существа я люблю, и одно исключает другое. Я не могу их соединить, а это мне одно нужно. А если этого нет, то всё равно. Всё, всё равно. И как-нибудь кончится, и потому я не могу, не люблю говорить про это. Так ты не упрекай меня, не суди меня ни в чем. Ты не можешь со своею чистотой понять всего того, чем я
страдаю.
— A мне и оскорбительно и мучительно! И я ни в чем не виноват, и мне не зачем
страдать!
— Он сказал, что
страдает за тебя и зa себя. Может быть, ты скажешь, что это эгоизм, но такой законный и благородный эгоизм! Ему хочется, во-первых, узаконить свою дочь и быть твоим мужем, иметь право на тебя.
Она
страдала, жаловалась и торжествовала этими страданиями, и радовалась ими, и любила их.
— Главное же, чего он хочет… хочет, чтобы ты не
страдала.
Облонский и Вронский оба видели обезображенный труп. Облонский, видимо,
страдал. Он морщился и, казалось, готов был плакать.
Не было положения, в котором бы он не
страдал, не было минуты, в которую бы он забылся, не было места, члена его тела, которые бы не болели, не мучали его.
Она
страдала и как будто жаловалась ему на свои страданья.
Больной
страдал всё больше и больше, в особенности от пролежней, которые нельзя уже было залечить, и всё больше и больше сердился на окружающих, упрекая их во всем и в особенности за то, что ему не привозили доктора из Москвы.
— Если вы спрашиваете моего совета, — сказала она, помолившись и открывая лицо, — то я не советую вам делать этого. Разве я не вижу, как вы
страдаете, как это раскрыло ваши раны? Но, положим, вы, как всегда, забываете о себе. Но к чему же это может повести? К новым страданиям с вашей стороны, к мучениям для ребенка? Если в ней осталось что-нибудь человеческое, она сама не должна желать этого. Нет, я не колеблясь не советую, и, если вы разрешаете мне, я напишу к ней.
― Я решительно не понимаю его, ― сказал Вронский. ― Если бы после твоего объяснения на даче он разорвал с тобой, если б он вызвал меня на дуэль… но этого я не понимаю: как он может переносить такое положение? Он
страдает, это видно.
— Ну уж аппетит! — сказал Степан Аркадьич смеясь, указывая на Васеньку Весловского. — Я не
страдаю недостатком аппетита, но это удивительно…
«И стыд и позор Алексея Александровича, и Сережи, и мой ужасный стыд — всё спасается смертью. Умереть — и он будет раскаиваться, будет жалеть, будет любить, будет
страдать за меня». С остановившеюся улыбкой сострадания к себе она сидела на кресле, снимая и надевая кольца с левой руки, живо с разных сторон представляя себе его чувства после ее смерти.
Он не признавал этого чувства, но в глубине души ему хотелось, чтоб она
пострадала за нарушение его спокойствия и чести.
Губернский предводитель, в руках которого по закону находилось столько важных общественных дел, — и опеки (те самые, от которых
страдал теперь Левин), и дворянские огромные суммы, и гимназии женская, мужская и военная, и народное образование по новому положению, и наконец земство, — губернский предводитель Снетков был человек старого дворянского склада, проживший огромное состояние, добрый человек, честный в своем роде, но совершенно не понимавший потребностей нового времени.
Без сомнения, он никогда не будет в состоянии возвратить ей своего уважения; но не было и не могло быть никаких причин ему расстроивать свою жизнь и
страдать вследствие того, что она была дурная и неверная жена.
— А знаете, что я вам скажу, — сказала Дарья Александровна, — мне ее ужасно, ужасно жалко. Вы
страдаете только от гордости…
— Отчего ж и не бежать? Я не вижу возможности продолжать это. И не для себя, — я вижу, что вы
страдаете.
Он хотел сделать вопрос, который разъяснил бы ему это сомнение, но не смел этого сделать: он видел, что она
страдает, и ему было жаль ее.
—
Страдаю ужасно, невыносимо!
Она решительно не хочет, чтоб я познакомился с ее мужем — тем хромым старичком, которого я видел мельком на бульваре: она вышла за него для сына. Он богат и
страдает ревматизмами. Я не позволил себе над ним ни одной насмешки: она его уважает, как отца, — и будет обманывать, как мужа… Странная вещь сердце человеческое вообще, и женское в особенности!
Но это спокойствие часто признак великой, хотя скрытой силы; полнота и глубина чувств и мыслей не допускает бешеных порывов: душа,
страдая и наслаждаясь, дает во всем себе строгий отчет и убеждается в том, что так должно; она знает, что без гроз постоянный зной солнца ее иссушит; она проникается своей собственной жизнью, — лелеет и наказывает себя, как любимого ребенка.
Хотя, точно, есть одно такое обстоятельство, которое бы послужило в его пользу, да он сам не согласится, потому <что> через это
пострадал бы другой.
Само собой разумеется, что в числе их
пострадает и множество невинных.
Под видом избрания места для жительства и под другими предлогами предпринял он заглянуть в те и другие углы нашего государства, и преимущественно в те, которые более других
пострадали от несчастных случаев, неурожаев, смертностей и прочего и прочего, — словом, где бы можно удобнее и дешевле накупить потребного народа.
Оказалось, что Чичиков давно уже был влюблен, и виделись они в саду при лунном свете, что губернатор даже бы отдал за него дочку, потому что Чичиков богат, как жид, если бы причиною не была жена его, которую он бросил (откуда они узнали, что Чичиков женат, — это никому не было ведомо), и что жена, которая
страдает от безнадежной любви, написала письмо к губернатору самое трогательное, и что Чичиков, видя, что отец и мать никогда не согласятся, решился на похищение.
От меня разве
пострадал кто-нибудь?
И шагом едет в чистом поле,
В мечтанья погрузясь, она;
Душа в ней долго поневоле
Судьбою Ленского полна;
И мыслит: «Что-то с Ольгой стало?
В ней сердце долго ли
страдало,
Иль скоро слез прошла пора?
И где теперь ее сестра?
И где ж беглец людей и света,
Красавиц модных модный враг,
Где этот пасмурный чудак,
Убийца юного поэта?»
Со временем отчет я вам
Подробно обо всем отдам...
Она его не замечает,
Как он ни бейся, хоть умри.
Свободно дома принимает,
В гостях с ним молвит слова три,
Порой одним поклоном встретит,
Порою вовсе не заметит;
Кокетства в ней ни капли нет —
Его не терпит высший свет.
Бледнеть Онегин начинает:
Ей иль не видно, иль не жаль;
Онегин сохнет, и едва ль
Уж не чахоткою
страдает.
Все шлют Онегина к врачам,
Те хором шлют его к водам.
Увы, на разные забавы
Я много жизни погубил!
Но если б не
страдали нравы,
Я балы б до сих пор любил.
Люблю я бешеную младость,
И тесноту, и блеск, и радость,
И дам обдуманный наряд;
Люблю их ножки; только вряд
Найдете вы в России целой
Три пары стройных женских ног.
Ах! долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне.
Придет ли час моей свободы?
Пора, пора! — взываю к ней;
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря
Когда ж начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии,
И средь полуденных зыбей,
Под небом Африки моей,
Вздыхать о сумрачной России,
Где я
страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил.